469

2. ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРАВО

Что такое общество? Множество индивидов, которые уже не борются, а мирно уживаются друг с другом, т. е. образуют общую силу, которая стоит над отдельными лицами и потому имеет право господствовать над ними. Общество есть, таким образом, естественно-правовое соединение людей, или господство массы. Этим разрушается господство личности, и власти ее ставится твердая граница; борьба естественных сил людей согласована, и заложено основание гражданского порядка жизни.

Под господством массы (imperium multitudinis)

мы разумеем государство вообще, или власть всеобщей и закономерной воли над частной волей, следовательно, отношение, которое образует первое условие всякой государственной жизни и без которого не может существовать никакая форма государства. Итак, это объяснение отнюдь не стремится выдвинуть какую либо определенную форму государства, а указывает лишь на различие гражданской жизни вообще от естественной. Естественная жизнь есть господство вожделений, т. е. необузданная власть личности; гражданская жизнь есть господство

470

многих, т. е. подчинение личностей.

Что касается перехода от первого состояния к последнему, превращения status naturalis в status civilis, естественного права в государственное право, то здесь для натуралистов политики содержится один сомнительный пункт, трудность которого познал и пытался разрешить Спиноза. Ибо естественное и государственное право должны исключать одно другое, так как первое состоит в господстве личности, последнее – в ее подчинении. Как могут быть соединены эти противоположные состояния? Если взять всерьез государственное право, то есть опасность полного устранения естественного права, и наоборот, стремясь серьезно обосновать государство на естественных правах личности, рискуешь вернуть государство к естественной жизни.

Натуралистическая политика в двух выдающихся своих образцах приводит к этим крайностям: к первой в Гоббсе, который уничтожает естественное право государственным правом, ко второй в Ж.-Ж. Руссо, который разлагает государство на естественные права; в обоих случаях ей не удается выяснить переход от status naturalis к status civilis, ибо в лице Гоббса она совершенно уничтожает естественное право, а в лице Руссо – вообще не покидает его.

470

Спинозово понятие о государстве образует переход от Гоббса к Руссо. Невозможно свергнуть законы природы, поэтому невозможно уничтожить естественные права. Так же явна несообразность политики Гоббса, которая ссылается на законы природы и, тем не менее, совершенно отрицает естественные права личностей в пределах сферы государства или, по крайней мере, устраняет их произвольным государственным договором. Такой договор, согласно принятым основным понятиям, есть невозможное действие. Спиноза мыслит в этом отношении последовательнее, чем его предшественник. Для него бесспорно, что естественные права, подобно законам природы, имеют вечное значение, что поэтому их нельзя устранить каким бы то ни было соглашением; государство есть для него не устраненное, а осуществленное естественное право, или необходимое следствие и форма естественно-правовой жизни. Не правовая, а угрожающая сторона естественного состояния должна быть отменена в государстве, не право, а лишь борьба личностей должна быть здесь устранена; поэтому единственное различие между естественно-правовой и государственно-правовой жизнью состоит в обеспеченности бытия. "Что

471

касается политики, – отвечает Спиноза на один предложенный ему вопрос, – то различие между мною и Гоббсом состоит в том, что я сохраняю естественное право навсегда ненарушенным и точно определяю право властей в отношении их подданных мерой их могущества541".

Спокойная и обеспеченная жизнь есть у Спинозы высшая цель, к которой стремится общество, или, выражаясь в этом случае, точнее, чем сам философ, – стремление к обеспеченности есть единственное основание, из которого следует общество. Это стремление есть естественно-закономерная необходимость. Если в природе все стремится к самосохранению, то то же надо признать и относительно естественных прав. Но обеспеченное правовое состояние возможно лишь в обществе или государстве, поэтому государство есть необходимое следствие законов природы, ибо оно образует действительное бытие естественных прав, которые непрочны и существуют более в воображении, чем в действительности, пока в атомистическом естественном состоянии они зависят от силы личности. Отсюда происходит, что в спинозистской политике государство опирается менее на произвольные договоры, чем на необходимые и естественные соединения

471

людей, и состоит не в договорном, а в естественном праве общества542.

Отсюда само собой следует, что это, таким путем обоснованное узаконенное государство не в состоянии сделать из людей иные существа, чем они суть от природы; он придает взаимным сношениям людей лишь форму внешней легальности и не устанавливает между людьми какой-либо моральной или душевной связи; они остаются столь же эгоистичными и по существу столь же враждебно настроенными друг к другу, как в естественном состоянии, они только отказываются от взаимной борьбы, так как хотят избавиться от страха и опасностей; они соединяются между собой в эгоистическом интересе обеспеченности жизни, а в остальных отношениях действуют на основании своих аффектов в связанном правовом состоянии государства не меньше, чем в свободном естественном состоянии. Спиноза сам дает это важное и последовательно продуманное объяснение. "Естественное право отдельных лиц, если как следует обсудить дело, не устраняется в государстве. Человек действует как в естественном, так и в гражданском состоянии по законами своей природы и заботится о собственном благе; он руководится, как я

472

утверждаю, в обоих состояниях надеждой и страхом, связанными с определенными действиями и упущенными; главное различие между природой и государством состоит лишь в том, что в государстве все люди боятся одного и того же и потому делают общую обеспеченность

объектов своих стремлений и правилом своего

поведения543".

Из понятия государства, как общества, основанного на естественном праве, вытекают его границы, функции и формы. Так как государство должно осуществлять человеческое естественное право, то оно не имеет права устранять естественные права личностей, а может лишь ограничивать их постольку, поскольку этого требует обеспеченность всех и его собственное существование. Естественное право государства есть его самосохранение, которое состоит в том, что законы властвуют, а личности повинуются. По отношению к государственному закону личности становятся подданными, и так как все они должны повиноваться одним и тем же законам, то они вступают в состояние равенства перед законом и становятся гражданами. Право законов состоит в том, чтобы безусловно поддерживать их действие и в случае надобности принуждать граждан к повиновению; они могут

472

требовать лишь такого повиновения, которое может быть насильственно осуществлено.

Если в человеке есть способность, которая не подлежит никакому внешнему принуждению, то здесь кончается действие законов, и государственное право находит в этом месте свою границу. Но вынуждены могут быть никак не настроения, а лишь действия, и лишь такие, которые принадлежат к внешнему правовому порядку. Таким образом, юридическая сила государственных законов ограничивается лишь областью внешних действий, и вся сфера человеческого настроения, в силу своего естественного состава, свободна от всякого принуждения и потому по своей правовой природе независима от всякого государственного закона. Человеческое настроение выражается в суждениях и чувствах, в науке и вере, в философии и религии, в учении и культе. Эти проявления человеческого духа не принадлежат к сфере легальных действий и потому не входят в область государственного права; их нельзя повелеть, ибо их нельзя вынудить. Если бы государственная власть попыталась сделать это, она устранила бы свободное пользование человеческими силами, уничтожила бы естественное право и именно тем самым более

473

всего угрожала бы своему собственному существованию. Наоборот, государство должно оставаться равнодушным к теориям, ибо они никогда не угрожают его прочности, за исключением того случая, когда их угнетают, и прежде всего религия должна находить себе свободное и обеспеченное бытие в человеческой душе; она не должна ни служить, ни властвовать, не должна, в качестве культа, смешиваться с публичными действиями, и в качестве веры – с государственными законами. Ибо религия есть отношение человека к Богу, а государство есть отношение людей между собой. И что стало бы с любовью к Богу и познанием Бога, если бы они должны были бы составлять часть механического внешнего правового учреждения?544

Социальная жизнь, или юридические отношения личностей, совершенно независимы от научных и религиозных мнений, точно так же наука и религия, т. е. вся духовная и душевная жизнь людей, независима от естественно-правового устройства общества. Спинозистское государство не есть ни платоновское государство, управляемое философами, ни церковно-схоластическое, опирающееся на религиозные основания и зависящее от священников, ни деспотическое

473

государство, как "Левиафан" Гоббса, который поглощает личности, властвует над настроениями людей, распространяет свое господство на умы и причисляет религию к политическим мероприятиям; оно не есть воспитательное учреждение ни для мудрости, ни для веры, а есть чистый правовой порядок, который обеспечивает внешнюю жизнь и имеет силу противодействовать всякому нарушению законов. Созданное против естественной необеспеченности и нужды человеческой жизни, это государство ограничивается тем, что служит закономерным средством самообороны, чем достигается мирное сожительство людей и предотвращается распадение гражданского общества на внезаконное естественное состояние.

Государственное право есть совместное естественное право, поэтому оно обнаруживается в форме закона, требующего повиновения, тогда как атомистическое естественное право состояло в вожделении личности, которое стремилось только к своему эгоистическому удовлетворению. Вожделения от природы равноправны, большее право должно быть завоевано большей силой, единственным реальным доказательством которой является удачный исход борьбы. Напротив, закон с самого начала могущественнее

474

личности, которая противодействует ему, ибо он есть общая воля и общественная власть; поэтому он есть не спорное, а безусловное право, и всякое противозаконное действие есть безусловная неправда. Неправда есть, следовательно, гражданское понятие, возникающее лишь в результате общества, которое противостоит личности, как господствующая сила, тогда как в чистом естественном состоянии собственно не может быть речи о неправде, ибо здесь нет безусловного и окончательная права. Лишь в государстве право, являясь законом, становится действительной непреодолимой силой. Что согласуется с этим правом, то правомерно в государственном смысле, что противоречит ему, то неправомерно. Каждое действие, нарушающее его, есть преступление. Отсюда объясняется истинное значение этих ходячих слов: они означают не естественные и не нравственные представления, а условные ценности, они вытекают не из природы человека, а из внешнего соглашения, принятого в интересах общей безопасности. "Правомерность и неправомерность, заслуга и преступление суть не принадлежащие к существу духа, а возникшие лишь в силу внешних установлений понятия

(notiones extrinsecae)545".

474

В естественном состоянии каждая личность действует в силу собственной полноты власти и в своих интересах, насколько она понимает их и способна осуществить; в гражданском состоянии общество действует от имени и в интересах всех. Там отдельный человек называет свою выгоду добром и свой ущерб злом, здесь государство решает, что полезно и вредно для всех: государство должно издавать законы и толковать существующие. До этого каждый человек мог, в силу своего естественного права, отстранять всякое нанесение ущерба и мстить за него, теперь всякое нападение на него считается нарушением закона, которое государство должно исследовать и наказывать. Законы должны быть не только введены, но и осуществлены, и вся общественная жизнь должна руководиться ими: поэтому государство должно управлять на основании законов. Государственное право требует учреждения законодательной, судебной и административной власти, которые должны существовать в каждом гражданском обществе, но могут быть различным образом организованы: в этом состоит различие форм государства, или государственного строя.

Естественное состояние заключается в борьбе, государство – в союзе всех, поэтому все

475

государственные власти должны быть соединены в интересах всех и для поддержания общего могущества и порядка; они не должны быть разделены настолько, чтобы это наносило ущерб могуществу государства, и не настолько слиты в одной личности, чтобы от этого страдал правовой порядок. Самосохранение государства не позволяет ни обособления, ни дробления его властей: первое ведет к деспотической монархии, которую Спиноза отвергает, последнее – к представительной монархии, которой он не знает; теорию первой он видел представленной Гоббсом, до теории последней, обоснованной Локком, он не дожил. Согласно Гоббсу, абсолютная государственная неограниченна; согласно Спинозе, она абсолютна в пределах ее необходимых границ. Правильное государственное устройство, как его представляет себе Спиноза, должно концентрировать власть, не умаляя прав, оно должно давать и обеспечивать государственной власти характер единства, не уничтожая общего господства. Ибо Левиафан Гоббса есть не государство, а личность, естественные права которой получают исключительное осуществление в ущерб правам всех других людей; такой строй, если позволительно употребить здесь это слово, есть

475

не естественно-правовое общество, не status civilis, а остается собственно status naturalis, и

может рассматриваться лишь, как победа сильнейшего в войне всех против всех. Но государство должно в корне и навсегда положить конец этой войне, порядок его жизни есть обеспеченное правовое состояние, его подданные суть не рабы, а граждане, его правители не тираны, а начальствующие лица546.

Поэтому Спиноза признает правомерными лишь те государственные формы, в которых верховная власть основана на общей воле и действует как орган, а не как владыка общества. Носителем этой государственной власти может быть один человек, несколько людей, все люди; в первом случае государство имеет монархическую форму, во втором – аристократическую, в третьем

– демократическую. В монархии властвует монарх и его министры, в аристократии – патриции и их сенат, в демократии – собрание народа. Упорядоченная государственная жизнь может иметь место при всех этих трех формах управления, но не все обладают одинаковой прочностью. В демократии государство подвержено смене лиц и партийным течениям, в монархии ему угрожают вожделения деспотического произвола; там общественная

476

власть слишком многоголова, чтобы сохранить характер единства, здесь – слишком обособленна, чтобы удержать характер общности. В аристократии осуществление государственной власти принадлежит выборному собранию (сенату), сравнительная многочисленность которого должна предупреждать опасности олигархии, а законность действий которого должна контролироваться синдикатом. В демократии осуществление государственной власти принадлежит народу, всем гражданам в силу их рождения, поэтому это осуществление не может быть обусловлено избранием, а может быть лишь ограничено законами, как, напр., законодательным определением, с какого возраста гражданин может осуществлять свои политические права, могут ли женщины отправлять государственные должности и т. п. На отрицании этого последнего вопроса обрывается политический трактат, не доведя до конца

изложение демократической формы

государства547.

Спиноза различает два вида аристократии, которые, в пределах этого строя, как бы выражают единовластие и многовластие. Над всей государственной территорией властвует либо патрициат одного города, либо патрициат

476

нескольких городов: в первом случае государство имеет централизованный характер, во втором – федералистический. Примером первого служат в древности Рим, в новое время Венеция и Генуя, ближайшим примером второго являются Соединенные Нидерланды. При опасностях и риске, вырастающих для общества из природы монархического и демократического строя, – там грозит деспотизм, здесь анархия – Спиноза отдает предпочтение аристократической форме государства, и из обоих ее видов считает лучшим последний, ибо федеративное устройство более предохраняет от опасностей олигархии; эта форма аристократической федеративной политики, по образу генеральных штатов, представляется ему столь прочной и устойчивой, что такое государство, по его мнению, никак не может разрушить само себя и может погибнуть не по внутренним причинам, а лишь из за событий внешней политики. Правда, сами Нидерланды, восстановив одного главу, оказались не в силах сохранить свое государственное устройство, но в этом была повинна не форма государства, а неудовлетворительная, противоречащая аристократическому строю организация сената, именно малочисленность его членов548. Лучшее средство заставлять граждан исполнять их

477

обязанности состоит не в страхе перед законом и наказанием, а в их интересе к безопасности и свободе, равно как в надежде на достижение политических должностей и почестей. В остальных отношениях политическое честолюбие предосудительно, ибо погоня за общественными наградами обнаруживает скорее дух раба, чем свободного человека. В числе этих, осуждаемых

им "praeraia virtutis", Спиноза называет также

памятники!549

В противоположность Гоббсу, по учению нашего философа, в монархическом государстве закон не должен зависеть от воли короля, а напротив, должно иметь место обратное отношение. Закон связывает произвол короля. Королевская власть должна быть одновременно и охраняема, и ограничиваема властью народа; она охраняется народным войском и ограничивается народным советом, который хотя и избирается королем, но в остальных отношениях организован так, что число и состав его членов представляет достаточную гарантию против опасностей олигархии и деспотизма. Спиноза представляет себе нечто вроде демократической монархии, которая исключает всякий иной интерес, кроме общего блага, не столько посредством писанных законов, сколько в силу природы самих

478

отношений: он оставляет без внимания исторически данные условия, и его проект может рассматриваться не как серьезный политический план, а как опыт построения государственной машины в монархической форме. Насколько он был озабочен предотвращением деспотизма, показывает образ добровольно связанного Улисса, на который он обращает внимание правителя своего государства: "Основы королевской власти должны руководиться вечными предписаниями, так что министры безусловно повинуются королю, когда они отказываются выполнять приказания, противоречащие основам государственной власти; это можно наглядно представить на примере Улисса. Его спутники следовали его приказу, когда они не хотели развязать его, в то время как он был прикован к мачте и упоен пением сирен, – хотя он и требовал этого, сопровождая требование многим угрозами; и доказательством его мудрости служило то, что позднее он сам благодарил своих спутников, потому что они повиновались его первому, разумному приказанию. Ибо короли суть не боги, а люди, которых часто лишает рассудка пение сирен. Если бы все зависело от непостоянной воли отдельной личности, тогда бы вообще не

478

существовало никакого прочного

порядка550".

Можно поставить вопрос, какой из указанных трех форм государства, по мнению Спинозы, принадлежит принципиальное преимущество, без отношения к обычным недостаткам человеческих характеров и условий жизни. Философ неоднократно касался этого пункта в своих политических сочинениях, и дал если не обстоятельное, то все же определенное его решение. Лучшее государство – это естественное государство Но так как естественное право и могущество тождественны, то лучшим государством является наиболее могущественное, а так как могущество тем больше, чем больше сил оно в себе соединяет, то наиболее могущественным государством будет наиболее единодушное государство. Единодушны же люди лишь в разуме, поэтому то государство самое лучшее, которое руководится разумным и солидарнымдухомвсех551.

Это возможно лишь в том случае, когда правительство организовано свободным народом и сохраняется путем мирного соглашения, тогда как господство, достигнутое завоеванием, нуждается для своего сохранения в макиавеллистической политике552. Поэтому

479

лучшей государственной формой является демократическая, которая обеспечивает естественно-правовое состояние людей и вполне разрешает политическую задачу, превращая естественную жизнь в гражданскую и действительно осуществляя равенство между stains naturalis и status civilis. Государственное учение Спинозы стремится к естественно-правовому равновесию между людьми или к соглашению естественной свободы с гражданским равенством. Но так как в чистом естественном состоянии равенству постоянно грозит опасность, а в монархическом и аристократическом государстве оно выражается лишь несовершенно, но государственная идея нашего философа, согласно ее первоначальному направлению, одобряет демократию.

В этом именно духе составлено его первое политическое сочинение – Теологико-политический трактат; здесь демократическая форма государства признается совершенным и адекватным естественной свободе людей правовым состоянием. Демократия, принципом которой является естественная личность, резко противостоит всем античным и схоластическим государственным идеям, и если мы прежде видели Спинозу посередине между

479

Гоббсом и Руссо, то в нем самом, по-видимому, этот переход совершился в обратном направлении, ибо в Теологико-политическом трактате он предвосхищает идеи Руссо, тогда как в своем учении о государстве он до известного, указанного нами пункта приближается к Гоббсу, очевидно, под литературным влиянием последнего. Там главным вопросом государственной жизни для него является свобода личности, здесь – общественная безопасность.

Изложив в указанном своем первом сочинении принципы государственного порядка и понятия государственного и естественного права, он дает следующее заключительное пояснение: "Этим, как я полагаю, я достаточно отчетливо развил основания демократической формы правления. И я хотел особенно говорить об этом строе, потому что он, на мой взгляд, более всего согласуется с природой и скорее всего достигает свободы, которую природа предоставила каждой личности. Ибо здесь никто не передает своего естественного права другой личности, с тем, чтобы потерять самому всякое дальнейшее участие в общественных совещаниях, но он передает его большинству всего общества, часть которого он сам составляет. И при этом устройстве все остаются равными, как прежде в