110
3. РАВВИНЫ И ШКОЛА
Внутреннее религиозное состояние амстердамской общины страдало многими недостатками; не нужно представлять себе, будто ученое и правоверное иудейство царило в ней без всяких помех. Эти португальские евреи избавились от преследований инквизиции и от насильственно принятого ими внешнего христианства, но они все же жили в этих условиях целое столетие, исполняли церковные обряды, приняли католические нравы, тайно отправляли церемонии иудейской религии, не имея основательного знания ее учений, и таким образом представляли собой смешение полуиудейства и полухристианства.
Этому состояние необходимо было противодействовать. Поэтому было учреждено семиклассное еврейское учебное заведение, в котором преподавание начиналось с обучения начаткам еврейского языка и кончалось еврейским богословием и изучением талмуда. В высших классах преподавали первые раввины, коллегия которых, вместе с выборным правлением, руководила делами португальской общины в Амстердаме. В середине семнадцатого
110
века, в эпоху наибольшей славы амстердамской синагоги, во главе ее стояли раввины Саул Леви Мортейра (Saul Levi Morteira) из Венеции,
который считался весьма ученым талмудистом и был раввином с 1616 года, Манассе Бен Израель
(Manasse Ben-Israel) из Ла Рошели (La Rochelle) (род. 1604) и Исаак Абоаб (Isaac Aboab), оба прославленные проповедники. Мы встретимся с ними при описании жизни Спинозы. Когда было объявлено отлучение этого неверного ученика, Мортейре было шестьдесят лет, а Абоабу – пятьдесят; Манассе бен Израель был в то время не в Амстердаме, а в Лондоне, куда он отправился, чтобы ходатайствовать перед Кромвелем о допущении евреев в Англию.
Раввины считали своей задачей и обязанностью восстановление верного писанию иудейства и охранение законов Моисея и предписаний талмуда в среде общины, сознательно вернувшейся к вере отцов. Нельзя поэтому удивляться, что здесь, в Амстердаме, вновь пробудилась горячая преданность вере отцов, которую в Португалии нужно было боязливо скрывать и за которую массами гибли на кострах тайные единоверцы на Пиренейском полуострове, не скрывшие ее достаточно тщательно. В этой общине находились лица,
111
которые в Португалии были по внешности монахами и монахинями; в Испании имелись епископы, братья и сестры которых были евреями в Амстердаме. Если там в руках инквизиции погибала одна жертва за другой, то каждая такая весть зажигала здесь религиозный фанатизм, а вместе с ним и ненависть ко всякому, кто осмеливался коснуться закона. Евреи требовали уважения к религии, которая имела мучеников. Таким образом в среде амстердамских евреев развился фанатизм, а их раввины образовали религиозный суд, который, к счастью, был гораздо бессильнее, чем инквизиция, но был, вероятно, столь же склонен к преследованиям. Можно предвидеть, какую судьбу должен был испытать сын этого народа и ученик этих раввинов, отвергший религию отцов и не признававший мученичество аргументом в деле истины.
, 111
4. УРИЕЛЬ ДА КОСТА
Один из наиболее ранних конфликтов, возникший в амстердамской еврейской общине и сохранившейся в памяти потомства, ярко освещает фанатизм этих людей: Габриель да Коста, сын новохристианина из Порто, искренний католик, занимавший уже церковную должность каноника, на основании самостоятельного изучения Библии пришел к убеждению, что высшая истина на стороне ветхозаветной религии; он бежал в Амстердам и открыто перешел в иудейство. После обрезания он назвал себя Уриелем да Коста (Uriel da Kosta). Вскоре он вновь начал сомневаться, нашел противоречие между иудаизмом раввинов и библейской религией, а затем и противоречие между последней и естественным откровением Бога, так что под конец он остался лишь деистом, чуждым положительным религиям.
Уриель да Коста открыто высказался против раввинских традиций и на печатные нападки одного еврейского врача (Самуеля да Сильва) опубликовал возражение, в котором он отрицал учение о бессмертии. Но авторитеты иудейской веры не удовлетворились тем, что отлучили этого
112
человека и тем разорвали всякую его связь с общиной; они подали на него жалобу амстердамским властям и добились того, что он был наказан тюремным заключением, а работа его была сожжена. Его собственные родственники содействовали преследованию. Несколько лет он переносил полное одиночество, в которое его ввергло отлучение, затем силы отказали ему, и он принес покаяние.
Новые нарушения закона имели последствием новые преследования и еще более суровую анафему. И когда несчастный снова попросил о снятии отлучения, на него была наложена страшная кара: он должен был, после унизительного отказа от своих убеждений, раздеться перед всей общиной, дать бичевать себя и затем лечь у порога синагоги, чтобы все верующие переступили через него. В отчаянии от своей разбитой жизни и от испытанных страданий он лишил себя жизни (1640) и оставил описание своей судьбы, как печальное "Exemplar vitae humanae", – и вместе с тем убедительное свидетельство, что евреи совсем не разучились своей религиозной тирании и не только много пострадали от испанской инквизиции, но и многое у нее заимствовали. Когда Уриель да Коста умер, ему было пятьдесят лет; Спиноза был
112
в это время восьмилетним мальчиком. Удивительно, что в республиканских Нидерландах и в таком городе, как Амстердам, евреям было позволено подобное отправление их религиозного правосудия.
Мы коснулись несколько подробнее этих событий, потому что в них усматривали пролог к тем конфликтам, которые поколением позднее пережил Спиноза. По судьбе Уриеля да Косты можно судить о людях, с которыми ему пришлось иметь дело. Но Спиноза устоял, он был по характеру и духу бесконечно сильнее своего предшественника и потому стоял выше судьбы, которую уготовали ему раввины. Полуиудей и полухристианин не может стать цельным человеком; он остается надломленным, как Уриель да Коста94.
113
5. ИСААК ОРОБИО ДЕ КАСТРО
Другим примером португальского новохристианина, открыто перешедшего в Амстердаме в иудейство, служит Бальтазар Оробио де Кастро из Браганцы, который был сыном новохристианина, переселился в Испанию и был профессором медицины в Севилье; по доносу своего слуги он был обвинен в иудействе и попал в руки инквизиции, которая после тюремного заключения и пыток определила изгнать его из страны. После того, как он несколько лет преподавал в Тулузе, он приехал в Амстердам (приблизительно десятью годами поздние отлучения Спинозы) и после обрезания назвал себя Исааком Оробио де Кастро (Isaac Orobio de-Castro). По слухам, он побудил Ламберта Фельтгуйсена написать возражение против Теологико-политического трактата, послал его Спинозе и получил от него ответ (1671). Мы еще вернемся к этому ошибочному мнению. Через десять лет после смерти Спинозы Оробио умер, написав незадолго до этого на латинском языке работу в защиту божественной и естественной истины (1684); в ней он полемизировал с Бреденбургом и Спинозой.
113
Если современный еврейский историк считает этого Бреденбурга "соратником Спинозы", то надо заметить, что он был противником его и притом даже весьма выдающимся, по мнению Бейля: он старался в своей "Enervatio tractatus theologici-politici" (1675), на основании математического метода, опровергнуть положение о единстве Бога и природы. Правда, его упрекали в том, что он своими доводами скорее подтвердил, чем опроверг натурализм; Исаак Оробио в своей упомянутой выше работе держался того же мнения; на заглавном листе он назвал Бреденбурга врагом религии, который "ринулся в бездну атеизма Спинозы95".