§ 21. Взаимосвязи

Если же сегодня теория хочет удержать двоякий смысл понятия естественного права, то это означает, что право можно понимать и как общую всем сущ­ностную, и как общую всем избирательную волю. Но корень индивидуальной сущностной воли был найден в растительной жизни, а индивидуальная избиратель­ная воля коренится во всеобщей возможности соеди­нения двух мыслей о ценности одного и того же про­тивостоящего этой воле удовольствия. Следовательно, корень общностной воли тоже скрывается в расти­тельной жизни, поскольку сущность рода и семьи со­стоит в растительной жизни, понимаемой в социоло­гическом смысле, как субстанциальный базис совмес­тной жизни людей вообще. Корень же общественной воли обусловливается встречей индивидуальных из­бирательных воль, пересекающихся в точке обмена, который представляется разумным и правильным обоим его участникам. Но как всякое взаимопонима­ние проистекает из более общей сферы, которую мы охарактеризовали как единодушие, так и отдельная социальная избирательная воля, по-видимому, должна быть дополнена понятием социальной избирательной воли как таковой. В первом случае реальный объек­тивный дух происходит из субстанции объективного

325

духа как его выражение и модификация. Во втором возникает атом идеального объективного, которое дол­жно соразмеряться с абсолютным целым такого рода, чтобы объективное существование последнего можно было мыслить также и вне зависимости от его субъектов. Мы переходим теперь к развитию осталь­ных форм общностной и общественной воли. Здесь следует напомнить, что формы эти рассматриваются лишь в той мере, в какой их связующее воздействие направлено внутрь, т.е. в какой мере ими детермини­рованы отдельные воли. В этом смысле взаимопони­мание аналогично расположенности, а единодушие — настроению; они могут быть поочередно объяснены друг из друга. Далее, аналогию привычки я определяю как обыкновение [Brauch], а аналогию нрава как обы­чай [Sitte]. Таким образом, обыкновение и обычай вместе образуют животную волю человеческой об­щности. Они предполагают совместную, часто повто­ряющуюся деятельность, причем она может быть какой угодно по своему изначальному смыслу; глав­ное, чтобы благодаря упражнению, преданию, тради­ции она становилась легкой, естественной и само собой разумеющейся, и потому в конкретных обстоя­тельствах считалась бы необходимой. Наиболее важ­ные народные обычаи связаны с событиями семей­ной жизни (с рождением, женитьбой, смертью), кото­рые происходят регулярно и в которых, несмотря на то что непосредственно они касаются лишь отдель­ных домов, принимают невольное участие все, кто живет по соседству. Там, где клан и община еще со­впадают друг с другом, последняя сама составляет одну большую семью, но и впоследствии она относит­ся к отдельным семьям как к своим собственным чле­нам, и чем более значительным, благородным и высо­кочтимым бывает для нее тот или иной ее член, тем скорее он вызывает всеобщее участие, если к делу не

примешиваются враждебные мотивы. Таким всегда остается внутренний смысл того или иного обыкнове­ния; напротив, его изначальное содержание, которое отчасти представляет собой некое простое и естест­венное действие, отчасти же является символическим выражением или чувственным знаком мысли, может обернуться пустой формой или же оказаться забы­тым, как и все, что принадлежит памяти. Мысль, с одной стороны, служит обоснованию, подтвержде­нию и сохранению общности и есть, таким образом, воля к культивированию и освящению таких связан­ных с ней чувств, как любовь, почтительность или пи­таемый памятью пиетет; с другой стороны, она заклю­чается в попытках делать добро и избегать зла в той форме, которая соответствует господствующей вере во взаимосвязь причин и следствий и потому в искон­ной народной фантазии по большей части принимает вид общения с добрыми и злыми духами.