346 Тема 14. Развитие личности

ятельно, и успехи первых его работ никогда не позволяют судить о действи­тельной эффективности аналитической терапии.

Многие попытки лечения не удались в первое время использования анализа, потому что он применялся в случаях, которые вообще не подхо­дят для этого метода и которые сегодня мы исключаем благодаря на­шим взглядам на его назначение. Но это назначение могло быть уста­новлено только на основании опыта. В свое время не знали заранее, что паранойя и Dementia praecox в ярко выраженных формах неподвластны анализу, и пытались применять этот метод при всех заболеваниях. Одна­ко большинство неудач первых лет произошло не по вине врача или вследствие неподходящего объекта, а из-за неблагоприятных внешних условий. Нашей темой были только внутренние сопротивления пациен­та, которые неизбежны и преодолимы. Внешние сопротивления, оказы­ваемые анализу условиями жизни больного, его окружением, имеют не­значительный теоретический интерес, но огромное практическое значе­ние. Психоаналитическое лечение можно сравнить с хирургическим вмешательством, и оно тоже требует самых благоприятных условий для удачного проведения. Вы знаете, какие меры обычно предпринимает при этом хирург: соответствующее помещение, хорошее освещение, ассистен­ты, отстранение родственников и т.д. А теперь спросите себя, сколько из этих операций закончилось бы благополучно, если бы они делались в присутствии всех членов семьи, сующих свой нос в операционное поле и громко вскрикивающих при каждом разрезе ножа. При психоанали­тическом лечении вмешательство родственников — прямая опасность и именно такая, к которой не знаешь, как отнестись. Мы готовы к внутрен­ним сопротивлениям пациента, которые считаем необходимыми, но как защититься от этих внешних сопротивлений? С родственниками пациен­та нельзя справиться при помощи каких-либо разъяснений, их невоз­можно убедить держаться в стороне от всего дела, и никогда нельзя быть с ними заодно, потому что рискуешь потерять доверие больного, который справедливо требует, чтобы лицо, пользующееся его доверием, было на его стороне. Кто вообще знает, какие разногласия часто раздирают семью, тот и в качестве аналитика не будет удивлен, узнав, что близкие больного проявляют подчас меньше интереса к его выздоровлению, чем к тому, чтобы он остался таким, каков он есть. Там, где невроз связан с конф­ликтами между членами семьи, как это часто бывает, здоровый долго не раздумывает над выбором между своим интересом и выздоровлением больного. Нечего удивляться, что мужу не нравится лечение, при кото­ром, как он имеет основание предполагать, вскрывается ряд его прегре­шений; мы не только не удивляемся этому, но и не можем упрекать себя, если наши усилия остаются бесплодными или преждевременно прекра­щаются, потому что к сопротивлению больной женщины прибавляется сопротивление мужа. Мы стремимся к чему-то такому, что в существую­щих условиях было невыполнимо.

Фрейд 3. [Основы психоаналитической терапии] 347

Вместо многих случаев я расскажу лишь один, когда я из врачеб­ных соображений был осужден на роль пострадавшего. Много лет тому назад я приступил к аналитическому лечению молодой девушки, которая из-за страха уже долгое время не могла выходить на улицу и оставать­ся одна дома. Больная постепенно призналась, что ее фантазией завладе­ли случайные свидетельства существования нежных отношений между ее матерью и состоятельным другом дома. Но она была такой неловкой или такой хитрой, что намекнула матери на то, что обсуждалось на ана­литических сеансах, причем, изменив свое поведение по отношению к матери, она настаивала на том, чтобы только мать избавляла бы ее от страха оставаться одной и, когда та хотела уйти из дома, полная страха, преграждала ей дорогу к двери. Мать сама раньше была очень нервной, но несколько лет тому назад вылечилась в гидропатической лечебнице. Заметим к этому, что в той лечебнице она познакомилась с мужчиной, с которым могла вступить в сношения, удовлетворившие ее во всех отно­шениях. Пораженная бурными требованиями девушки, мать вдруг поня­ла, что означал страх ее дочери. Она позволила себе заболеть, чтобы сде­лать мать пленницей и лишить ее свободы передвижения, необходимой для встречи с возлюбленным. Быстро приняв решение, мать покончила с вредным лечением. Девушка была доставлена в лечебницу для нервно­больных и в течение многих лет ее демонстрировали как «несчастную жертву психоанализа». Так же долго из-за отрицательного результата лечения этого случая обо мне ходила дурная молва. Я хранил молчание, потому что считал себя связанным долгом врачебной тайны. Много вре­мени спустя я узнал от своего коллеги, который посетил ту лечебницу и видел там девушку, страдавшую агорафобией, что отношения между ее матерью и состоятельным другом дома известны всему городу и пользу­ются одобрением мужа и отца. Итак, в жертву этой «тайне» было прине­сено лечение.

В довоенные годы, когда наплыв больных из многих стран сделал меня независимым от милостей или немилостей родного города, я следо­вал правилу не браться за лечение больного, который не был бы sui juris¹, независимым от других в своих существенных жизненных отношениях. Не всякий психоаналитик может себе это позволить. Может быть, из моих предостережений против родственников вы сделаете вывод, что в интересах психоанализа больных следует изолировать от их семей, т.е. ограничить эту терапию обитателями лечебниц для нервнобольных. Однако я не могу с вами в этом согласиться; гораздо лучше, если боль­ные — поскольку они не находятся в состоянии тяжелого истощения — остаются во время лечения в тех условиях, в которых им предстоит пре­одолевать поставленные перед ними задачи. Только родные своим по­ведением не должны лишать их этого преимущества и вообще не про-

Самостоятельным (лат.). (Примечание переводчика источника.)