§ 34. Люди искусные и искусственные

В связи с этим мы переходим к дальнейшему. Если мужчине приписывается преимущество благоразумия, то все же благоразумие никоим образом не тождест­венно интеллектуальной силе вообще. В той мере, в какой последняя продуктивна, синтетична, бблыпим значением тут обладает, скорее, женский ум. Ибо если в мужской конституции преобладает мускульная, то в женской — нервная система. Сообразно своей более пассивной, более постоянной и ограниченной узким кругом деятельности женщины, в общем, более восприим­чивы и чувствительны к тем впечатлениям, которые внезапно, неожиданно приходят извне: они предпочи­тают наслаждаться близкими, сиюминутными и постоян­ными благами, а не стремиться к отдаленному, бу­дущему, редко достигаемому счастью. С тем большей решительностью и страстностью их воля реагирует на приятные и неприятные перемены в своем состоя­нии, и потому именно чувственность, опосредующая

225

15 ф. Теннис

утверждающие и отрицающие чувства, и, стало быть, способность отличать добро от зла, прекрасное от без­образного развивается и утончается у них таким обра­зом, что значительно расходится с познанием предме­тов и процессов (с объективным познанием). Послед­нее (уже в форме восприятия) приобретается главным образом за счет напряженной деятельности глаза и (в меньшей степени) уха, при содействии осязания; пер­вая же (помимо общего чувства) присуща, прежде всего, особым органам обоняния и вкуса и нуждается лишь в пассивной апперцепции. Чувственность, а вмес­те с ней и всё то непосредственное отношение к вещам, которое характеризует сущностную волю, — есть прерогатива женщины. И всякая деятельность, ко­торая непосредственным образом, будь то изначально или в силу привычки и памяти, проявляется как следст­вие и модификация самой жизни, а потому также и всякое выраженное или внезапно прорвавшееся наст­роение, волнение нрава, всякая внушенная совестью мысль — все это отличается искренностью и наив­ностью, непосредственностью и страстностью, свойст­венными женщине как человеку в любом отношении более естественному. Именно здесь коренится та пло­дотворность духа, фантазии, которая, благодаря утонче­нию избирательного чувства, «вкуса», оборачивается плодотворностью искусства. Даже если для создания великих произведений такая плодотворность, по боль­шей части, нуждается в мужской силе и благоразумии, а очень часто и в (эгоистических) мотивах, которые подстегивают и приумножают деятельную силу мужчи­ны, то все же наилучшая часть, ядро гениальности, обычно наследуется от матери. И наиболее всеобщий дух народного искусства, как он выражается в украше­ниях, напевах, преданиях, поддерживается девичьей наивностью, отрадой материнства, женской памятью, верованиями и силой предчувствия. Потому гениаль-

226

ный человек и остается во многом женственным по своей натуре: наивным и искренним, мягким, тонко чувствующим и оживленным, легко переменчивым в своих настроениях, веселым или меланхоличным, а также мечтательным и восторженным, живущим даже | как бы в постоянном опьянении, доверчивым и откры­тым перед вещами и людьми; потому он бывает непре­дусмотрителен, зачастую просто слеп и безрассуден, как в поверхностном, так и в более глубоком смысле. | Это означает, что среди настоящих мужчин, людей сухой, деловитой серьезности, такой одухотворенный человек может показаться несмышленышем и даже глупцом, или же нелепым чудаком, сумасбродом — как пьяный среди трезвых. Но, с точки зрения этих людей, если их суждение остается совершенно беспристраст­ным, таким же видится поведение и существо подлин­ной женщины: они не понимают его, оно кажется им абсурдным. — На самом деле, гениальный человек наде­лен теми же, только ярче выраженными качествами, которые, хотя бы намеченном виде, обнаруживаются у всех владеющих даром речи; он наиболее близок к типу совершенного человека, идеальный образ которого мы можем здесь себе представить. Ибо мускульной силой и отвагой выделяются среди себе подобных уже и не­которые звери; умственная же сила и гениальность в самой своей возможности закреплена за человечес­ким родом. Гениальный человек есть человек искус­ный [kiinstlerische]; это развитая форма («цвет») ес­тественного (простого, истинного) человека. Напро­тив, в намеренных и сознательных действиях его превосходит человек искусственный [kilnstliche], т.е. такой, в котором проявляется противоположность ес­тественному: как если бы он из самого себя сделал I кого-то другого и прикрываться им казалось бы ему 1 благим и полезным. Если по своей идее женщина боль-1 ше напоминает естественного, а мужчина — искусст-

227

венного человека, то мужчина, в котором преобладает сущностная воля, еще объят женственным духом, от коего он избавляется благодаря избирательной воле и тогда впервые предстает в своей голой мужественнос­ти; женщина же, руководствующаяся избирательной волей, представляет собой в этом ряду наиболее позд­ний феномен, каковой, в свою очередь, уравнивается или, по крайней мере, уподобляется свободному му­жественному духу. — Поэты и мыслители склонны восхвалять женское бессознательное [Un-BewuBte], таинственную глубину женского существа и нрава, святую простоту души: иногда мы прозреваем, что мы утратили, сделавшись холодными и расчетливы­ми, плоскими и просвещенными. Но все-таки и здесь подтверждается, что природа производит разрушение лишь затем, чтобы способные к развитию элементы пробудились к новой жизни. Ибо, следуя этим путем, человек, когда его наука превращается в философию, достигает самого чистого и высокого познания и вновь обретает ту радость созерцания и любви, кото­рую омрачали ему всякого рода рефлексия и стремле­ние. — Если же мы захотим изложить указанные ан­тиномии с опорой на те понятия, которые были пред­ложены и упорядочены выше, то получится, что свое главенствующее определение и выражение получают: