§ 18. Супружество

Таким образом, всеобщность супружества среди людей имеет двоякий смысл, заключающийся, с одной стороны, в том, что такая совместная жизнь между людьми мужского и женского пола вообще может иметь место; с другой же, в том, что каждый народ, или даже каждый город, на свой лад выражает эту всеобщую идею и связывает с определенными ус­ловиями возможность супружества, которое было бы действительным в соответствии с его волей и правом. Поэтому, если каждому человеку как таковому пред­писывается определенное право, то римлянину как таковому — еще более определенное. Здесь раскры­вается причина того, почему всеобщее оказывается более правильным и более разумным. В более раннем своем значении всеобщее предполагает, что некий правопорядок властвует надо всеми людьми точно так же, как римский правопорядок властвует над гражда­нами Рима. Но и в позднейшем значении общее право можно понимать как такой порядок, который ни в коем случае не является объектом произвола и позна­ния, но обитает в человеческом сердце как чутье к надлежащему и благому, как отвращение к злодея­нию, т.е. как закон совести. «Это закон не писанный, а врожденный, закон, который мы не выучиваем, не принимаем на веру, не вычитываем откуда-нибудь, а восприемлем, черпаем и запечатлеваем в себе из самой природы; нас ведет к нему не наставле­ние, а наш собственный склад, не образованность, а одаренность», — гласит риторическое изречение Ци­церона (P. Mil. C.X [Речь в защиту Милона. Гл.Х]). Так, инстинкт материнской любви присущ и зверю, и человеку, но у человека к инстинкту добавляется раз-

1 К его стыду [лат.).

316

витое на его основе чувство долга, и потому материн­ское право является частью общего права. Этот поря­док становится более почетным и важным, когда вы­ражается в заповедях и запретах; он приобретает большее моральное значение. Поэтому инцест счи­тается злодеянием и запрещается общим правом, а внебрачная связь иного рода, главным образом ввиду недостаточности общего права, считается злом в праве священном. Ибо такое естественное право есть в то же время право священное и божественное, и стоит под священническим началом. Оно бывает иным, если аналогия гражданского права распростра­няется на неограниченную сферу, превращаясь во всемирное право, когда в недрах первого перерезает­ся пуповина, связывавшая его с общим правом, по природе своей более ранним и по отношению к нему как бы материнским (поскольку один процесс являет­ся функцией другого). Ибо отныне гражданское право [burgerliches Recht] становится лишь случайным ограничением, которое налагает на себя сохранив­шаяся, эмпирически действительная свобода челове­ка; налагает и удерживает, а может и устранить, подо­бно тому как два участника договора могут отменить то, что их связывает. Всякий особый порядок случаен, необходим только порядок вообще, миропорядок; од­нако и он необходим не как действительность, а как средство к разумной жизни, которое должен себе полагать и утверждать тот, кто мыслит. Поэтому чем чаще люди собираются вместе как «люди вообще» или, что то же самое, чем чаще собираются вместе люди всякого роду и племени, признающие друг друга разумными или равными, тем с большей ве­роятностью, а в конце концов и с необходимостью уч­реждается среди них универсальное общество и уни­версальный порядок. В действительности такое сме­шение происходит в ходе повседневной деловой

317

жизни; господство Рима над orbis terrarum¹, которое само основывается на материальном базисе повсед­невных дел и забот, сближает все остальные города с одним городом, собирает на форуме всех сознательных, богатых, торгующихся друг с другом индивидуумов, все господское сословие неизмеримой империи, стирает всякое различие и неравенство между ними, придает всем лицам одинаковое выражение, заставляет всех го­ворить на одном языке, с одним и тем же акцентом, пользоваться одинаковыми деньгами, получать одина­ковое образование, делает всех одинаково алчными, одинаково любопытными; тут изобретается и конструи­руется абстрактный человек — самая искусственная, самая отлаженная и самая рафинированная из всех машин, — и выглядит он, как привидение, явившееся среди трезвой и ясной действительности дня.