§ 7. Судейские — Воеводские — Пастырские функции

Соседство относится к родству так же, как отно­шение между супругами (и потому сродство вооб­ще) — к отношению между матерью и ребенком. Чего в последнем случае достигает взаимная располо­женность сама по себе, в первом должно опираться на привычку друг к другу. И как отношение между братьями и сестрами — а потому также всякое побоч­ное родство и отношения между сравнительно одина­ковыми его ступенями вообще — связано с прочими органически обусловленными отношениями, так и дружба связана с соседством и родством. Память про­является в благодарности и верности, и особая истина таких отношений должна заявлять о себе во взаим­ном доверии друг к другу. Но поскольку их основа уже не столь укоренена в природе и не столь понятна сама по себе, а индивидуумы с большей определен­ностью сознают и утверждают друг перед другом свою собственную способность волить и мочь, пос­тольку эти отношения бывает труднее всего сохра­нить и легче всего нарушить: нарушить бранью и ссо-

28

рами, которые случаются почти во всякой совместной жизни, ведь постоянная близость и частота контактов подразумевает в качестве реальных, в известной сте­пени вероятных возможностей и взаимную поддерж­ку и утверждение, и взаимное ущемление и отрица­ние; и лишь до тех пор, пока проявления первых пре­обладают, такие отношения можно называть действительно отношениями общности. Этим объяс­няется, что именно такие чисто духовные братства, как показывает многократный опыт, лишь до извест­ных границ могут допускать телесную близость под­линной совместной жизни с ее теснотой и частыми контактами. Скорее, последним должен быть найден противовес в высокой степени индивидуальной сво­боды. Но если в рамках родства все природное достоин­ство сосредоточено в достоинстве отца [Vater], то как достоинство государя [Furst] оно сохраняет свое зна­чение и там, где сущностную основу совместного проживания составляет соседство. Здесь оно обуслов­лено уже не возрастом и родительским положением, а, скорее, властью и силой и наиболее непосредствен­но выражается в том влиянии, которое господин ока­зывает на своих людей, землевладелец — на своих крестьян, помещик — на своих крепостных. Наконец, в рамках дружбы, поскольку она проявляется в общей преданности одному и тому же призванию, одному и тому же искусству, такое достоинство приобретает значимость как превосходство мастера [Meister] над его последователями, учениками, подмастерьями. — Достоинству же возраста [Alter] наиболее подобает судейская [richterliche] деятельность и печать справед­ливости; ибо из юношеской горячности, вспыльчи­вости и страстности проистекают насилие, мститель­ность и раздоры. Старец же стоит надо всем этим как невозмутимый наблюдатель и наименее склонен по­могать одному в ущерб другому, руководствуясь при-

29

страстием или ненавистью, но старается выяснить, с чьей стороны исходило зло и была ли причина к тому достаточно сильна для справедливого, сдержанного человека; или же что должен сделать или какое нака­зание понести человек, позволивший себе то или иное излишество, для того чтобы оно было возмеще­но. — Достоинство силы [Kraft] должно проявляться в борьбе, оно подтверждается отвагой и храбростью. Поэтому свое завершение оно получает в воеводском [herzogliche] достоинстве, каковому подобает соби­рать и приводить в порядок боевые силы, возглавлять поход на врага, предпринимать все, что полезно для совместного действия, и запрещать все, что вредно для него. — Но если в большинстве случаев правиль­ные и спасительные решения и распоряжения могут быть, скорее, угаданы или предусмотрены сведущим человеком, а не доступны с очевидностью взгляду каждого; и если грядущее скрыто от нас и носит за­частую угрожающий или пугающий характер, то среди всех искусств первенство, по-видимому, долж­но быть отдано тому, которое умеет распознавать, толковать и побуждать волю невидимых. И потому до­стоинство мудрости [Weisheit] возвышается над всеми другими как пастырское [priesterliche] до­стоинство, в котором, согласно поверью, странствует среди живущих образ самого Бога и в котором Веч­ный и Бессмертный открывается и возвещает о себе тем, кто окружен опасностями и объят смертным страхом. — Эти особые главенствующие и первенст­вующие роды деятельности и добродетели предпо­лагают и дополняют друг друга; и все означенные до­стоинства в их зачаточном виде можно мыслить со­единенными во всяком высокопоставленном чине, насколько таковой выводится из единства той или иной общности; однако таким образом, что судейское достоинство, как изначальное, остается естественным

30

для статуса отца семейства, воеводское соответствует статусу патриарха и, наконец, пастырское, по-види­мому, наиболее соразмерно статусу мастера. Однако «воеводское» достоинство естественным образом по­добает и отцу семейства (тем более, что единение против врагов требует известного подчинения), вер­ховному правителю клана (как главе старейшего из родственных домов), в наиболее же элементарном случае — вождю еще не разделившегося племени (за­нимающему место общего мифического предка). Оно же, в свою очередь, возвышается до божественно-пастырского: ведь предки либо уже стали, либо стано­вятся богами, а боги считаются предками и друзьями отца, и потому есть боги дома, рода, племени и народ­ной общины. В них находит свое наивысшее вопло­щение сила такой общности: в их силах совершить невозможное; чудесные деяния — дело их рук. Пото­му, когда из соображений благочестия их снабжают пропитанием и почитают, они оказывают помощь, а когда их забывают или пренебрегают ими, — наносят ущерб и наказывают. Как отцы и судьи, как господа и предводители, как наставники и учителя они сами из­начально являются носителями и образцами этих че­ловеческих достоинств. Среди последних воеводское достоинство также предполагает умение судить: ведь совместная борьба делает тем более необходимым улаживание внутренних раздоров посредством убеди­тельного решения. А пастырскому чину надлежит ос­вятить такое решение как неприкосновенную святы­ню, ведь сами боги почитаются как зачинатели права и судебных приговоров.

31