1. БОГ И ЛЮБОВЬ БОГА

575

2. БОГ И ЧЕЛОВЕК

Любовь Бога к самому себе есть в действительности не что иное, как наша любовь к Богу, тот amor Dei intellectualis, которому присуще познание, что Бог не может отвечать любовью. Это наша любовь к Богу есть полное аффекта выражение нашего ясного познания Бога, а это познание есть основание нашей свободы. Система начинается с божественной причинности и кончается человеческой свободой. Бог есть единственная, или всеединая, причина всех вещей. Когда я являюсь единственной причиной того, что совершается во мне или вне меня, я деятелен и свободен; во всех других случаях я страдателен и несвободен. Нет иной свободы, кроме необусловленной причинности; нет иной необусловленной причинности, кроме божественной. Бог есть, таким образом, единственное свободное существо. Этому противоречит утверждение человеческой свободы. Божественная причинность и человеческая свобода относится одна к другой, как утверждение и контрадикторное отрицание. Итак, в системе Спинозы основному положению противоречит высший и последний вывод.

575

Основание нашей свободы есть наше познание Бога, в котором завершается наше познание вещей, в конце Он есть познание существо вещей. Как действующее существо, он есть причина всех вещей; как познанное существо, он есть предмет человеческого духа, т. е. объект для отдельной вещи. Очевидно, есть явная разница между бытием действующей и бытием познанной субстанции: первая существует в бесконечной вселенной, или в порядке всех существ, последняя существует в человеческом духе, или в разуме отдельного существа. Как объект человеческого духа, субстанция дана в конечном явлении, включена в представление детерминированного существа и, следовательно, не есть то, чем она была вначале: ens absolute indeterminatum.

Из существа Бога не может вытекать познание Бога, ибо познание возможно лишь через посредство интеллекта, а интеллект невозможен в существе Бога. Поэтому условие, из которого только и следует познание, исключено из существа Бога. Познание Бога следует из человеческого духа, но человеческий дух есть модус Бога, конечный, случайный модус, он есть вещь среди вещей, действие среди действий, звено в причинной связи природы. Как возможно,

576

чтобы такое звено отличало себя от цепи, в которую оно вплетено? В тот миг, когда оно отрешается от нее, оно уже не есть звено причинной цепи.

Но если, в силу своей природы, оно не может отличать себя от нее, то оно не может сделать своим объектом причинную связь, не может познать ни эту связь, ни ее вечную причину. Человеческий дух, который, в качестве отдельного существа, принадлежит к области посредственных действий, не в состоянии познавать Бога – того Бога, который образует первую причину всех вещей. Я устраняю власть вещей, когда превращаю их в свой объект. Власть, которая всецело обусловливает меня, от которой я безусловно завишу, от которой я никогда не могу быть свободен – такая власть никогда также не может стать моим объектом, моим познаваемым объектом. Следовательно, невозможно, чтобы человеческий дух когда-либо познавал Бога. Это познание противоречит как природе Бога, так и природе человеческого духа.

Но на что не способен человеческий дух, на то столь же мало или еще менее способен другой конечный модус. Каждая отдельная вещь принадлежит к цепи косвенных действий, последняя причина которых есть Бог. Ни одно из

576

этих косвенных действий не может отрешиться от цепи, в которую оно включено; ни одно не может сделать своим объектом абсолютную причину, от которой оно зависит; поэтому ни в одной отдельной вещи невозможна идея Бога. Но на что не способен вообще ни один модус, то не может быть осуществлено и совокупностью всех модусов, то невозможно и в бесконечном разуме, как совокупности всех идей. Согласно Спинозе, бесконечный разум относится к конечному, как целое к части, познание бесконечного разума относится к человеческому познанию, как условие к обусловленному. Так как есть условие, то есть и обусловленное (познание в человеческом духе); так заключает Спиноза. Так как обусловленного нет, то нет и условия (познания в бесконечном разуме): так гласит контрадикторно-противоположное умозаключение. Следовательно, познание Бога не может иметь места ни через Бога, ни через бесконечный разум, ни через конечный разум (человеческий дух); таким образом, оно вообще невозможно в порядке вещей, как его понимает Спиноза. Но так как истинное познание вещей возможно лишь через посредство познания Бога, то вместе с последним мы должны отрицать и первое и признать, что всякое адекватное

578

идеи этих ощущений находятся в духе. Аффекции человеческого тела суть ощущения; именно этим человеческое тело отличается от других тел, именно это отличие объясняет большее совершенство человеческого тела, а тем самым и человеческого духа.

Но здесь мы вместе со Спинозой наталкиваемся на неразрешимые трудности. Тела только протяженны и потому только подвижны; человеческое тело отличается от других тел богатством своего состава, комплексом своих движений, и ничем, кроме этого. Следовательно, если человеческое тело имеет ощущения, то последние могут быть лишь движениями; итак, здесь должны быть движения, которые превращаются в ощущения. Но как может движение когда-либо стать ощущением? Это Спиноза так же мало объяснил, как и другие, ибо этого вообще нельзя объяснить. Но если движения, как таковые, никогда не могут стать ощущениями, если из чистого механизма состава и движения никогда не получается ощущение, то оно не может иметь места и в теле, и так как дух, с точки зрения Спинозы, может иметь лишь идеи, а не ощущения, то ощущения, не происходя ни из тела, ни из духа, вообще невозможны.

Если же человеческое тело, в силу своих

578

движений, может обладать ощущениями, то и другие тела должны иметь эту способность. Почему этого нет в действительности? Тела животных имеют ощущения, подобно человеческому телу. Почему души животных не способны к познанию в той же мере, как человеческие души? У Спинозы ощущения и чувственные представления суть телесные процессы, они суть аффекции человеческого тела. И что такое были бы идеи этих аффекций, о которых так много говорит Спиноза, если бы они не были идеями ощущений? Если бы сами идеи были ощущениями, то аффекции могли бы быть только движениями; тогда идеи этих аффекций должны были бы быть идеями известных движений, что они очевидно не суть; человеческий дух, ощущая, должен был бы представлять известные движения, что очевидно не имеет места. Следовательно, идеи телесных аффекций не суть ощущения, и ощущения совпадают у Спинозы (не с идеями, а) с телесными аффекциями.

Здесь отчетливо обнаруживается дилемма, в которой запутывается учение нашего философа: наши ощущения суть либо идеи наших телесных аффекций, либо сами эти аффекции, т. е. движения. Идеями аффекции они не могут быть,