§ 14. Домохозяйство — Очаг и стол

Уложение дома здесь важно прежде всего как до­мохозяйство, т.е. в его экономическом аспекте, как об­щность, объединенная совместным трудом и совмест­ным пользованием. Подобно дыханию, человеческое пользование все время воспроизводится, задача же его состоит в пропитании, и потому добыча и приго­товление еды и питья составляют регулярное и необ­ходимое занятие. Мы уже упоминали о том, что труд распределяется между полами. И подобно тому как лес, поле и пашня образуют внешнюю, природную сферу, — очаг [Herd] с поддерживаемым в нем живым огнем составляет как бы ядро и саму суть дома, место, вокруг которого мужчины и женщины, стар и млад, господа и слуги собираются для того, чтобы принять участие в трапезе. Поэтому очаг и стол [Tafel] приобретают символическое значение: пер­вый — как сохраняющаяся в череде поколений жиз­ненная сила дома, второй — как то, что объединяет

45

нынешних его членов ради поддержания и обновле­ния их тела и души. Стол — это и есть сам дом, пос­кольку каждому отведено за ним свое место и подобаю­щая доля. Если до того товарищи по общему труду были отделены и оторваны друг от друга ради его вы­полнения, то теперь происходит их воссоединение ради надлежащего распределения и пользования. Аналогично, будь то по отдельности или сообща, осу­ществляется и пользование всеми остальными блага­ми, которые производятся в раздельном или совмест­ном труде. Напротив, обмен [Tausch] как таковой про­тиворечит самому существу дома; он допустим разве что лишь постольку, поскольку имеет место при расп­ределении и поскольку индивидуумы могут обладать независимой собственностью в отношении отводи­мой им доли, а также в отношении тех вещей, кото­рые каждый из них может произвести для себя одно­го, помимо деятельности, выполняемой в рамках об­щности. По указанию своего хозяина и управителя дом как целое может посредством обмена переводить излишки своей продукции в ту форму, которая пред­ставляется более полезной. И сам такой обмен, — поскольку он осуществляется регулярно и в рамках некой общности домов, каковая сама подобна объем­лющему дому (в деревне, в городе, а также между го­родом и деревней в сельской местности или в городс­ком районе), осуществляется в мире и покое, сообраз­но нормам, которые благодаря взаимопониманию обнаруживают свой справедливый характер, — можно понять только как выражение закономерного распределения и уподобить совместному пользова­нию за накрытым столом. Следует заметить, что все это всегда остается причастным к идее обмена, про­стого круговорота товаров, сколь бы ни была эта идея завуалирована. Но явления могут далеко от нее откло­няться и в итоге давать лишь искаженное представле-

46

ние о ее стиле. Поэтому, для того чтобы, в конце кон­цов, все же правильно их понять, их нужно целиком и полностью брать сами по себе и объяснять исходя из потребностей и воли индивидуумов.

§ 15. Взаимодополнительность города и деревни — Форма обмена

Рассматривая действительный дом в его чувствен­ном обличье, я различаю 1) изолированный дом, т.е. тот, который не принадлежит какой-либо системе домов. Такова, в частности, подвижная и перемещае­мая с места на место палатка кочевников. Как дворо­вое поселение, естественное и привычное для горных и заболоченных низменных местностей, она сохра­няется и в земледельческую эпоху. Как господский или родовой дом, двор сохраняется и в марке, главенствуя над деревней и за ее пределами, причем последняя в силу обычая обязана оказывать ему услуги как свое­му праоснователю и охранителю. 2) Крестьянский же дом в деревне представляет собой прочно стоящий на земле, наиболее сообразующийся с нормальным куль­тивированием почвы центр домохозяйства, самостоя­тельно удовлетворяющего все свои насущные потреб­ности или пользующегося также поддержкой соседей и обслуживающих всю общность помощников (тако­вы, к примеру, деревенские кузнецы и прочие демиур­ги). Сохраняя свое нерушимое единство, он может также заключать в себе все мастерские, если и не под одной крышей, то все же под единым началом. Автор, заслуживающий в этих вопросах наибольшего дове­рия (Родбертус) представлял себе этот тип классичес­кого (эллинистическо-римского) дома по принципу: Bihil hie emitur, omnia domi gignuntur (ничто не поку­пается, все производится дома). Напротив, 3) городс-

47

кой дом, который мы, с учетом его преобладающего характера, мыслим как, дом мастера-ремесленника, ради удовлетворения своих необходимых потребнос­тей вынужден прибегать и к обмену. То, что он произ­водит сам (например, обувь), служит по большей части не ему самому, и если город понимать как целое, как общность цехов, которая благодаря их взаим­но споспешествующей деятельности обеспечивает дома своих граждан и тем самым самое себя полезны­ми и добротными изделиями, то, поскольку ни он сам, ни его граждане не владеют землей и не занимаются сельским хозяйством, ему все же приходится постоян­но производить излишки, для того чтобы запастись необходимыми продуктами в окрестных крестьянс­ких домах. Так формируется имеющий огромное зна­чение для общего исследования феноменов культуры обмен между городом и деревней, в коем последняя пользуется очевидным преимуществом, которое ей дает владение необходимыми товарами, а не теми, без которых можно было бы обойтись, коль скоро это не инструменты или другие потребные ей хозяйствен­ные средства, город же — преимуществом редких и изысканных качеств своей продукции, если, в част­ности, предположить, что в нем сосредоточена лишь избранная часть населения той или иной обширной местности, и потому количество рабочей силы, произ­водящей избыток зерна и мяса, относится к рабочей силе, поставляющей полезные в обиходе изделия руч­ного и художественного промысла, как десять к одно­му. Впрочем, мы полагаем, что никто здесь не высту­пает ни в качестве профессионального торговца, стремящегося в конкуренции с другими поскорее сбыть покупателям свой товар, ни в качестве монопо­листа, ожидающего, пока станет более настоятельной потребность и, как следствие, возрастет предложение закупщиков его товара, чтобы заломить как можно

48

более высокую цену. Такая возможность существует, но становится вероятной лишь по мере того, как ситу­ацией овладевают не участвующие в процессе труда посредники. И остается с достаточной уверенностью предположить, что в союзе города и деревни (како­вой, коль скоро их взгляды на то, что считать благим и справедливым, совпадают, в силу родства и дружбы служит опорой многочисленным связям вне упомяну­тых актов обмена и причастен местам общих собра­ний и святынь) вопреки естественному желанию со­хранить свое добро или завладеть по возможности ббльшим количеством чужого, в некоторой степени продолжает жить дух братской сопричастности и охота к дарению. — Подобное отношение сохраняет­ся, пожалуй, и в более оживленном обмене между двумя городами, хотя и в менее благоприятных для духа общности условиях, поскольку формирование последнего обусловлено родством, близостью и не­коммерческим складом характера сельских жителей. Кроме того, исполнение высших функций такого со­циального тела, функций, руководящих как живот­ной, так и ментальной жизнью, если они различены, но совмещаются, никоим образом нельзя понимать как поставку и продажу товаров. Напротив, функции эти органически поддерживаются, подпитываются и культивируются по воле общности и, стало быть, теми силами, которыми эта воля располагает в виде подно­шений, отчислений, фронд. Их выменивание на услу­ги, если таковыми представляются упомянутые функ­ции, есть не что иное, как форма, в которой это отно­шение может быть прояснено как взаимное. Но дело, конечно, может дойти и до того, что это выражение будет считаться адекватным в рамках того ограниче­ния, в котором способность и обусловленное ею же­лание исполнять известные функции можно рассмат­ривать как принесенный на рынок товар.

49

4 Ф. Теннис