2.1. Примирение

Уже приходилось отмечать, что для русской языковой карти­ны мира чрезвычайно характерна установка на «примирение с действительностью» [Шмелев 1997в]". Но характерно и то, что ключевое слово, служащее для обозначение этой установки, при­мирение, так же как и глагол примириться, входит в словообразо­вательное гнездо с вершиною мир. С точки зрения установки на «примирение с действительностью», достижение внутреннего ми­ра (умиротворенного состояния духа) возможно лишь при условии примирения с внешним, окружающим миром, т. е. отказа от вражды с другими людьми и принятия всего, что вокруг происходит. При этом носитель такой установки сам для себя находит аргументы, почему «примирение с действительностью» возможно, разумно и необходимо:

¹⁰ Термин Д. Н. Шмелева [Шмелев 1971].

Иногда эта установка даже характеризуется как «беспомощность и покор­ность судьбе, превосходящая все границы, — вызывающая изумление и презрение всего мира» (Солженицын, Россия в обвале).

118

Часть П. Пространство и время

Остальные обязанности лечащего врача требовали только ме­тодичности: вовремя назначать анализы, проверять их и делать записи в тридесяти историях болезни. Никакой врач не любит исписывать разграфлённые бланки, но Вера Корнильевна при­мирялась с ними за то, что эти три месяца у неё были свои больные — не бледное сплетение светов и теней на экране, а свои живые постоянные люди, которые верили ей, ждали её голоса и взгляда (Солженицын, Раковый корпус).

Ср. также высказывания Солженицына о Пушкине (из эссе «Ко­леблет твой треножник»), показывающие, что «примирение с дей­ствительностью» в самом деле может рассматриваться в русской языковой картине мира как идеал:

• Вера его высится в необходимом, и объясняющем, единстве с об­щим примирённым мирочувствием;

• относился к смерти примиренно, спокойно, с возвышением мыс­ли;

• гармоничная цельность, в которой уравновешены все стороны бы­тия: через изведанные им, живо ощущаемые толщи мирового тра­гизма — всплытие в слой покоя, примирённости и света;

• Горе и горечь осветляются высшим пониманием, печаль смягчена примирением.

Наличие в системе представлений о мире установки на «прими­рение с действительностью» привело к интересному переосмысле­нию слов смириться и смирение в русле «народной этимологии». Эти слова, соотносимые с одной из важнейших христианских до­бродетелей, предполагающей отсутствие гордости и умерение ка­ких бы то ни было претензий, этимологически восходят к корню мер. Однако под влиянием созвучия со словами примириться и примирение и общей установки на «примирение с действительно­стью» они стали ассоциироваться с принятием окружающего мира таким, каков он есть, и эти новые обертоны в понимании смире­ния были усвоены даже русской церковной мыслью (ряд примеров такого усвоения приводятся в статье {Шмелев 20006])¹².

В результате такого переосмысления глагол смириться приоб­рел, наряду с исходным абсолютивным употреблением, не предпо­лагающим сильно управляемого актанта, иную модель управления

¹² При этом все же в «Словобразовательном словаре русского языка» А. Н. Ти­хонова [Тихонов 1985], вообще ориентированном не на этимологическую истину, а на восприятие словообразовательных связей, глагол смирить(ся) и его произ­водные, в отличие от глагола примирить(ся), не включены в гнездо с вершиною мир.

А. Д. Шмелев. В поисках мира и лада

119

(смириться с (чем-либо)), аналогичную модели управления глаго­ла примириться. Ср.:

И с умилением Олег почувствовал, что он вполне доволен ¹ своей долей, что он вполне смирён со ссылкой, и только здоро-^; вья одного он просит у неба, и не просит больших чудес (Сол-¹ женицын, Раковый корпус).

Ср. также конструкцию смириться, что...:

Как это удивительно, что русский, какими-то лентами душев­ными припеленатый к русским перелескам и польцам, к тихой за­мкнутости среднерусской природы, а сюда присланный помимо воли и навсегда,— вот он уже привязался к этой бедной откры­тости, то слишком жаркой, то слишком продуваемой, где тихий пасмурный день ощущается как отдых, а дождь — как праздник, и вполне уже, кажется, смирился, что будет жить здесь до смерти (Солженицын, Раковый корпус).

Установка на такое смирение, предполагающее, в числе проче­го, примирение со своим положением, может вести к бездеятельно­сти и нежеланию что-либо предпринимать. Не случайно она вызы­вает отталкивание у людей активных и деятельных. Таков Вадим Зацырко из «Ракового корпуса»:

•j Вадим (...) раздражался от этих разжижающих басенок о

I смирении. Такая водянистая блеклая правденка противоречила

| всему молодому напору, всему сжигающему нетерпению, кото-

; рое был Вадим, всей его потребности разжаться, как выстрел,

'"' разжаться и отдать.

Но не только Вадим, на формирование взглядов которого реша­ющую роль оказало советское воспитание, но и герои, вызываю­щие явную симпатию автора, считают, что смирение противоречит делу.¹³ Так, мальчик Дема не видит в смирении ничего «дельного»:

¹³ Надобно заметить, что в «Раковом корпусе» смирение и вообще «примире­ние с действительностью» в целом оценивается невысоко, оно примыкает к кон­формизму и противопоставляется борьбе за правду. Так, перед Елизаветой Ана­тольевной, у которой растет сын, встает вопрос, скрывать правду, примирять его с жизнью или нагружать правдой. Характерно также, что отрицательный Русанов именно апелляцию к смирению демагогически использует как аргумент против хрущевской оттепели и начинающегося освобождения миллионов заклю­ченных: Какое это безумие! — возвращать их! Зачем? Они там привыкли, они там смирились — зачем же пускать их сюда, баламутить людям жизнь?..

120

Часть U. Пространство и время

Дёма ходил, прихрамывая, и всюду искал именно тётю Стёфу, которая и посоветовать-то ему ничего дельно не могла, кроме как смириться.

Олег Костоглотов также очевидным образом противопоставля­ет смирение и дельность. Так, он размышляет по поводу разъяс­нений, которые ему дал Лев Леонидович, «хирург с волосатыми руками»:

Или просто, верный своему врачебному сословию, этот дель­ный человек тоже лишь склоняет больного к смирению?

Итак, в отношении повседневного языка в целом справедливым представляется мнение А. Вежбицкой [Wierzbicka 1992a: 194], по­лагающей, что, в отличие от западного христианского идеала humil­ity, вполне допускающего активную борьбу за лучшее устройство жизни, «русский идеал смирения» предполагает покорность обсто­ятельствам¹⁴. В то же время при употреблении слова смирение в религиозном контексте речь, как правило, идет именно об отсут­ствии гордости, а идея «примирения с действительностью» может уходить на задний план или вообще оказываться нерелевантной. Характерно, что некоторые носители русского языка считают спе­цификой именно русских представлений о смирении, непонятных западным людям, возможность совмещения смирения и активной творческой деятельности:

Тем более непонятны и загадочны для современного западно­го человека такие понятия, как «умиление» и «дерзновение». (...) Как объясняется дерзновение? Как смелость, основанная на сми­рении. Но для Запада смелость — антитеза смирению (Татьяна Горичева).

Эпидигматические связи с миром привели также к развитию представлений о смирении как об особом типе поведения — мир­ного, не буйного. Ср. такие выражения как присмиреть, усмирить, смирительная рубашка, народное смиренный (в литературном язы­ке смирный). Ср.:

¹⁴ Поэтому он может вызывать отторжение у людей с активной жизненной позицией; ср. характерный призыв Солженицына: «...не будем смиряться с упо-койными песнями, что-де, значит, миновал период нашей „пассионарное™" и от нас уже нечего ждать. Не будем и уповать, что прикатит какое-то Чудо и „само собой" нас спасёт. Все мы — и есть Россия. Мы её — такою сделали, нам её — и вытягивать» (Россия в обвале).

А. Д. Шмелев. В поисках мира и лада

121

Он охотно приказал бы им замолчать, и особенно этому надо­едному буроволосому с бинтовым охватом по шее и защемлённой головой — его просто Ефремом все звали, хотя был он не молод. // Но Ефрем никак не усмирялся, не ложился и из палаты нику­да не уходил, а неспокойно похаживал средним проходом вдоль комнаты (Солженицын, Раковый корпус).

Но существенно, что все разнообразные представления о сми­рении (как о христианском отсутствии гордости, как о примирении с окружающей действительностью, как о смирном поведении) мо­гут сливаться в единый нерасчлененный идеал. Так, Солженицын в числе черт «русского характера» выделил

— доверчивое смирение с судьбой и дал по этому поводу следующий комментарий:

любимые русские святые — смиренно-кроткие молитвенники (не спутаем смирение по убежденью — и безволие); русские всегда одобряли смирных, смиренных, юродивых (Россия в об­вале).

2.2. Лад и строй

2.2.1. Лад

В книге Вас. Белова «Лад» описана органичная простая жизнь старой русской деревни, имплицитно противоставляемая вычурной, искусственной, механистичной жизни современ­ного города. Но парадоксальным образом Эпидигматические связи слова лад указывают на несколько иной круг ассоциаций — сла­женную работу различных частей единого механизма. Отсюда такие характерные глаголы, как наладить, отладить, приладить, название профессии наладчик, такие сложные слова, как пуско-наладочный. Если какой-то механизм плохо работает (возникают неполадки), то, скорее всего, что-то в нем разладилось.

Иными словами, производные слова, входящие в словообразо­вательное гнездо с вершиной лад, скорее указывают не на природ­ную, органическую жизнь, а на работу рук человеческих. Ср., мо­жет быть, несколько стилизованное, но в целом вполне отвечающее языковым нормам употребление глагола ладить у Солженицына:

Он свою работу выполнял без рывков, с долгами всеми был ^! разочтён, и сейчас мирно ладил портсигар из прозрачной крас-' ной пластмассы, предназначенный на завтрашнее утро в подарок (В круге первом).

122