Тема 12. Психология мотивации

ближними и с миром в целом. Мы видим, что он пытается открыть свое особое место в мире, установить свою «идентичность». Как следствие это­го поиска (который и есть сама суть человеческой природы) мы отмеча­ем, что поведение человека в большой степени проактивно, интенциональ-но и уникально для него. В этот тотальный процесс включено чувство самости (образ Я). Однако порождает его не Я (как отдельный субъект). Самость есть отражение этого фундаментального процесса становления. С этой точки зрения функциональная автономия — это просто спо­соб утверждения, что мотивы человека меняются и развиваются в тече­ние жизни, потому что это заключено в природе человека. Только теоре­тикам, преданным реактивной, гомеостатической, квазизакрытой модели человека, оказывается трудно с этим согласиться.

^{Травматические трансформации}

Изменения мотивов обычно так постепенны, что нельзя сказать, где исчезает один и появляется другой. Любовь к музыке ради нее самой мо­жет лишь постепенно заменить прилежные занятия; религиозное стремле­ние может медленно развиться из религиозной рутины; забота о других может шаг за шагом сменять детский эгоцентризм. Изменения могут дей­ствовать так же постепенно, как прилив, поднимающий сидящее на мели судно, пока вдруг оно не окажется на плаву.

Но некоторые трансформации происходят внезапно и имеют дале­ко идущие последствия. Жизнь может быть перевернута одним решаю­щим событием: обращение святого Павла или Толстого, итальянское пу­тешествие Гёте, заражение Ницше от проститутки. Такие травматические трансформации составляют особый пример функциональной автономии.

Травматические изменения могут относиться либо к персевератив-ному типу функциональной автономии, либо к проприативному типу. Рассмотрим вкратце оба типа.

Персеверативные травмы. Мы отметили, что мотивы избегания ни­когда не угасают. Обжегшийся ребенок боится огня навсегда. Если страх необычайно глубок и навязчив, мы говорим о фобии. У многих людей есть иррациональные, но неискоренимые страхи такого типа.

Ребенка младше трех лет так ужаснул несущийся локомотив, когда он не­надолго отдалился от матери, что над всей его жизнью господствовал страх потери безопасности. Став взрослым, он мог отдаляться от своего дома не боль­ше чем на несколько кварталов. С возрастом ситуация ухудшалась. В конце концов этот страдалец (он работал учителем) был вынужден проводить заня­тия со студентами колледжа у себя дома¹.

¹ См.: Leonard W. Е. The locomotive God. N. Y.: Appleton-Century-Crofts, 1927. Эта автобиография отличается литературными достоинствами и психологической привлека­тельностью. О персеверативных неврозах у животных см.: Masserman J. H. Behavior and neurosis. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1943.

^{ОлпортГ. Трансформация мотивов 73}

Дэвид Леви, детский психиатр, пишет, что «отягощенные тревогой события, согласно моим записям, часто происходят в течение первых двух лет жизни»¹. Дети, которые еще не могут понимать или контролировать свое окружение, находятся во власти пугающих событий. Хирургическая операция, случаи, когда дети «теряются» на улице города, грозовые мол­нии, необдуманные отвергающие действия со стороны родителей, переезд в новое окружение, смерть в семье — все эти и другие специфические события могут раз и навсегда устанавливать фобические тенденции, воз­можно, с любопытными ритуалами безопасности со стороны ребенка. И эти системы могут продолжать существовать годами, иногда всю жизнь. Некоторые психиатры (например, О. Ранк) утверждали, что травма рож­дения — это катастрофическое событие, которое, вероятно, оставляет по­стоянный шрам на каждом смертном. Можно, однако, усомниться, обла­дает ли нервная система при рождении достаточной зрелостью, чтобы надолго запечатлеть событие рождения.

Как бы то ни было, разумно согласиться с Леви в том, что в довербаль-ный период жизни ребенок особенно чувствителен к потрясениям, которые он не может ни понять, ни обсудить, ни рационально пережить. Появление нового малыша с вытекающим отсюда чувством ревности, раннее пережи­вание тяжелой утраты или переход в приемную семью — это все готовые поводы для травматических переживаний.

Когда в возрасте примерно шести лет ребенок покидает домашнее убежище и попадает в обстановку школы и площадки для игр, его ждут новые переживания по поводу собственных неудач и насмешек окруже­ния. Особенно может страдать от беспощадных насмешек других детей хромой ребенок или ребенок с каким-то заметным шрамом (или принад­лежащий к группе меньшинств). Такие травмы имеют длительное влия­ние. Чувствительный ребенок может расти постоянно больным, или у него возникает чувство неполноценности, которое продолжается всю жизнь, даже если он достигает в последующие годы оглушительного успеха. Это все примеры «персеверативной функциональной автономии», вызванной острыми «психологическими ранами», причиненными определенными,

^{поддающимися датировке событиями.}

В жизни американского мальчика особенно важен пубертатный период, когда он должен начать двигаться по восходящей лестнице воз­мужания. Он должен преодолеть критический «барьер маменькиного сынка». Быть может, драка на кулаках, состязание по ходьбе, взрослая стрижка или какой-то отважный поступок помогут ему достичь цели. Если это произойдет, то перед ним откроется жизнь «нормального маль­чика». Если барьер не был успешно преодолен, может произойти ради­кальное изменение в жизни, начнут развиваться новые виды компенса­ции, новый образ Я.

¹ Levy D. M. On evaluating the «specific event» as a source of anxiety // Anxiety / Ed. by P. H. Hock, J. Zubin. N. Y.: Grune & Stratton, l<)50.

₇₄