Часть IV. Чувства и отношения

описании в разрядку: «Приятелей объединяет совместное про­ведение времени, общие вкусы, благодаря чему им приятно быть в компании друг друга», — поэтому приятель оценивается «с точки зрения его близости и приятности его компании». О том, что приятельские отношения ассоциируются у носителей языка с чем-то приятным (приятель — тот, с кем приятно проводить вре­мя) свидетельствует целый ряд высказываний носителей языка — ср.: мне, как твоему приятелю, приятно проводить время с то­бою (Н. Г. Чернышевский, «Что делать»). Итак, на первый план в идее приятеля вышло не хорошее отношение (приязнь), а удоволь­ствие, получаемое от общения с ним. Кроме того, очень важно, что приятели общаются в неформальной атмосфере, на равных.

Поскольку отношение, на которое указывает слово, здесь более определенное, чем для знакомых, существует прилагательное при­ятельский (напр., приятельские отношения; приятельский разго­вор). Оно соответствует значению мотивирующего слова, означая приблизительно 'такой, какой обычно бывает между приятелями', и имеет коннотации отсутствия формальностей и равенства.

Семантика слова приятель создает базу для использования его с некоторым сдвигом. Еще в словаре В. И. Даля указывались две возможности такого сдвига. С одной стороны, как пишет Даль, «зовут приятелем и чужого, встречного, заговаривая с ним: Эй, приятель, далече ли до села?-». В этом случае говорящий хочет сразу же задать неформальную, дружескую атмосферу общения. Такое употребление в современном языке воспринимается многи­ми носителями языка как до некоторой степени устарелое или сти­лизованное⁵. С другой стороны, возможно и «эвфемистическое» употребление слова приятель. Даль замечает: «Иногда приятель, -ница, заключает в себе намек на близкие связи людей разного по­ла». Такое употребление современным языковым сознанием также воспринимается как устаревшее. Следы его, однако, сохраняются, в частности, в том, что, как отметила Анна Зализняк, почтенная дама вполне может сказать, что ходила в театр со своей приятель-

В связи с этим он подчеркивает, что позволяет себе пользоваться сомнительны­ми или даже прямо неверными этимологиями подобно тому, как метафорическая речь может опираться на устарелые естественнонаучные термины и теории. (По­путно он указывает, что сближение приятель и приять, приемлю «не чуждо, по-видимому, богослужебным книгам, — хотя бы в виде игры слов».)

⁵ Впрочем, оно не исключено и в современной речи — ср. пример, приводимый Е. В. Урысон [2000а: 108]: Эй, приятель, где тут пиво продают?

А. Д. Шмелев. Дружба в русской языковой картине мира

295

нищей, но, если она скажет, что ходила в театр со своим приятелем, это будет звучать игриво или легкомысленно.

История слова товарищ рассматривалась в книге Л. Борового [1960: 521—530], а его семантика в современном языке, как уже говорилось, была описана А. Вежбицкой [1999: 359—368]. Описа­ния, данные в указанных работах, объясняют, какие семантические механизмы привели к появлению у слова товарищ специфическо­го «советского» значения, которое дало возможность использовать его в качестве универсального обращения, объединяющего, по сло­ву Маяковского, «мужчин и женщин»⁶.

Как уже говорилось, прототипическим для этого слова является обозначение людей, объединенных на основе «мужской солидар­ности», обусловленной «боевым товариществом» или совместным участием в одном деле. По свидетельству Дениса Давыдова, ге­нерал Ермолов применял по отношению к солдатам обращение товарищи «даже в приказах»⁷. Часто, особенно в народных пес-

⁶ Использование слова товарищ (особенно в форме множественно числа то­варищи) в качестве обращения могло быть не чуждо и людям несоветского вос­питания. Бенедикт Сарнов в книге «Наш советский новояз» пишет, что к сере­дине 1930-х гг. это обращение «уже совсем утратило свою былую „партийную" окраску и даже в сознание людей старшего поколения окончательно вошло как синоним дореволюционного „господа"». По его мнению, «разве только эмигрант, осевший где-нибудь в Париже или Лондоне, мог расслышать в таком обращении привкус чего-то чужеродного». В подтверждение этого он приводит рассказ из воспоминаний Аркадия Райкина о том, как Анна Ахматова, оказавшись в Лон­доне в середине 1960-х гг., встретилась с множеством поклонников и друзей молодости, специально приехавших туда из Парижа. Райкин пишет: «Когда же Анна Андреевна по привычке обратилась к присутствующим: „До свиданья, то­варищи!" — возникла напряженная пауза». Он продолжает: «Прощаясь с нами, Анна Андреевна сказала: „Они забыли, что товарищ значит друг. Но мы-то это помним, не так ли?'» Приведем комментарий Бенедикта Сарнова: «Совершенно очевидно, что этой последней своей репликой Анна Андреевна хотела сгладить возникшую неловкость. Сделала, что называется, bonne mine au mauvais jeu... He может быть никаких сомнений в том, что, кинув прощальную реплику „До свида­нья, товарищи!", она имела в виду отнюдь не старое русское, а именно советское, новоязовское значение сакраментального для эмигрантов, но вполне привычно­го, естественно вошедшего в ее обиход слова». Правда, далее Сарнов отмечает, что примерно в это же время (к концу 1960-х гг.) «слово „товарищи" на слух молодого, подрастающего поколения уже опять стало звучать как чужеродное, отчасти даже враждебное».

⁷ Но, разумеется, оно не использовалось по отношению к вышестоящим чи­нам. Советские обращения товарищ полковник, товарищ генерал для традици­онного языкового сознания звучат диковато (так же странно, как звучало бы товарищ поручик).

296