Часть VI. Этические концепты

к «практическому» (неудобно вести семинар в первой половине дня, неудобно сейчас разговаривать) и далее — к «этическому» (неудобно его об этом просить, неудобно перед гостями). Это слово плохо переводится на европейские языки — причем не толь­ко в этическом, но и в двух других значениях⁷. Этическое значение возникает в том случае, когда источником чувства дискомфорта яв­ляется представление о возможном ущербе для другого лица (тем самым идея «неудобства» здесь присутствует дважды). Неудоб­но в этом смысле отражает ощущение нарушения каких-то норм приличия или правил поведения, обычно довольно сложных и тон­ких, регулирующих конвенции отношений между людьми (ср. Мне неудобно его об этом спрашивать, а тебе можно). Иногда такое неудобно сближается с совестно, ср. Мне неудобно I совестно, что ты все время что-то делаешь, а я только сижу и разговариваю. Тенденция развития русского языка состоит в том, что в тако­го рода контекстах неудобно постепенно расширяет сферу своего употребления, вытесняя собою совестно. Таким образом, область совестно в современном языке сужается с двух сторон (ср. выше). Во многих отношениях неудобно объединяется со стыдно и противостоит совестно. Словом совестно обозначается индивиду­альное ощущение человека по конкретному поводу. Это слово не допускает генерализации — ни в отношении субъекта, ни в отно­шении действия-объекта. Соответственно, совестно не допускает опущения субъекта — в отличие от стыдно и неудобно, которые в этом случае обозначают 'всякому человеку' (для стыдно) и 'вся­кому человеку моей (возрастной, социальной и т. п.) категории' — для неудобно. Поэтому можно сказать Не делай этого. Это стыд­но или Это неудобно, но не *Это совестно. Не допускает со­вестно и обобщения в отношении действия-объекта. Существует класс поступков, совершать которые стыдно (всякому человеку): они называются постыдными, — но не существует класса поступ­ков, которые совершать совестно. Соответственно, нет и такого прилагательного, которое относилось бы к классу поступков — за­то бывает совестливый человек. Чувство совестно является моим личным достоянием, в то время как неудобно объединяет меня с другими. Совестно не имеет градаций, а неудобно, как и стыд­но, может быть в большей или меньшей степени (ср.: это не так стыдно; мне очень перед ним неудобно). Неудобно выражает этику

⁷ Наблюдение Е. Н. Саввиной.

Анна А. Зализняк. О семантике щепетильности.

397

отношений между людьми, а совестно — этику отношений чело­века с самим собой.

Близость между совестно и неудобно основана на общем ком­поненте, связанном с идеей ущерба, доставляемого другому че­ловеку. Эта идея отсутствует в стыдно, где «другой» выполняет весьма важную функцию, но совсем иную (см. [Арутюнова 1997]).

Расхождение между совестно и неудобно обусловлено тем об­стоятельством, что совестно всегда соотносится с понятием мо­рали — в отличие от неудобно, которое апеллирует к конвенциям межличностных отношений (и при этом не личных, а типизиро­ванных). Совестно - это непосредственное ощущение, в то вре­мя как неудобно — результат вывода (ср. аналогичное различие между раскаиваться и сожалеть, описанное в [Зализняк 1988]). Поэтому чувство неудобства может оказаться «напрасным» (если выяснится, что адресат этого чувства не несет никакого ущерба, см. [Зализняк 19906]), в то время как чувство совестно не может быть опровергнуто никакими обстоятельствами во внешнем мире (в частности, мнениями или ощущениями других людей). По этой же причине нельзя сказать *Я подумал, что совестно, при том что аналогичное употребление для неудобно вполне допустимо, ср.:

(21) Он подумал, что даже стуком наведываться к человеку, утомлен­ному дорогой, неудобно и навязчиво (Пастернак, Доктор Жива­го).

Совестно может оказаться взаимозаменимо с неудобно — но только в том случае, когда моральные препятствия к некоторому действию не переживаются субъектом сами по себе, а являются основой некоторой поведенческой конвенции (например, спраши­вать с вдовы долги мужа кому-то может быть совестно, а кому-то — просто неудобно).

Автор благодарен А. Д. Шмелеву за ряд необычайно ценных соображений, высказанных в ходе обсуждения проблематики дан­ной статьи.

А. Д. Шмелев

Плюрализм этических систем в свете языковых данных*

Обращая внимание на то, что в языке находят отражение этиче­ские представления носителей языка, Ю. Д. Апресян справедливо указывал:

...из анализа пар слов типа хвалить и льстить, хвалить и хвалиться, обещать и сулить, смотреть и подсматривать, слу­шать и подслушивать, смеяться (над кем-л.) и глумиться, свиде­тель и соглядатай, любознательность и любопытство, распоря­жаться и помыкать, предупредительный и подобострастный, гордиться и кичиться, критиковать и чернить, добиваться и домогаться, показывать (свою храбрость) и рисоваться (сво­ей храбростью), жаловаться и ябедничать и др. под. можно извлечь представление об основополагающих заповедях русской наивно-языковой этики. Вот некоторые из них: «нехорошо пре­следовать узко корыстные цели» (домогаться, льстить, сулить); «нехорошо вторгаться в частную жизнь других людей» (под­сматривать, подслушивать, соглядатай, любопытство); «нехо­рошо унижать достоинство других людей» (помыкать, глумить­ся); «нехорошо забывать о своих чести и достоинстве» (пре­смыкаться, подобострастный); «нехорошо преувеличивать свои достоинства и чужие недостатки» (хвастаться, рисоваться, ки­читься, чернить); «нехорошо рассказывать третьим лицам о том, что нам не нравится в поведении и поступках наших ближних» (ябедничать, фискалить) и т. п. Конечно, все эти заповеди — не более чем прописные истины, но любопытно, что они закреплены в значениях слов. Отражаются в языке и некоторые положитель­ные заповеди наивной этики [Апресян 1995а: 351].

Интересно, однако, также и то, что далеко не всегда отражен­ные в языке этические представления оказываются «прописными истинами». Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что

* Опубликовано в книге: Логический анализ языка: Языки этики. М., 2000.

А. Д. Шмелев. Плюрализм этических систем...

399

извлекаемые из анализа языковых данных (в первую очередь лек­сических единиц) этические представления могут существенным образом различаться у носителей различных языков.

Соответствующая проблематика была подробно рассмотрена А. Вежбицкой в разделе Moral Concepts книги [Wierzbicka 1992а]. Сопоставляя близкие по значению слова, принадлежащие различ­ным языкам (напр., латинское pietas и английское piety, англий­ские courageous, brave, fearless, bold, daring, reckless и польские odwazny, smiafy, dzielny, mgzny, waleczny), А. Вежбицка приходит к выводу, что эти слова отражают различие моральных идеалов, ха­рактеризующих разные культуры. Так, положительный оценочный компонент, характерный для польского прилагательного beskom-promisny, равно как и способность слова kompromis легко при­обретать отрицательные коннотации, отличает их от английских квазианалогов inflexible (слово, окрашенное скорее отрицательно) и compromise (имеющее скорее положительные коннотации).

Среди прочего, в данном разделе книги А. Вежбицка сопостав­ляет русское слово смирение и английское humility. Она приходит к выводу, что эти слова соответствуют разным концептам, кото­рые она называет «православным русским идеалом смирения» и «христианским идеалом humility)) соответственно. В соответствии с анализом А. Вежбицкой, главное различие между ними состоит в следующем. Смирение предполагает, в первую очередь, готов­ность человека с благодарностью принять все, что с ним случится, поскольку во всем происходящем видит Божью волю; это может предполагать принятие страданий, насилия, преследований, кото­рым подвергается человек, равно как и его готовность «смириться» со своим «низким» положением, но в фокусе внимания находится не «низкое» положение как таковое, а именно готовность принять его как должное. Если отсутствие стремления к «высокому» по­ложению и предполагается смирением, это просто является след­ствием готовности подчиниться Господней воле. Напротив того, концепт humility ставит акцент не на готовности принять чью-то волю и подчинить ей свою волю, а на том, что человек предпочи­тает быть на последнем месте, не хочет, чтобы его считали лучше других людей, на отказе от пустого тщеславия. То, что Иисус омыл ноги Своим ученикам, может считаться символом именно humility, а не смирения: он не подчиняет Свою волю их воле, а только не хочет превозноситься перед другими людьми. Для смирения, по мнению А. Вежбицкой, в качестве прототипической можно было

400