§ 344. Видоизмененные формы деятельности, обнаруживаемые людьми

вследствие присутствия других людей, образуют тот сравнительно неопре-

деленный контроль, из которого развились другие более определенные

формы контроля и в котором они постоянно находятся; это утверждение

кажется странным главным образом потому, что при изучении менее раз-

витых обществ мы привносим наши развитые концепции закона и религии.

Под влиянием этих концепций мы не замечаем, что то, что мы считаем су-

щественной частью духовных и светских правил, было первоначально вто-

ростепенной их частью, а что существенная часть состояла в обрядовых

правилах. Первенство (во времени) обрядового регулирования доказыва-

ется тем, что его начало можно отыскать среди существ, стоящих ниже

человека; оно имеется у дикарей, лишенных всякого другого вида прави-

тельства; оно часто достигает высокого развития там, где другие виды уп-

равления малоразвиты; оно постоянно вновь самопроизвольно возникает

среди индивидов в обществах; наконец, оно охватывает наиболее опреде-

ленные ограничения, налагаемые государством и церковью. Политические

и религиозные регулирования первоначально были немногим более, чем

системами обряда, имеющими своим предметом известных лиц, живых или

умерших; кодекс законов, присоединенный к одним, и нравственный ко-

декс, присоединенный к другим, возникли позднее.

§ 345. Применяя тот принцип, что сделавшиеся несходными продукты

эволюции обнаруживают свое сходство благодаря тому, что каждый из них

удерживает известные черты, принадлежащие общему корню, из которого все

они развились, мы можем заключить, что если различные виды контроля —

гражданский, религиозный и общественный имеют общие черты, то эти

черты, будучи древнее дифференцированных видов контроля, должны были

принадлежать первобытному контролю, из которого развились новые виды

контроля. Следовательно, обряды должны обладать самой глубокой древ-

ностью, ибо все дифференцированные виды контроля обладают ими

§ 346. Обыкновенно полагают, что те формы поведения, которые об-

разуют обряд, приняты сознательно для выражения почтения или уваже-

ния. Однако, на самом деле, они возникли не вследствие предписания или

соглашения (что предполагало бы уже установившуюся организацию, не-

обходимую для того, чтобы создать правило и принудить повиноваться ему),

но путем видоизменения действий, совершавшихся для достижения личных

целей; они возникают из индивидуального поведения ранее образования

общественных порядков, контролирующих это поведение. Их. по-видимому,

символический характер есть следствие их переживания при изменившихся

обстоятельствах. Лизание руки есть обыкновенный способ выражения при-

вязанности со стороны собаки; а если мы вспомним, как остро должно

быть у нее чувство обоняния, при помощи которого собака находит след

своего хозяина, то мы едва ли усомнимся, что ее вкусовое чувство испытыва-

ет при лизании некоторые ощущения, ассоциированые с теми удовольстви-

ями удовлетворенной привязанности, которые возникают вследствие при-

сутствия ее хозяина. Так как поцелуй есть явление, общее для многих

несходных и далеко друг от друга живущих народов, то мы можем заключить,

313

что он возник совершенно таким же образом, как и аналогичные действия

низших существ. Каков косвенный результат этого? Из поцелуя как естест-

венного знака привязанности возникает и тот поцелуй, который, обнаруживая

внешние признаки привязанности, доставляет удовольствие тем, кого це-

луют, и благодаря этому располагает их в пользу целующего. Отсюда —

целование ног, рук и одежды как часть церемониала. Один пример хорошо

уяснит то, каким образом обряды возникают гораздо в большей степени

путем естественной последовательности, чем путем умышленной символи-

зации. Каким произвольным ни покажется употребление зеленых веток в

знак мира, если мы станем рассматривать этот обычай только в его поздней-

ших формах, однако, если мы проследим его происхождение, то увидим,

что в нем нет ничего произвольного. Рассказы путешественников знакомят

нас с тем фактом, что снятие оружия приближающимися чужеземцами со-

вершается для выражения миролюбивых намерений. Очевидно, что этим

действием они отрицают существование у них враждебных намерений. Но

как указать на отсутствие оружия в тех случаях, когда расстояние так велико,

что оружие, если бы оно даже и имелось, не было бы заметно? Весьма

просто: нужно нести в руках какой-нибудь другой заметный предмет; а для

этой цели ветка, покрытая листьями, является наиболее подходящей и наи-

более общедоступной вещью. Таким образом, зеленая ветка первоначально

служила знаком того, что приближающийся иностранец не враг. Впослед-

ствии употребление ее соединилось с другими знаками дружелюбия. Оно

сохранилось и тогда, когда умилостивление перешло в выражение подчине-

ния. И таким образом оно вошло в состав разных действий, выражающих

почтение и поклонение.