§ 6. Действительное государство

Тем не менее публичное мнение, в котором выра­жается и формулируется общественная мораль и ко­торое благодаря этому способно возвыситься над го­сударством, может оказать на него давление, заста­вить его применить свою непререкаемую власть, с тем чтобы принудить всех людей к полезным дейст­виям и отвратить их от вредных; внесение дополнений в уголовный кодекс и расширение полицейской влас­ти представляется ему верным средством для того, чтобы противостоять пагубным наклонностям толпы. От требования свободы (для вышестоящих) оно с лег­костью переходит к требованию деспотизма (против низших слоев). Ведь конвенциональный суррогат, безусловно, имеет недостаточное влияние на толпу. В своем стремлении к удовольствиям и наслаждениям, которое в этом мире, где интерес капиталиста и тор­говца состоит в том, чтобы предупреждать всевоз-

376

можные потребности, а желание опередить соперни­ка побуждает к самому разнообразному применению денег, имеет столь же всеобщий, сколь и естествен­ный характер, толпа может быть ограничена только скудостью своих средств, которые в силу того же са­мого интереса предоставляются рабочему классу в ка­честве цены за его рабочую силу. Людей особого раз­ряда, по численности далеко превосходящего разряд профессиональных «преступников», в их потребнос­ти и стремлении открыть себе доступ ко всем надле­жащим и ненадлежащим наслаждениям, воистину может остановить только страх перед разоблачением и наказанием, т.е. перед государством. Государство — их враг, оно противостоит им как чуждая и неумоли­мая сила. Будто бы принадлежащее им самим, будто бы заключающее в себе их волю, оно тем не менее противодействует всем их потребностям и желаниям, стоит на страже собственности, которой они не обла­дают, принуждает к воинской службе во имя отечест­ва, которое оборачивается для них разве что «очагом и алтарем» в виде отапливаемой комнаты где-нибудь в верхних этажах, или «милой родиной» на камнях уличной мостовой, откуда им открывается зрелище чужого, недостижимого великолепия, тогда как их соб­ственная жизнь, в которой будни и праздники про­тивостоят друг другу и омрачаются этим противостоя­нием, распределяется между тяготами фабричного цеха и удовольствиями трактира. Поэтому крупный город и общественное состояние в целом оказывается губительным для народа, который понапрасну старает­ся возобладать в нем за счет своей многочисленнос­ти и, как кажется ему самому, может употребить эту свою мощь лишь для организации восстания, если действительно хочет избавиться от своих несчастий. Толпа приобретает сознательность, получая многосто­роннее образование в школах и черпая его из газет. От

377

классового сознания она переходит к классовой борь­бе. Классовая борьба может привести к разрушению общества и государства, которые ей хотелось бы пре­образовать. А поскольку вся культура в целом уже превратилась в общественную и государственную ци­вилизацию, постольку в такой превращенной форме движется к гибели и сама культура; остается, однако, возможным, что отдельные, разрозненные ростки со­хранят свою жизнеспособность, что сущность и идея общности получит новую пищу и что в рамках гибну­щей культуры неприметно начнется развитие новой.

§ 7. Две эры

Подводя итог всему вышеизложенному, можно ска­зать, что в рамках великих культурных эволюции друг другу противостоят две эры, причем эра общности предшествует эре общества. Первая характеризуется социальной волей в форме единодушия, обычая и рели­гии; вторая — социальной волей в форме конвенции, политики и публичного мнения. Этим понятиям соот­ветствуют, в свою очередь, разновидности совместной жизни, которые я подразделяю следующим образом: