148

6. ГААГА (1669–1677)

Только что упомянутое письмо было адресовано философу в Гаагу, где он временно находился, остановившись, по-видимому, в доме художника Даниила Тидемана. Философ находился в живом общении с друзьями в Гааге. В числе последних был и филолог Исаак Фосс (Isaak Voss), о котором упоминает одно письмо Спинозы (март 1667). Местный врач по имени Гельвециус написал книгу об искусстве фабрикации золота и побудил ювелира Брехтельта приняться за алхимистические эксперименты, с помощью которых серебро должно было превращаться в золото. Спиноза хотел посмотреть на эту работу и говорил об этом с Фоссом. "Последний же, – пишет философ своему другу Ярригу Иеллису, – безмерно смеялся

и удивлялся, что я его расспрашиваю о таком

вздоре129".

Друзья в Гааге, к которым мы должны причислить и Иоганна де Витта, заставили его наконец покинуть соседнюю деревню и жить среди них. Последнее дошедшее до нас письмо из Форбурга помечено 5 сент. 1669 г. Переселение в Гаагу последовало, вероятно, еще в течение этого

149

года. Здесь он жил и столовался на "Veerkaai" у той вдовы, которую Колерус называет "van Velden" и которую звали ван де Верфе, в

маленькой комнате во втором этаже заднего дома130. Чтобы устроиться еще дешевле, чем это

позволяла ему жизнь в пансионе, он через некоторое время (1671) переселился в дом часто упоминаемого нами художника Генриха ван дер Спика на "Paviljonsgracht'е", где он сам вел свое маленькое домашнее хозяйство и оставался до своейсмерти.

149

Глава пятая

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

(1670–1677)

I.РАЗРЫВ С ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕЛИГИЙ И БОГОСЛОВИЕМ

1.ТЕОЛОГИКО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ

Впервом году пребывания Спинозы в Форбурге появилось его изложение картезианских принципов; это было единственное сочинение, вышедшее при жизни философа под его именем, но опубликованное не им самим. В первом году его пребывания в Гааге появился "Теологико-политический трактат", единственное сочинение, опубликованное им самим, но без имени и с указанием фиктивного места

ряд исследований, в которых доказывается, что свобода мысли не только может быть дарована без ущерба для благочестия и государственного

150

спокойствия, но и не может быть отнята без уничтожения того и другого". Эпиграфом служит евангельское изречение: "Что мы пребываем в Боге и Бог в нас, узнаем из того, что Он дал нам от Духа Своего (I Посл. Иоан. IV, 13)131".

Ниже мы рассмотрим содержание этой замечательной книги, которая делает Спинозу предшественником Реймаруса и Дав. Фр. Штраусса; здесь мы имеем с ней дело лишь как со звеном цепи биографических фактов, вызванным прежними испытаниями Спинозы и наложившим отпечаток на последние годы его жизни. Эта книга была роковым и смелым шагом, которым отвергнутый своим народом философ завершил свою полную изолированность. Он требует свободы мысли в объеме, которого даже Декарт никогда не хотел допустить для себя и других и на который лишь несколько десятилетий спустя осмелились изъявить притязание английские деисты: свободу мысли, которая была бы правомочна критиковать библейские основы веры, не связывая себя догматами какого-либо церковного авторитета. Он самым серьезным образом применяет такую совершенно свободную критику и так освещает отдельные части Библии, что при этом теряется их церковное и каноническое значение; он не только борется с

150

авторитетом государственной религии, но и принципиально отрицает его значение и доказывает неправомерность всякой церковной власти, как вредного и опасного вторжения в права государства; государство, в интересах своего авторитета, который один лишь правомерен, и для поддержания общественного порядка и спокойствия, должно запретить всякого рода владычество веры и насилие в делах веры, контролировать государственную религию, давать свободу личным убеждениям, как религиозным, так и научным, и охранять эту свободу.

Эти взгляды стояли в решительном противоречии к господствовавшему государственному и церковному порядку; по своей политической тенденции они могли рассчитывать лишь на симпатию со стороны нидерландских республиканцев, во главе которых раньше стоял Ольденбарнефельд, а в эпоху Спинозы – Иоганн де Витт, звезда которого уже склонялась к упадку; они резко противоречили не только ортодоксии, но и всякому богословию вообще, в особенности рационалистическому направленно, которое старалось оправдать свои отклонения от церковной веры натянутыми доказательствами своего согласия с Писанием.

151

Согласно Теологико-политическому трактату, такое оправдание не нужно, ибо не должно быть авторитета, который мог бы его требовать, и, кроме того, оно ложно, ибо Библия отнюдь не всегда совпадает с философским разумом: библейские книги созданы не им, а потому он не есть их аутентичный истолкователь; эти книги надо толковать не по смыслу, вкладываемому в них рационалистами, а по их собственному буквальному значению. Неудивительно, что на Спинозу обрушились и его отвергли все партии, в том числе и нидерландские картезианцы, которым он портил дело рационалистического толкования Библии и которые, кроме того, могли бояться, что им поставят в вину эту ужасную книгу, автор которой вышел из их рядов. Находилось, вероятно, немало боэцианцев, которые с торжеством восклицали: "Вот плоды картезианства!" Отныне Спиноза считался уже не человеком, подозреваемым в атеизме, а отъявленным и беспримерным атеистом.

151

2. ВОЗРАЖЕНИЯ ЛАМБЕРТА ФЕЛЬТГУЙСЕНА

С подобного рода осуждением мы тотчас же встречаемся в лице одного из наиболее видных и беспристрастных картезианцев, который гордился своим свободомыслием и не был богословом: я разумею врача Ламберта Фельтгуйсена в Утрехте132. Фельтгуйсену послал эту книгу (не знакомый нам врач Исаак Оробио, а) Иоганн Остен, хирург в Роттердаме, с просьбой сообщить ему мнение о ней133. Ламберт Фельтгуйсен нашел, что никто еще не защищал так искусно гибельное и вдвойне преступное в современную безнравственную эпоху учение деистов, как неизвестный автор этой книги, который объявляет порядок природы абсолютно необходимым и, вероятно, утверждает единство Бога и мира, но отрицает непогрешимость пророков, возможность чудес, избранность еврейского народа, допускает значение языческих прорицаний и не имеет основания отказывать Магомету в названии пророка, и который, наконец, отвергает всякое философское (рационалистическое) толкование Писания. "Я думаю, – так заканчивает он свое обстоятельное

152

письмо, – что я вряд ли погрешу против правды и отнесусь несправедливо к автору, если я скажу, что он скрытыми и прикрашенными доводами

обосновывает не что иное, как чистый

атеизм134".

Спинозу очень огорчило это суждение, и он через посредство Оробио ответил своему противнику, что последний неправильно оценил его произведение и относится к Спинозе так, как Боэций к Декарту. Декарт также считал действия Бога необходимыми, и лишь противоречил самому себе, признавая наряду с этим свободу человеческой воли; утверждение, будто Спиноза отождествляет религию с суеверием, неверно; он не атеист, ибо презирает богатство и почести; точно так же он не считает Магомета истинным пророком, так как Магомет не познал ни истинной необходимости, ни истинной свободы, а проповедовал фатализм, который уничтожает всякое нравственное поведение. Впрочем, он не хочет обидеть своего противника и увеличить число своих врагов; поэтому он просит Оробио вычеркнуть в его письме все выражения, которые емупокажутсяоскорбительными135.

Очевидно, Спиноза видел в утрехтском враче одного из немногих картезианцев, которые при спокойном размышлении были бы в состоянии