Часть IV. Чувства и отношения

Мне все же представляется, что идея о количественном огра­ничении на множество людей, которые могут считаться чьими-то друзьями, не является общим достоянием носителей русского язы­ка. Не имей сто рублей, а имей сто друзей, — говорит пословица. Заметим, что при таком употреблении сохраняется представление, что друзья — это те, кто придет на помощь в случае нужды, на кого можно положиться; именно поэтому хорошо иметь много друзей. Ср. слышанное мною высказывание: Мне ее жалко: у нее почти нет друзей. Слово почти указывает на то, что друзья все-таки есть, но мало — вероятно, один-два. Но если бы такое количество друзей считалось бы общепризнанной нормой, высказывание потеряло бы смысл. Заметим также, что, по-видимому, почти каждый из това­рищей Пушкина по Царскосельскому Лицею может быть назван лицейский друг Пушкина, — а Пушкин был принят в Лицей в числе 30 воспитанников.

Более того, возможны (по крайней мере, в идиолектах неко­торых носителей языка) и ослабленные употребления слова друг, при которых друг почти не отличается от приятеля, напр.: У него полно друзей, но по-настоящему близок он только с Петей¹⁰. В та­ком ослабленном употреблении оно сходно с английским словом friend. Говоря об изменении в значении английского слова friend, А. Вежбицка [1999: 331] замечает, что если раньше говорили true friend 'истинный друг', то для современного языка характерно со­четание close friend 'близкий друг'. Первое сочетание предполагает высокие требования, предъявляемые к другу (так что подлинным другом может быть только тот, кто полностью им удовлетворяет); второе — содержит представление о достаточно большом круге «просто друзей», из которых выделяется более узкий круг близких друзей. Но интересно, что по-русски можно сказать и настоящий друг, и близкий друг; тем самым можно полагать, что слово друг в разных ситуациях и, вероятно, в разных идиолектах может указы­вать как на близкого человека, на которого можно положиться, так и на человека, являющегося членом более широкого «дружеского круга»

и

¹⁰ О возможности ослабленного употребления пишет Е. В. Урысон [2000а: 108] применительно к форме множественного числа друзья. Но (по крайней мере, в идиолекте некоторых носителей языка) оно возможно и для формы единственного числа — ср.: Кто это был? — Это какой-то Петин друг.

¹' Носители языка отдают себе отчет в некоторой «подвижности» семантики слова друг в русском языке. Когда в рассказе Солженицына «На краях» полит­рук задает Георгию Жукову вопросы: «Среди арестованных — нет ли ваших родственников?.. А среди друзей?», — тот колеблется: «Друг» — это не такое

А. Д. Шмелев. Дружба в русской языковой картине мира

299

А. Вежбицка указывает также на возможность сказать a friend of mine — при странности ^?д son of mine [Вежбицкая 1999: 325]. Поскольку значение конструкции можно сформулировать прибли­зительно так: 'не играет роли, сколько их, не играет роли, который из них', — это также может свидетельствовать о том, что в совре­менном английском языке friend рассматривается не как индивид, связанный со мною особыми узами, а как один из членов моего «дружеского круга». Но показательно, что и русское друг может ис­пользоваться в конструкции, имеющей сходное значение: один мой друг (при аномальности *один Петин брат; *один мой сын)¹², — и, значит, может функционировать в ослабленном режиме, сбли­жаясь по значению с английским friend.

Все сказанное не означает, что предложенное А. Вежбицкой описание русского слова друг не соответствует его реальному се­мантическому содержанию. Несомненно, в нем выражен взгляд на дружбу, свойственный многим носителям языка и находящий отражение в их речи; но распространен и менее требовательный взгляд на тот же предмет, и он отражается в ослабленном упо­треблении слова друг, из которого «выветриваются» определенные семантические компоненты. На базе этого ослабленного употреб­ления возникают и почти полностью семантически опустошенные типы употребления слова друг: при обращении, о чем упоминает Е. В. Урысон [2000а: 108] (Эй, друг, закурить не найдется?)¹*, и в качестве «прономинального» имени [Шмелев 1996а: 219].

В норме друг указывает на симметричное отношение¹⁴. Но в «сдвинутых» и переносных употреблениях свойство симметрично-

определение, как «родственник». С кем знаком был, встречался, — это «друг»? не друг? Как отвечать?

¹² См. об этом [Шмелев 1996а: 216—217]. Впрочем, замечу, что некоторым но­сителям русского языка, отвергающим возможность ослабленного употребления слова друг, конструкция один мой друг также кажется несколько странной.

¹³ Впрочем, дело не только в семантической «опустошенности». Обращения друг и приятель примыкают к таким обращениям к незнакомым людям, как отец, папаша, мать, мамаша, сынок, дочка, сестренка, браток, брат, братцы, тетка, дядя, дед, бабушка, бабуля, внучка и т.д. [Левонтина 1997}. Как уже говорилось, человек, использующий такие обращения, как бы назначает адресата своим родственником или другом, вступает с ним в «дружеские» отношения и ожидает от него соответствующих чувств.

¹⁴ Иными словами, ты можешь относиться к человеку как к другу, но считать его своим другом можно только при условии, что ты уверен во взаим­ности. Характерно высказывание главы компании «Боско ди Чильеджи» Михаила Куснировича, сделанное в интервью газете «Известия» (31.03.2003). Куснирович сказал, что его любимое занятие вне работы — «общаться с людьми», и на уточ­няющий вопрос корреспондента: «С друзьями?» — пояснил: «Был бы счастлив

300