171

намерением. И так как я уже имел этот опыт в моей частной и одинокой жизни, то я еще более мог бы опасаться его в звании публичного преподавателя. Я колеблюсь поэтому, как вы видите, не из надежды на лучшую судьбу, а из любви к покою, который я надеюсь до известной степени себе обеспечить, лишь отказавшись от всякой публичной педагогической деятельности. Поэтому я настоятельно прошу Вас исходатайствовать мне у его светлости курфюрста

время для дальнейшего размышления об этом

деле168".

Основания, по которым Спиноза отклонил приглашение, были столь положительны, обдуманы и вески, что последнюю фразу можно признать лишь вежливой формой, долженствующей ослабить категорическое выражение отказа. Сомнения философа должны быть признаны вполне обоснованными. Теологико-политический трактат в то время не был известен ни курфюрсту, ни Фабрициусу, ни Шевро, как это видно из биографии последнего, и по всей вероятности далее под властью свободомыслящего правителя сделал бы невозможной продолжительную академическую деятельностьСпинозы.

171

2. ПОСЕЩЕНИЕ УТРЕХТА

Летом того же года, в котором последовало приглашение в Гейдельберг, Спиноза получил приглашение приехать в Утрехт, где его желал видеть принц Конде. Великий Конде принадлежал, как известно, к ревностным поклонникам картезианской философии, но, в качестве высокопоставленного и светского человека, не был заражен педантизмом школы; он был достаточно свободомыслящим, чтобы считать автора Теологико-политического трактата не орудием дьявола, а весьма интересной личностью. Описанный выше лейтенант Стоуппе, выступивший в литературе под ложным видом противника Спинозы, по-видимому, обратил внимание принца на гаагского философа; в то время, как публично он в своем памфлете упрекал голландцев в терпимости к Спинозе, он обменивался письмами с последним и передавал

ему желание Конде лично познакомиться с

философом169.

Спиноза последовал неоднократному приглашению, одновременно с которым он получил паспорта в Утрехт. Не подлежит сомнению, что он пробыл там некоторое время

174

4.ЧИРНГАУЗЕН

Втом же году, в котором философ получал приглашение в Гейдельберг и Утрехт, небольшой

итихий кружок его друзей в Амстердаме увеличился еще одним лицом, молодым человеком из Германии, который по философским дарованиям превосходил остальных друзей и может считаться наиболее выдающимся временным членом этого кружка. Это был саксонский дворянин, Эренфрид Вальтер граф фон Чирнгаузен (Ehrenfried Walter Graf von Tschirnhausen), владетель Киссингвальде и Штольценберга в Оберлаузице, приехавший в Голландию, чтобы изучить математику в Лейдене

инести военную службу в Генеральных Штатах; последний план он оставил; отдавшись изучению картезианства и убедившись в правильности его принципов, он посвятил себя философии; во время своего пребывания в Амстердаме (1673) он познакомился с тамошними друзьями Спинозы, которые дали ему возможность узнать рукописные труды философа, а равно и те объяснения, которые Спиноза давал в своих письмах к друзьям. Так, между прочим, он читал одно письмо Спинозы к Мейеру, посвященное

175

основным понятиям философии и идее

бесконечного175.

Дедуктивный метод доказательства, который особенно пленил и привлекал его в трудах Декарта и благодаря которому он увидел свою главную задачу в усовершенствовании философского метода, выступил перед ним теперь в учении Спинозы в своей типичнейшей математической форме, которая произвела на него самое сильное впечатление и заставила углубиться в эту новую философии. Убедительный и методический ход доказательств должен был поразить его, разногласие выводов с учением Декарта должно было вызвать в нем сомнения, и таким образом Чирнгаузен почувствовал потребность оценить результаты учения Спинозы не на основании ходячих предрассудков, а на основании собственных доказательств учения, и на этой почве найти возражения против него. Своим острым и математически дисциплинированным умом он подметил наиболее сомнительные и рискованные места системы; сам философ, которому в большинстве случаев приходилось иметь дело с ученическим непониманием или со слепыми предрассудками, с видимым удовольствием читал этивозраженияиотвечалнаних.

177

продолжительного пребывания в Вене Чирнгаузен вернулся в Париж (1682 г.), стал членом Академии и в том же году направился в Амстердам, откуда он 11 сентября 1682 года пишет Гюйгенсу, что он готовит издание своего труда по методологии. В этом письме он называет

свой труд, по примеру Спинозы: "De intellectus emendatione181". Это сочинение вышло через

десять лет после смерти философа под названием

Medicina mentis sive artis inveniendi praecepta generalia (1679). Последние двадцать пять лет своей жизни (1683–1708) Чирнгаузен жил в своем владетельномименииКисслингсвальде.

Примеру Спинозы он следовал не только в понимании и обозначении своей задачи, но и в ее выполнении, ибо в "Medicina mentis" встречаются места, дословно совпадающие с "Tractatus de intellectus emendatione182". Он остерегся лишь упомянуть имя Спинозы. Недостойной причиной этого сознательного умолчания служило, очевидно, желание избегнуть в своем труде упоминания имени опасного атеиста, чтоб не вызватьподозрениявсолидарностисним.

Подобное подозрение было бы по существу неправильным. Чирнгаузен никогда не был спинозистом, он следовал методу, который был указан и применен уже Декартом, а не

177

догматическому содержанию учения Спинозы. Даже в то время, когда он с почтением взирал на гаагского философа, он не отказывался от серьезных сомнений, от которых философ был не в силах его избавить. Два важнейших сомнения касались учения о свободе человеческой воли, в котором Чирнгаузен держался взгляда Декарта и его отстаивал, и учения о божественных атрибутах, где он находил внутреннее противоречие в самом учении Спинозы. Никто не нашел и не вскрыл в этом пункте более метко, чем он, ахиллесовой пяты системы. И надо сознаться, что возражения философа в этом вопросе скорее уклонялись от ответа, чем разъясняли дело.

Тем более энергично умел Спиноза защитить и объяснить свое утверждение и отрицание свободы; его ответ на первые сомнения

принадлежит к числу наиболее поучительных его писем183. Понятие истинной свободы совпадает с

понятием внутренней необходимости, его противоположность есть детерминированность извне. Когда люди не знают детерминирующих причин, тогда они воображают, что действуют вообще без причины, по собственной воле; это и есть воображаемая человеческая свобода. Если бы брошенный камень, не сознавая воспринятого толчка, но сознавая свое движение, мог говорить,