Тема 13. Строение личности

мои, вот в чем: я никак еще не могу, согласно дельфийской надписи, по­знать самого себя. И по-моему, смешно, не зная пока этого, исследовать чужое. Поэтому, распростившись со всем этим и доверяя здесь общепри­нятому, я, как я только что и сказал, исследую не это, а самого себя: чу­довище ли я, замысловатее и яростней Тифона, или же я существо более кроткое и простое, и хоть скромное, но по своей природе причастное ка­кому-то божественному уделу?¹.

Но как человек может познать самого себя или же сферу «идей» и «истинно сущего»? Метод познания, прежде всего, диалогический, но по­степенно он превращается в диалектический. В этом переходе от диа­лога к диалектике, который может быть проиллюстрирован текстами Платона, мы снова находим существенные моменты для сравнения с тем типом диалога, который использует метод психоанализа. Общим же для них, кроме и за пределами поверхностного сравнения двух беседующих друг с другом людей, является тот тип проблемы, в рамках которой один человек пытается помочь другому понять нечто, что тот должен, но не может понять.

Для Платона диалог — это разговор или обмен мнениями между двумя (или несколькими) людьми. В самых ранних платоновских диа­логах, где, вероятно, мы находим наиболее живой образ Сократа за рабо­той, мы видим, как он приводит логические доказательства своих утвер­ждений и пытается вести собеседника вслед за собой по пути к истине и пониманию. Столь же явно видно, как он очаровывает, уговаривает и обольщает собеседника, и как он высмеивает, ставит в тупик и застав­ляет своего оппонента (или друга!) чувствовать себя максимально нелов­ко. «Чудесные чары» и «целебные травы» его слов льются согласно ос­вященной веками традиции поэта, сказителя, чародея, шамана, исцеляю­щего сердце и несущего истину. Но при этом Сократ подобен оводу и электрическому угрю. Здесь мы находим начало общефилософского ме­тода, и более того, описание «сократического вопрошания». Сам же ме­тод может быть назван «человек-за-работой».

Если мы обратимся к более поздним диалогам, то сможем увидеть, как Платон разрабатывает и оттачивает общий метод задавания вопро­сов, т.е. диалектику. Диалектика включает диалог, но по сути, это метод задавания вопросов и ответов на них: разделение, определение, категори­зация и абстрагирование. Похоже, что форму вопрошания определяют некоторые основные правила. Вопросы ставятся так, что позволяют, в лучшем случае, дать только два ответа — «да» или «нет». Часто в кон­це спора происходит сведение к абсурду (reductio ad absurdum), и один из участников спора уступает другому. Конечная цель спора состоит в том, чтобы добиться какой-то степени определенности и ясности, опреде-

¹ Цит. по: Платон. Собр. соч.: В 4 т. М.: Мысль, 1993. Т. 2. С. 137-138. (Примеча ние редакторов-составителей.)

_{Соймой Б. Платон и Фрейд: психика в конфликте и психика в диалоге 435}

л ить разнообразные и изменчивые аспекты феноменального мира, мира «становления». Диалектика — это инструмент, посредством которого мы можем навести мосты между миром рождающегося и умирающего и миром истинно сущего, областью «того, что кажется» и «того, что истин­но». Диалектика принципиально отличается от диалога тем, что после­дний во многом основан на различных «риторических эмоциях»: убеж­дении, обольщении, идентификации с говорящим и, в худшем случае, на обращении за помощью к иррациональным страхам. Цель диалектики заключается не в обмане, а в открытии и утверждении того, что являет­ся истиной. «Эристика», т.е. искусство ведения устного спора с целью по­бедить (нечто вроде гимнастических состязаний, от которых греки были без ума), чужда духу диалектики. В двух словах можно сказать, что Пла­тон попытался определить в общих чертах такой интерактивный метод поиска истины, который бы обошел и исключил все виды желаний, ха­рактерные для «вожделеющих» частей психики — желаний подавить, со­блазнить или унизить человека.

Но если диалектика должна работать без этих обычных мотивов ведения спора, то спрашивается, — должна ли она работать вовсе без эмо­ций? Здесь мы возвращаемся к проблеме того, что же управляет высши­ми частями психики. Эмоции, вовлеченные в диалектический процесс, — это, к примеру, удивление, переживание по поводу трудности проблемы, стыд, связанный с незнанием, чувство тупика (aporia) и переживание дис­комфорта, вызванное в результате обнаружения противоречий с личны­ми убеждениями. Допустимой эмоцией будет и удовольствие от разреше­ния проблемы. Но не являются ли все эти «академические эмоции» не­сколько бледноватыми и чрезмерно рафинированными? Быть может и так, но что-то более сильное стало бы помехой, а что-то более слабое едва ли смогло бы произвести в душе возмущение, необходимое для того, чтобы побудить ее к поиску истины. Это не пассивный процесс, и он должен вызывать дискомфорт. Диалектика не успокаивает, подобно сладким пес­ням поэта или речи одаренного оратора; она разрушает и раздражает. Платон считает, что когда люди действительно полностью вовлечены в диалектический процесс, «они становятся злее по отношению к себе и мягче по отношению к другим». Миф о пещере в диалоге Государство в наиболее явном виде очерчивает тот идеал, согласно которому открытие и видение истины столь же неприятны, как выход на яркий солнечный свет для жителя пещеры.

Диалектика не является ни ранней формой психоанализа, ни его предтечей. Об этом можно говорить только в предельно общем смысле, и по желанию мы можем обратить внимание, как на сходные черты, так и на очевидные различия между ними. Одно из важных различий зак­лючается в том высоком значении, которое Платон придает одной из крайних позиций спектра различных смесей мышления и чувства, а именно, эпистеме, т.е. абстрактным, общим и диалектическим формам

₄₃₆