92

II. ИЗОЛИРОВАННАЯ СИСТЕМА

Этот безусловный натурализм объявляет недействительными все цели, все равно, выступают ли они в форме божественных, естественных или нравственных целей, называются ли они решениями Провидения, образцами вещей или нравственными идеалами. На значение божественной цели спасения опирается христианская вера и ее учение, которым обусловлена вся схоластика; на реальности естественных целей, в форме идей или энтелехий, основывают свои системы Платон и Аристотель; понятие нравственного идеала царит в кантовской философии и в зависимых от нее направлениях; докантовская философия лишь в частичной форме отрицала значение понятий цели в лице Бэкона и Декарта и снова признала их коренное значение в лице Лейбница.

Таким образом, этот чистый и безусловный натурализм, вполне отрицающий цели, стоит в резком противоречии к господствующим системам всех времен: к идеям классической древности, христианских средних веков и новой философии. Между материализмом, который также ничего не хочет знать о целях в мире, и

93

нашей натуралистической системой имеется также принципиальное различие: последняя утверждает то, что первый принципиально отрицает, именно первичность мышления. Точка зрения, к которой мы подошли, есть единственная в своем роде, исключающая все остальные и отвергаемая ими, несогласующаяся с мнениями великих мыслителей как предшествующего, так и последующего времени.

Поэтому нас не удивляет, что человек, на долю которого выпала задача овладеть этой точкой зрения и последовательно провести ее, стоит совершенно изолированным, одиноким и покинутым как в своем мышлении, так и в своей жизни. Для разрешения его задачи необходима редкая сила духа и характера; он есть совершенный свидетель истины, как она проявляется его духу и как она должна была мыслиться на этой стадии развития философии. Может ли это быть случаем, что здесь, где философия нуждалась в системе, которая должна была быть одинокой и противоречащей господствующим представлениям всего мира, она доверила себя и свои интересы отвержен ному еврею?

Проклятие, которое евреи произнесли над Спинозой, нашло отзвук в христианском мире и

94

выше обычного цеха, без учеников и без права гражданства". Даже Якоби, который постиг учение Спинозы глубже, чем кто-либо до него, и отвергал его по религиозным и философским основаниям, прославляет в личности философа его религиозный характер: "Будь благословен, великий, святой Бенедикт! Как бы ты ни философствовал о природе Верховного Существа и как бы ты ни заблуждался на словах, Его истина была в твоей душе, и любовь к Нему была твоей жизнью!"

94

Глава вторая

СВЕДЕНИЯ О ЖИЗНИ СПИНОЗЫ

Спинозе никогда не приходило в голову, что его личная судьба и испытания могут иметь всеобщий интерес; поэтому после него не осталось никаких автобиографических заметок. Лишь немногие находились в столь близких отношениях к философу, чтобы иметь возможность по личным наблюдениям описать его жизнь; никто из них этого не сделал: они молчали, следуя, вероятно, желанию Спинозы, который ведь даже не хотел, чтобы оставшиеся после него труды были опубликованы под его именем. Полная замкнутость его жизни, всецело посвященной философии, отнимала всякую возможность наблюдать его извне. Правда, слава его глубокомыслия, в особенности его естественно-исторических знаний, была уже давно распространена в широких кругах, и некоторые уже считали его основателем новой системы, превосходящей картезианское учение; но внимание мира он возбудил лишь за несколько лет до своей смерти трудом, в котором он исследовал и подверг критике библейские основы веры.

С тех пор его преследовали внимание и любопытство людей; многие приходили к нему, чтобы посмотреть на замечательного атеиста; после его смерти начали собирать сведения о нем и прибегали к людям, знавшим его, хотя бы издалека, с расспросами об этом человеке и его жизни. Разумеется, в том числе циркулировали ложные и злостные сплетни, которые охотно воспринимались и распространялись, в особенности собирателями анекдотов. Таким путем накопился скудный и непроверенный материал; значение этого материала зависело от того, в какой мере заслуживали доверия авторы сведений, а его историческое использование определялось чувством правды и критической рассудительностью биографов. Этой критике в значительной степени препятствовали любовь к курьезам и ослепленная ревность врагов и поклонников. К счастью, нашелся биограф, которого его отвращение к учению Спинозы не могло заставить исказить жизнь и характер этого человека. Лучше всего ориентируют в биографии Спинозы – помимо нескольких документов, на основании которых могут быть точно установлены некоторые факты, – письма, опубликованные на основании оставшихся после философа бумаг. Из сообщений о Спинозе я

называю прежде всего те, которые предшествуют работе Колеруса.