5. ВЕРА В ДУХОВ И ПРИВИДЕНИЯ

163

должны находиться духи и привидения, так как красота и совершенство вселенной были бы неполными, если бы в ней существовали тела без душ, но не было бы душ без тел; кто оспаривает этот аргумент, тот должен признать мир не

планомерным творением, а продуктом чистого

случая156.

Наш философ объясняет веру в духов и привидения из влечения людей к фантастическому, благодаря чему они предпочитают разумному познанию детские сказки; сам он не знает ни одного точного факта, который удостоверил бы подобные явления, и ни одного заслуживающего доверия писателя, который бы сообщал о них; Сократа, Платона и Аристотеля он не ценит особенно высоко; его удивило бы, если бы мыслители без предрассудков, как Демокрит, Эпикур и Лукреций, рассказывали подобные вещи, но философы, верующие в демонов, из зависти сожглисочиненияДемокрита157.

Что касается совершенства и красоты мира, то это представление соответствует не природе вещей, а лишь желаниям и потребностям человеческого воображения, на основании которых можно было бы с тем же правом требовать различных чудовищ, вроде кентавров,

164

драконов, грифов, и населить такими воображаемыми созданиями мир. Из бытия неодушевленных тел бытие бестелесных душ следует столь же мало, как из существования

круга без шара – существование шара без круга158. Любитель привидений действительно

разделял это последнее мнение и признавал возможность шара без круга159. Он поставил философу альтернативу (которая, собственно, и образует центральный пункт переписки): либо ты признаешь планомерное и целесообразное сотворение мира, либо же ты утверждаешь случайное происхождение мира! Спиноза отвечал: я понимаю мир, как необходимое следствие из природы Божества и отрицаю его происхождение из акта воли, анологичной человеческойволе.

Этим письменное обсуждение пришло к вопросу о свободе и необходимости. Представлять себе, как это хочет противник Спинозы, божественный разум, по аналогии с человеческим, только в бесконечно увеличенном масштаба, есть, по мнению Спинозы, нелепость. Совершенно так же рассуждали бы треугольники и круги, если бы они могли говорить; они сказали бы: "Бог есть огромный треугольник, огромный круг!" Люди же говорят: "Бог есть огромный

164

разум, огромная воля!" Но это значит не познавать Бога, а лишь воображать или неясно представлять Его, объект же неясного представления есть не действительность, а химера. Если бы я имел такое же ясное представление о привидениях, как о треугольнике, – говорит философ, – я бы признавал их; но так как я их только воображаю, как я могу вообразить себе грифов и гарпий, то я должен отрицать их существование и считать их вымыслами. Противнику Спинозы казалось, что из этих положений вытекает также отрицание существования Бога, т. е. атеизм, так как невозможно представить себе Бога столь же ясно и отчетливо, как треугольник. На это Спиноза дает знаменитый ответ, характеризующей все его мышление: "На твой вопрос, имею ли я о Боге столь же ясную идею, как о треугольнике, я говорю: да. Но если ты меня спросишь, имею ли я столь же ясное представление о Боге, как о треугольнике, то я отвечу: нет160".

Спиноза заканчивает заявлением, что истории с привидениями тождественны с рассказами о чудесах. "Если ты хочешь верить в привидения, доверяя авторитету некоторых философов древности, то на каком основании ты можешь отрицать чудеса Пресвятой Девы и святых,

165

которые отмечены и переданы нам столь многими знаменитыми философами, богословами и историками, число которых превышает число твоих авторитетов во сто раз?161".

6. Альберт Бург и его попытка обращения Спинозывкатолицизм.

Не более года прошло после этого письма, как философу, в свою очередь, были противопоставлены авторитеты католической церкви и была сделана попытка обратить его в католицизм.

Упомянутый уже Альберт Бург (Albert Burgh)162, некогда принадлежавший к числу

молодых друзей Спинозы, отпрыск семьи, которая во время кровавого господства Альбы с мужеством убеждения выдерживала пытку и религиозные гонения, отправился в Италию и там перешел к римско-католической церкви. Из Флоренции он пишет на латинском языке 11 сентября 1675 г. Спинозе и приглашает его последовать его примеру163. Если философ в своем ответе замечает, что он и его друзья никогда возлагали большие надежды на выдающиеся дарования обращенного, если он далее упрекает Бурга в том, что он никогда не был знаком с учением Спинозы, которое он теперь объявляет химерой, – то именно это

166

указание считали подтверждением опровергнутого ныне предположения, что автор письма был тем самым молодым человеком, которому Спиноза преподавал в Ринсбурге картезианское учение о природе, не желая ему сообщать своих собственных взглядов164.

По-видимому, философ и его друзья ошиблись не только в своих надеждах, но и в своем суждении о Бурге. По крайней мере, рассматриваемое письмо не свидетельствует об особенных дарованиях. Никогда еще попытка обращения, которая, во всяком случае, должна была остаться безуспешной, не делалась более неловко и грубо; она совершенно лишена того искусства тонкого и умелого обращения с людьми, которым должен владеть человек, ищущий прозелитов; письмо написано в тоне дерзкого и нахального поучения, которое столь же мало могло подействовать на Спинозу, как пощечина. Чтобы обратить Спинозу в католицизм, Бург обливает потоком брани человека, которого он почитал. Мало того, что он называет философа "человеком, полным гордости и суетности, пышущим дьявольским высокомерием", что он характеризует образ мыслей Спинозы, как "бессмысленную, безумную, жалкую и проклятую дерзость" и признает его

166

принципы "ложными, дерзкими и неразумными"; он прямо обращается к личности философа и восклицает: "Жалкий человек, подлый червь, и даже менее того, прах и пища червей!" Бург пишет Спинозе, что тот уже исчерпал меру своих заблуждений и злодеяний в Теологико-политическом трактате и что теперь пора наконец опомниться. Пусть он знает, что Писание основано не на человеческом разуме, а на божественном откровении, что в него надо верить не только на основании его самого, но и на основании апостольского авторитета. Как он смеет думать, что обладает наилучшей философией, если он не проверил все системы прошлого, настоящего и будущего? Как дерзает он утверждать, что познал сущность вещей, когда он не может объяснить силу заклинаний и наваждений посредством магических слов и знаков? Пусть он признается в своем бессилии и подчинится божественному откровению, единственный хранитель которого есть римско-католическая церковь. Истинность церкви Божией подтверждена тем, что в нее верят мириады людей, а также ее основанием и непрерывным существованием с начала мира, основанием нового союза в силу вочеловечения Христа, с лишком шестнадцативековым

167

существованием католического христианства, изумительной организацией и управлением римской церкви, жизнью и чудесами бесчисленных святых и мучеников, обращением бесчисленных неверующих и еретиков, в том числе столь многих выдающихся философов, и наконец, жалкой и несчастной жизнью еретиков.

"Обратись же в истинную веру, философ, постигни свою мудрую глупость, свою глупую мудрость, стань из высокомерного униженным, и ты будешь спасен!" "Я написал тебе это письмо, чтобы доказать тебе мою любовь, хотя ты язычник, и чтобы просить тебя перестать губить других". "Не отвратись от этого увещания! Если ты теперь не послушаешься этого призыва Бога, то Господь разразит свой гнев против тебя, Его бесконечное милосердие покинет тебя, и ты станешь жертвой божественной справедливости! Пусть Всемогущий не допустит этого, к славе Его имени, ко благу твоей души и к спасительному, желанному воздействию на многих злосчастных твоих приверженцев, которые идолопоклонствуют перед тобой!"

На это грубое и фанатичное письмо философ отвечал с спокойствием и достоинством; он хотел оставить его вообще без ответа и составил ответ лишь по просьбе друзей. Он указывал автору

167

поучения, что своим отпадением от протестантизма он показал себя недостойным своих предков, глубоко огорчил своих родителей, действовал вопреки своим прежним убеждениям и, как видно из его письма, стал не только членом католической церкви, но и фанатиком. Он, Спиноза, не хочет в виде аргумента против римской церкви указывать на порочность ее священников и пап, как это обыкновенно делают с большой страстью ее противники; подобная полемика не была бы поучительна и могла бы только взволновать умы; он допускает, что эта церковь обладает большим числом ученых и добродетельных людей, чем остальные христианские церкви; она многочисленнее последних, а потому необходимо обильнее и добрыми, и злыми членами; но святость жизни не есть монополия католиков, а присуща также и лютеранам, и реформатам, и меннонитам, и мистикам. Не в догме и культе, а в справедливой и самоотверженной жизни обнаруживается истинная религия; и в том же состоит дух Христа, который есть наш единственный руководитель по пути к этой цели. В Иоанновом слове: "что мы пребываем в Боге, и Бог – в нас", содержится сущность благочестия, плод Святого Духа и выражение истинной католической веры. Все

168

остальные специальные учения римской церкви излишни и вредны. Нелепа вера в сатану, суеверна вера в присутствие Бога в причастии; точно так же римская церковь отнюдь не есть единственная церковь, считающая себя за избранную Богом, в начале мира сообщенную человечеству посредством откровения и превосходящую другие церкви своим возрастом и непрерывностью существования; совершенно те же качества прославляют фарисеи (раввины) в

иудейской религии ("ipsissima Pharisaeorum cantilena est").

И притом историческое право иудейской церкви старее, ее мученики не менее многочисленны, и ревность их к вере столь же сильна. Здесь Спиноза упоминает в виде примера об одном испанском мученике, Иуде верующем, который за свою иудейскую веру умер на костре и, объятый пламенем, воскликнул: "Боже, в Твои руки предаю я мой дух!165" Существует много религий, как и много философских систем; поэтому вопрос новообращенного, проверил ли Спиноза все остальные системы, прежде чем признать свою наилучшей, Спиноза обращает против своего корреспондента: исследовал ли последний все религии, прежде чем он принял римско-католическую религию, как единственную

168

спасительную веру? На вопрос по существу он метко отвечает: он не выбирал, а познал; истина есть не дело выбора, а дело понимания, она уясняет самое себя и заблуждение. "Est enim verum sui index et falsi": Кто выбрал себе веру, тот верит и надеется, что он нашел лучшее. Напротив, кто ясно и отчетливо познает, тот считает свое убеждение не лучшим, чем убеждения других людей, а просто истинным, и противоречащее ему – ложным. В этом смысле надо понимать часто цитируемые, высказанные здесь слова Спинозы: "Я не думаю, что нашел лучшую философию, но я знаю, что познал истинную".

"Перестань, – говорит он в заключение автору увещания, – называть нелепые заблуждения таинствами и позорным образом смешивать неизвестное или еще не открытое с такими вещами, которые явно бессмысленны, подобно грозным тайнам этой церкви, которые кажутся тебе тем более превышающими человеческий разум, чем более они противоречат разуму".

169

II.ПОСЛЕДНИЕ СОБЫТИЯ

1.ПРИГЛАШЕНИЕ: В ГЕЙДЕЛЬБЕРГ

Между тем имя Спинозы приобрело известность благодаря обоим его трудам, и было много высокопоставленных людей, которые в своей оценке философа не обращали внимания на крики об его атеизме. Борьба против Теологико-политического трактата была в полном ходу, когда Спиноза неожиданно получил приглашение занять кафедру в немецком университете. Один из лучших и терпимейших правителей того времени, курфюрст Карл Людвиг Пфальцский, брат той Елизаветы, которой за несколько десятилетий до этого Декарт посвятил свой главный труд166, пожелал привлечь гаагского философа к преподаванию в гейдельбергскомуниверситете.

После почти тридцатилетнего изгнания монарх этот вернулся в свою наследственную землю, чтобы со всей силой своих убеждений и своей воли приняться за выполнение задачи, поставленной ему судьбою – именно стать "возродителем Пфальца" от опустошений,

169

нанесенных гибельнейшей из немецких войн. Под его скипетром могли спокойно жить новокрестители и субботники (жидовствующие), он желал союза обоих реформатских исповеданий и принципиально проводил его в форме общего культа без смешения вер (1677) и незадолго до своей смерти он основал в своей крепости, Фридрихсбург близ Маннгейма, храм согласия для трех христианских церквей (1679). Вскоре после своего вступления на престол он вновь открыл (1 ноября 1651 г.) совершенно запустевший и разграбленный университет в Гейдельберге, а девятнадцатью годами позднее он, в особом статуте, постановил, что профессора богословия должны руководиться обоими реформатскими исповеданиями, тогда как остальные факультеты должны быть свободны от всяких конфессиональных ограничений (1 сент. 1672).

Теперь ничто не мешало предложить кафедру философии в Гейдельберге даже автору Теологико-политического трактата. Француз Шевро (Chevreau), советник курфюрста в вопросах литературы, обратил его внимание на работу Спинозы о Декарте, и Карл Людвиг, прочитав сам некоторые отделы работы, поручил одному из наиболее близких его советников,