Тема 12, Психология мотивации

а только то, что в труде создается. <...> При этом очень важно понимать <...> состав того, что называется актом пребывания в мысли - некое терпе­ние, труд, способность соседства. Скажем, видеть беду, нищету, глупость и быть способным удерживать это в своей душе так, чтобы это не входило искажением в мысль. Поскольку иначе, реагируя на беду, можно свое мышление построить как способ компенсации этой беды. И тогда человек в своих актах мышления будет все время нуждаться в том, чтобы бедняки или несчастные были. Если отнять у него несчастных и бедных, у него отнимется смысл существования¹. <...>

Душу, которая способна к этому держанию времени, мысли, нашего следователя <...> я бы назвал классической душой. <...> Но здесь есть уже и <...> идеологическая вариация. Скажем, можно превратить себя в мыслящего идола, <...> и пытаться перестроить весь мир. <„.> Как бы подложить под мир <.„> рациональную конструкцию, которая именно <...> твоими умными силами выдумана. В свое время, в частности, Симо­на де Бовуар осознавала себя и друга своей жизни Сартра примерно так, что их мышление и есть нечто такое, к чему должен обратиться весь мир за поучением, как жить. По меньшей мере это весьма симптоматично как раз в том плане, что такого рода высказывания для другого, кто мыслит, и являются теми впечатлениями, которые нужно продумать до конца. <...> Т.е. <...> увидеть странность этого высказывания и <...> расшиф­ровать: что на самом деле этим сказано². <...>

Только на пределе рождается мысль и извлекаются смыслы. Ска­жем, тот же следователь из <...> фильма «Остановился поезд» - это че­ловек, который пытался стоять на пределе, границе. Для стоящего на ней время отсутствует, перед ним только лицо смерти. <...> И если он со­вершит <...> акт, диктуемый мыслью <...> это <...> останется. <...> Т.е. только тот, кто движется в неведомом и в незнаемом, где он получил уникальный опыт, который принадлежит только ему и только он может извлечь из него смысл, распутать его. <...> Как собственное незнание, ко­торого нет ни у кого другого. Подобно тому, как мы все должны иметь свою тень. <...>

Русский философ Шестов говорил, что есть две вещи, которые все­гда только личные: это смерть (умираешь только ты сам, за тебя никто

¹ Кстати, у русских нередко именно поэтому должен быть еврей, я бы назвал его «любимым евреем», а у революционеров обязательно должен быть «бедный пролетариат», хотя они не видят, что современные рабочие живут хорошо. Почему? Не по психологичес­ ким причинам, а потому, что акт мысли революционера приводится в движение только как сублимация и компенсация «бедности». Если не будет бедного пролетариата, то не будет и меня, зачем же я тогда вообще мыслю, зачем строю теорию?

² Или другой пример. Одна из деятельниц «красных бригад», Майнхоф, высказалась как-то не менее странно. Свой терроризм она объясняла таким образом: буржуазное общество - это фашистское общество, и нужно нашими акциями актуализировать потен­ циальный фашизм буржуазного общества, тогда все увидят это и придут к нам за поуче­ нием, как жить <„.>.

Мамардашвили М.К. [Об искусстве осмысления апории] 319

н е умирает) и - вторая вещь - понимание; <...> акт понимания - абсо­лютно личный. И я бы добавил к этому еще третью вещь - тень, имея в виду под ней собственное незнание, личную утемненностъ> которая дол­жна как-то разрешиться. И это вообще закон мысли. <...> И поэтому для нас важен опыт Достоевского, описавшего действительных бесов, посколь­ку он следовал при этом, по его словам, <...> реализму собственной души; эксплицировал действительный смысл и <...> облик реальности, суще­ствующей в виде побуждений прежде всего в нем самом. Т.е. делал это с сознанием, что бесы - это я, и останавливал в себе бесовскую возможность души, которая без такой проделанной работы выплескивается в других людях, <...> если ты в себе ее не остановил. Ведь в каких-то точках дол­жны прерываться акты рождения бесов. Доступная точка - это прервать их в самом себе. <...>

Я снова возвращаю вас к <...> чистой мысли. <...> «Чистое» есть нечто, на что человек явно не способен, поэтому - существуют символы. Только сопрягаясь с ними, мы можем давать в себе рождаться опреде­ленным состояниям, которые естественным путем в нас не могли бы ро­диться. <...> Например, способен ли человек в своей жизни на поступок, происходящий из чистого добра? Когда нет никакой задней мысли о вы­годе. Так же как <...> чистая жертвенность, очищенная от неминуемых движений человеческой психики, <...> желаний и т.д. Я вам приведу пример библейского описания жертвы: герой по приказу Господа жерт­вует своим сыном. Он настолько верит в Бога и настолько чиста эта вера, что он дает сына на заклание и должен убить его сам. Но своей верой он спасает его, потому что, когда он уже занес меч над головой сына, рука Всевышнего остановила его. Это описывается как совершаемое человеком, но возможно ли это в действительности? Мог ли человек, совершая этот акт, не иметь в голове мысль о том, что все это делается не по-настояще­му? И в последнюю секунду все-таки что-то не случится - Бог вмешает­ся. Здесь, конечно же, описывается некий символический акт, в простран­стве соотнесенности с которым я, как эмпирический человек, буду порож­дать в себе состояния, которых не было бы без символа. Т.е. того, что называется чистыми объектами: <...> мыслью, <...> верой - это некие конструктивные машины, порождающие нечто вопреки действиям сил природы. Ведь естественно быть эгоистом, думать прежде всего о себе, <...> стремиться к выгоде и т.д. А те состояния, которые мы считаем человеческими, рождаются в лоне <...> созданных символов. <...> Чело­век эмпирически не способен на это, но делает, находясь в лоне символа чистой мысли или <...> добра и т.д.

Ну, а теперь немножко расслабимся. <...> Я возьму простой пример из Пруста. <...> Ревнивый герой романа «В поисках утраченного времени» <...> Сван, подозревая свою возлюбленную, бывшую куртизанку, <...> спра­шивает, боясь одновременно оскорбить ее, была ли у нее когда-нибудь лю­бовь с женщиной. Т.е. он не просто ревнует ее к мужчинам, но и к женщи-

₃₂₀