1 Реплика из зала; «Так чему мне аплодировать - тому, что человек не знает?»

Вы задаете серьезный вопрос, на который существует серьезный, хотя и парадоксаль­ный ответ. Он, кстати, давался <...> Марселем Прустом. Его тоже это интересовало, как человека, вращающегося в определенном культурном кругу. <...> Люди круга Пруста читали книги, ходили в концерты, на выставки. И его как раз интересовал тип, который он называл «пожирателем симфоний», поскольку такие люди исчерпывают или растра­чивают «ахами» восторга и аплодисментами то, чему они должны были бы дать развиться в своей душе. Аплодисменты ведь чаще всего обозначают свернутое сознание, в которое, как в выхлопную трубу, выходит газ. Это восторг перед самим собой: «Ах, какой я моло­дец, что¹ способен понимать то, что я слышу». Зритель прежде всего аплодирует самому себе, тому чувству эляции, которое его охватило.

Пруст, считая восприятие произведения тоже произведением, творчеством, писал, что произведения, как и восприятие произведения, являются детьми одиночества и молчания,

_{20 Зак. 1662}

₃₀₆

Тема 12, Психология мотивации

Допустим, перед нами картина, скажем, пейзаж. Являются ли эле­менты пейзажа записью элементов природы? <...> В данном случае на полотне присутствует то, что не может порождаться никакими локаль­ными воздействиями на нашу психику, а индуцируется игрой между структурными элементами нашего собственного движения упорядочива­ния. И тогда итоговое изображение становится продуктом не индивиду­ального контакта с действительностью, а продуктом действия каких-то структур. <...> Вы, очевидно, знаете, что в юнговском варианте психо­анализа существует понятие архетипа, указывающего на наличие некое­го коллективного бессознательного¹ со своими структурами, когда неко­торые события нашей психики, образы, представления, комплексы являю­тся его продуктами и находят свое выражение в сновидениях, в мистике и т.д. <...> Есть какие-то вещи, которые нельзя объяснить событиями индивидуальной истории субъекта. <...> Такие вещи имеют структурное происхождение. Они проистекают не из локального физического воздей­ствия, а из того, что наведено структурой и что не обязательно должно присутствовать реально. Скажем, таковыми являются не только метафо­ры в искусстве, но и метафоры в так называемых психических пробле­мах бессознательного. <.„> Часто не обращают внимания на тонкое за­мечание одного из грамотных физиков XX века - Нильса Бора, <...> что исследование бессознательного - это не обнаружение каких-то скрытых глубин, а создание условий для нового сознательного опыта, благодаря которому разрешается проблема. <...> Теоретические понятия <...> здесь <...> работают в качестве инструмента «врождения» нового переживания или <...> сознательного опыта, который и порождает то, чего нельзя дос­тичь просто усилием мысли. <...>

Вдумаемся, например, в существование Эдипова комплекса: <„.> возможно ли у такой вещи эмпирическое происхождение? <...> А что если ребенок никогда не видел отца и никогда в жизни его матери не фигу­рировал реальный отец или отчим, другой мужчина, который мог бы по­рождать этот комплекс? Значит, он не должен возникнуть? Да нет, комп­лекс Эдипа - это метафора. Фрейд предупреждал: «Я никогда не гово­рил о комплексе Эдипа, я говорил о метафоре отца». Следовательно, вовсе не обязательно, чтобы произошло то, что произошло. <...>

а <...> не манкированного намерения. «Манкированным намерением» Пруст называет <...> то состояние полурожденного произведения, каким является чувство эляции, кото­рое нас охватило: «Ах, как прекрасно!». Такая эляция на самом деле таинственна, <...> узнать о том, что она говорит, можно только в одиночестве, в молчании.

¹ Но если мы правильно движемся, то коллективное бессознательное будет для нас <...> натуралистическим термином, так как нет никакой необходимости полагать ка­кую-то еще одну сущность рядом с другой, не менее непонятной. Ведь мы не знаем, что такое сознательное, и добавляем при этом к нашему незнанию еще и бессознательное -производное в человеческой душе от какой-то коллективной истории. Т.е. должны тем самым решать уравнение с двумя «х». Самого же Юнга интересовала другая проблема.

Мамардашвили М.К. [Об искусстве осмысления апории] 307

П роизошло то, что метафора отца (или его образ) для ребенка яв­ляется предметом, с помощью которого он <...> разбирается в своих со­стояниях. Способ взросления, который потом может отбрасываться, как отбрасываются костыли после выздоровления, хотя это и может оставить у него патологические следы, но сама эта история носит чисто конструк­тивный характер, а не изобразительный. <...> Поэтому весь смысл <...> любых начатков действительной мысли, собственно, и состоит в том, что­бы убирать из головы <...> картинки, которые мы видим вне себя и которые вызывают в нас вполне конкретные ощущения и представления.

Причинная связь между предметом и представлением сама явля­ется способом идентификации представления как своего и любое пере­живание содержит образ причины самого себя. <...> Например, укол иглы переживается вместе с сознанием, что игла меня уколола. В дан­ном случае понятие причины позволяет мне узнать свое состояние: я уколот. Чем? Иглой. Этот пример примитивный, но его можно расширить на многое.

Мы каждый раз фактически удваиваем мир: сначала в нас что-то родилось, потом мы пользуемся вторично своими собственными состояни­ями, чтобы рассмотреть их в связи с каким-то предполагаемым предмет­ным или причинным на нас воздействием. <...> Именно в этом смысле я уже знаю, что такая-то идея во мне порождена определенным предметом или каким-то событием. Это можно назвать «рефлексивной картиной» или «зеркалом», так как все наши предметные картинки спроецированы как бы в зеркале.

Без рефлексии мы вообще не имели бы никаких внешних предме­тов. Мы полагаем или задаем их рефлексивным актом по отношению к испытываемому ощущению. Здесь сознание себя, рефлексивное сознание обязательно, и оно уже не зависит от реального переживания. Ведь, ска­жем, когда женщина производит на меня впечатление, то, естественно, я волнуюсь <...> по той причине, что <...> содержание самого переживания содержит причину переживания. Почему? Потому что она красива, <...> добра, <...> хороша. Значит, предметная картинка содержит в себе и при­чины, и качества предметов.

В принципе мы уже перевернули действительную связь. <...> Мы пришли в движение и там содержится какая-то интенция, <...> мыслен­ное состояние. Оно уже - сразу - отразилось в зеркале, в котором <...> стало следствием качества женщины. Т.е. это состояние во мне потому, что женщина красива, хотя она красива потому, что во мне было это состояние. <...>

Так вот, условно <...> я назову этот зеркальный элемент «идеоло­гическим элементом». <...> Потому что именно из идей мы. получаем свои состояния. Качества женщины являются моей идеей, и они являют­ся причиной того, что я испытываю к ней любовь. <...> Пометим, что в

₃₀₈