Часть VII

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

А. Д. Шмелев

Некоторые тенденции семантического

развития русских дискурсивных слов

(на всякий случай, если что, вдруг)*

Повышение лингвоспецифичности как тенденция семантического развития

Целый ряд исследований русской языковой картины мира, про­веденных за последние годы, позволил обнаружить любопытную тенденцию: многие слова и значения, в высшей степени лингво-специфичные и воспринимаемые как ключевые для русского виде­ния мира, «русского характера» и русской культуры, появились в языке относительно недавно. Так, обратившись к слову неприкаян­ный, одному из самых характерных непереводимых русских слов, указывающему на качество, традиционно приписываемое русской душе (философ Валерий Подорога указывал на то, что неприка­янность как выражение свойств «русской души» упоминается «во многих хрестоматийных свидетельствах»¹), мы с удивлением об­наруживаем, что это слово впервые зафиксировано лишь в конце XIX в. (его нет даже в словаре В. И. Даля). Еще чаще бывает так,

* Опубликовано в книге: Русский язык: пересекая границы. Дубна, 2001. Уже после того как статья была опубликована, Е. Э. Бабаева и Е. А. Микаэлян, неза­висимо друг от друга, обратили мое внимание на то, что во французском ячыке за последние 10 лет получил большое распространение оборот аи cas ой, близкий по значению к русским выражениям в случае чего и па всякий случай.

Автор благодарен Анне А. Зализняк, любезно согласившейся прочесть текст данной статьи и высказавшей ряд ценных соображений.

¹ См. написанное В. А. Подорогой послесловие к хрестоматии по географии России «Пространства России», составленной Д. Н. Замятиным и А. Н. Замяти­ным (М.: МИРОС, 1994). О слове неприкаянный см. также [Левонтина, Шмелев 2000а].

438

Часть VII. Вместо заключения

что слово, существовавшее в языке с давних пор, подвергается се­мантическому сдвигу, в результате которого становится ключевым культурным символом, отражающим тот или иной концепт, спе­цифичный именно для русской языковой картины мира (таковы слова тоска, попрекнуть и многие другие). Даже заимствования, попадая в русское языковое окружение, нередко адаптируются к нему и начинают соотноситься с конфигурацией идей, совершен­но не характерной для языка-источника, но напрашивающейся для «русского» взгляда на мир. Так, слово кураж, восходящее к фран­цузскому courage, попав в русский язык, втянулось в поле русской удали, размаха, загула и теперь может рассматриваться как одно из трудно переводимых русских слов. Характерна также судьба таких «парных» концептов, как добро и благо, радость и удовольствие. В современном языке они могут рассматриваться как яркие сви­детельства важности противопоставления «высокого» и «низкого» («горнего» и «дольнего») для русской языковой картины мира; од­нако показательно, что в языке XIX в. они вовсе не были так четко противопоставлены (о семантике и истории слов радость и удо­вольствие, добро и благо см. [Пеньковский 1991; Левонтина 1995].

Все сказанное относится не только к существительным, прила­гательным и глаголам, но и едва ли не в большей степени к «дис­курсивным словам». Дело в том, что дискурсивные слова, особенно в русском языке, обладают повышенной лингвоспецифичностью и являются ключевыми для понимания некоторых особенностей русского видения мира. Вошло в пословицу русское авось, но не в меньшей степени показательными для русской языковой картины мира являются такие слова, как небось, же, ну, видно и др. При этом можно заметить, что значение многих из этих слов сфор­мировалось или выкристаллизовалось в его нынешнем виде также относительно недавно. Если же основываться лишь на данных язы­ка XIX в., оснований считать эти слова ключевыми для понимания «русской души» окажется значительно меньше.

Это касается даже хрестоматийного авось. Хотя уже с давних пор авось принято рассматривать как ключ к национальной психо­логии, «шиболет народный», его семантика в течение длительного времени была достаточно размытой, и лишь к началу XX в. оно ста­ло устойчиво восприниматься как выражающее особую внутрен­нюю установку, которая, как можно заметить, часто бывает связана с беспечностью, легкомыслием и недостатком воли (история слова авось достаточно подробно рассмотрена в статье Н. А. Николиной

А. Д. Шмелев. Некоторые тенденции семантического развития... 439

[1993]). Эта установка, вообще говоря, не одобряется большин­ством носителей языка, и потому слово авось в настоящее время относительно редко используется в качестве дискурсивного слова в прямом, не «цитатном» режиме.

Интересно, что в современной русской речи значительно чаще, нежели несколько устаревшее авось, используются слова, выража­ющие, казалось бы, противоположную установку — отталкивание от легкомысленной беспечности и желание перестраховаться: мало ли что, на всякий случай, если что, в случае чего, а вдруг... и т. п. Однако представляется, что они не в меньшей степени, нежели авось, выражают установки, характерные именно для русского ви­дения мира.

}•"

На всякий случай

Начнем с выражения на всякий случай. Будучи калькой фран­цузского a tout hasard, оно вошло в русский язык только в начале XIX в. (ввел в оборот его, по-видимому, Нащокин, приятель Пуш­кина, — см. [Виноградов 1994]). Однако к настоящему времени его значение и функции стали несколько иными по сравнению с французским прототипом.

Французское выражение a tout hasard достаточно рациональ­но, как и входящее в его состав существительное hasard. В нем выражено представление, в соответствии с которым в жизни могут происходить непредвиденные события, причина которых остает­ся неочевидной. Не все детерминировано и поэтому не все мож­но предвидеть с достоверностью. Однако в сфере непредвиден­ного действуют свои законы — законы вероятности (характерно толкование существительного hasard, данное в словаре Larousse [1988]: «Cause attribue aux evenements considerees comme inexpli-cables logiquement et soumis seulement a la loi des probabilites»); не случайно во французском используется даже выражение les lots du hasard. В соответствии с взглядом на жизнь, отраженным во французском hasard, есть вещи, которые нельзя предвидеть, но можно предусмотреть саму возможность непредвиденного. Этот взгляд выражен и в толковании выражения a tout hasard (из слова­ря Larousse [1988]): «en prevision d'un evenement possible».

440