Часть VII. Вместо заключения

следующим образом. Для немцев уверенность в будущем и свя­занное с этим чувство защищенности представляет собою одну из самых значимых культурных ценностей. А. Вежбицка упо­минает в этой связи слово Sicherheit, которое означает полную УВЕРЕННОСТЬ в том, что ничего плохого не МОЖЕТ произойти (в этом смысле оно создает большее чувство защищенности, неже­ли, скажем, английское safety, просто обещающее, что ничего плохого не произойдет, и даже security, обещающее сверх того, что ничего плохого и не МОЖЕТ произойти), слово Geborgenheit, обозначающее чувство своего рода экзистенциальной защищен­ности, а также дискурсивные слова, широко употребляемые в раз­говорной речи и не имеющие, по мнению А. Вежбицкой, точных эквивалентов в других европейских языках: bestimmt, genait, klar и Bescheid. Напротив того, как заметил Бернард Нусс, для нем­цев «неуверенность порождает экзистенциальный страх (Angst)». По словам Нусса, у немцев «незнание того, что произойдет (...) вызывает значительно больший Angst, нежели подлинная опас­ность» (цитируется по книге [Вежбицкая 1999])⁷.

Но сказанное не означает, что носителям русского языка вооб­ще чужды представления о закономерных явлениях, о причинной обусловленности событий. Напротив того, именно в русском дис­курсе в случае, когда причины явления непонятны, использование специальных маркеров невыявленности каузальных связей оказы­вается почти обязательным (тем самым в русской речи причинная

⁷ Новое подтверждение мысли А. Вежбицкой касательно важности Sicherheit в немецкой системе культурных ценностей можно было найти в докладе проф. Ул-лы Фикс (Лейпциг) на международном семинаре, посвященном роли языка в общественных изменениях (Сейли, Финляндия, 27.8—31.8.2000). В докладе рас­сматривались языковые особенности автобиографического интервью, которое да­ла учительница немецкого языка, проживающая в бывшей Восточной Германии и жалующаяся на чувство неуверенности в будущем, которое появилось вме­сте с обретением свободы. Характерны и выражения, посредством которых она описывает свое состояние, напр., когда она говорит об утрате «легкости бытия» (Leichtigkeit des Seins) и появлении «экзистенциального страха» (Exixtenzangst), и косвенные свидетельства чувства неуверенности, обнаруживаемые в ее речи (употребление эмоциональных частиц, показателей неуверенности, апелляция к слушателям в поисках подтверждения, отсылка к общему фонду знаний и др.), и, самое интересное, выражения, которые использовала сама Улла Фикс для опи­сания этого внутреннего состояния в метаязыке своего доклада (Unsicherheit, Unbestimmtheit). Конечно, чувство утраты почвы под ногами знакомо жителям многих стран, освободившихся от коммунизма (в том числе и русским), но при­мечательно, что именно в немецком языке обнаруживаются готовые средства для описания этого состояния, что, несомненно, связано с культурной значимостью для немцев уверенности в завтрашнем дне — Sicherheit.

А. Д. Шмелев. Некоторые тенденции семантического развития... 447

обусловленность подается как норма, а ее отсутствие — как анома­лия — ср. [Арутюнова 1987]). В частности, в современном русском лексиконе есть специальное средство, используемое в тех случаях, когда явление, о котором идет речь, никак не вытекает из того, что известно участникам коммуникации. Речь идет о дискурсив­ном слове вдруг. В современном языке именно такое дискурсив­ное использование слова вдруг полностью вытеснило его нареч­ные употребления в значении 'сразу' (ср. устаревшее И Москва не вдруг построена) и 'одновременно' (ср. устаревшее Заговорили все вдруг).

В различных речевых режимах дискурсивное вдруг имеет раз­ные функции. В нарративном режиме оно сближается со словами внезапно и неожиданно (о семантических различиях между слова­ми вдруг, внезапно и неожиданно см. [Булыгина, Шмелев 1998]). Действительно, если рассказывается о некотором событии, которое никак не вытекает из того, что ему предшествовало (и потому рас­сказ о нем маркируется словом вдруг), то такое событие является неожиданным и может восприниматься как внезапное. В вопросах (часто — о причинах того или иного явления) слово вдруг указы­вает на то, что причины явления совершенно неясны говорящему и потому само явление кажется ему удивительным: ср. Куда это ты вдруг собрался?; Что это он вдруг увлекся театром?', С чего бы вдруг?., и т.д. Ср. диалог из уже упоминавшейся выше детек­тивной повести:

— Она призналась, что ее алиби — липа, и во всех подробно­стях рассказала о том, как вы все стояли под дверью. Ее рассказ полностью совпадает с вашим. Она подтвердила, что вы ушли первой. Вот, собственно, и все, Ирина Григорьевна. Все, что ка­сается вас.

— С чего это вдруг? — вырвалось у меня.

— Что «с чего»? — удивился Соболевский.

— С чего это она призналась?

— У нас, Ирина Григорьевна, как вам, вероятно, приходилось слышать, есть свои методы, сообщил он.

(Вера Белоусова, «По субботам не стреляю»).

Но для нашей темы особенно показательно использование вдруг при высказывании гипотез.

Слово вдруг в этом случае указывает на то, что говорящий не считает гипотезу сколько-нибудь вероятной (не видит причин, по­чему она должна была бы соответствовать действительности), но

448