Значение великодушия саладина для мусульманской пропаганды

У мусульман была долгая память. Когда Саладин триумфально вошел в Иерусалим спустя восемьдесят восемь лет после взятия города франками, в сердцах мусульман еще были живы события 1099 г. Искушение местью, призванной изгладить коллективную память об ужасе и позоре франкского завоевания, должно было быть очень сильно. Три или четыре поколения мусульман слышали о взятии Иерусалима крестоносцами в 1099 г., и важность этого события не только как политического или военного факта, но как позора и осквернения двух наиболее святых мест ислама глубоко отпечаталась в их умах.

Как повествует Ибн ал-Асир, Саладин сначала хотел отомстить франкам:

«Они [франки] согласись пойти на мирное соглашение и сдать Иерусалим Саладину. Поэтому они послали группу из своих знатных людей и вождей, чтобы просить о мире. Когда они сказали об этом султану, он отказался от

соглашения с ними и сказал: "Я буду поступать с вами так, как вы поступили с его жителями, когда завоевали его в 492 / 1099 г., убивая и захватывая в плен и чиня подобные обиды"».⁶¹³

И все же для Ибн ал-Асира и других мусульманских хронистов,

описывающих это событие, бескровный захват Саладином Иерусалима ценится как нечто несоизмеримо большее, нежели просто быстро подавленное искушение отомстить. Для них важно показать последующее великодушное поведение Саладина не только как его личное качество, но как демонстрацию морального превосходства мусульман над христианами, мусульманских ценностей над христианскими.

Таким образом, Саладин изображен как человек, хранящий верность своим обещаниям, который гарантировал франкам неприкосновенность и обеспечил безопасный проезд высокопоставленным дамам крестоносцев. Он показан как воплощение рыцарства и мусульманской чести: «Когда Великий патриарх франков уехал — одному Богу известно с каким количеством ценностей, взятых из церквей, включая Купол Скалы, ал-Акса и церковь Отбросов, ⁶¹⁴ и [еще] у него [лично] было немалое количество денег, — Саладин не чинил на его пути никаких препятствий. Ему [Саладину] посоветовали отобрать то, что у [патриарха] было с собой, чтобы увеличить тем самым силы мусульман, но он сказал: "Я не буду действовать предательски по отношению к нему"».⁶¹⁵

Значение церкви гроба господня

Старая игра слов с названием этой церкви, называемой по-арабски

«церковью Воскресения» (канисат ал-кийама), но высмеиваемой

мусульманами с VII в. как «церковь Отбросов» (канисат ал-кумама), была в полной мере использована для развенчания франков в XII-XIII вв.⁶¹⁶

Ал-Харави посетил Иерусалим в 569/1173 г. и написал об этой церкви:

«Что касается мест паломничества христиан, то самое важное из них — это церковь Отбросов... У христиан там расположена гробница, которую они называют гробницей Воскресения (кийама), потому что они считают, что на этом месте произошло воскресение Мессии. На самом деле это место было

«Отбросами» (кумама), местом отбросов, потому что там выбрасывали мусор

со всей окрути; это было место за пределами города, где отрезались руки злодеям и распинали воров: так гласит Евангелие. Но Бог один знает истину».⁶¹⁷

⁶¹³ Ibn al-Athir, Kamil, vol. XI, p. 362.

⁶¹⁴ Детальное рассмотрение этого вопроса — см. ниже.

⁶¹⁵ Ibn al-Athir, Kamil, vol. XI, p. 364.

⁶¹⁶ См. Sivan, L'lslam, p. 128, n. 162.

⁶¹⁷ Al-Harawi, trans. Sourdel-Thomine, Guide, p. 68-69.

Советник Саладина, ал-Кади ал-Фадил, знал, каковы были религиозные цели прихода франков в Иерусалим. В своем знаменитом триумфальном письме халифу от имени Саладина он говорит о «королях, носящих кресты, группах людей из-за моря, толпах различных видов неверных»; их целью было «освободить Гроб и восстановить [церковь] Отбросов (кумама)».⁶¹⁸

Саладин решил не разрушать церковь Гроба Господня в 583/1187 г., хотя некоторые из мусульман, более фанатичные, чем он, настаивали на том, чтобы он это сделал. Своей, как обычно гиперболической, рифмованной прозой 'Имад ад-дин ал-Исфа- хани пишет: «Он [Саладин] советовался со своими людьми о ней [церкви Гроба Господня]. Среди них были те, кто предлагал, чтобы ее строения были уничтожены, ее следы стерты, чтобы путь для посещения ее был скрыт, статуи ее убраны со своих мест, ее заблуждения изглажены, ее светильники погашены, ее Евангелия уничто- жены, ее искушения устранены, а ее утверждения обличены как лживые».⁶¹⁹

Эти советники продолжали говорить о том, что когда здание будет разрушено, оно перестанет быть центром христианского паломничества:

«Франки перестанут стремиться совершить туда паломничество, и таким образом мы, в конце концов, сумеем достичь с ними мира».⁶²⁰

Однако на Саладина, очевидно, повлияли те, кто говорил, что церковь должна быть оставлена в неприкосновенности, аргументируя это тем, что невозможно будет остановить приход франков в Иерусалим, «так как то, что они почитают, есть святость Иерусалима, из которого церковь Отбросов всего лишь самое благородное место».⁶²¹

'Имад ад-дин прекрасно осведомлен о важности этого места для франков. В

уста франков, защищавших церковь Гроба Господня, он вкладывает следующие слова: «Они сказали: "Мы умрем у подножия гробницы нашего

⁶¹⁸Этот пассаж 'Имад ад-дина цитирует ал-Калкашанди [al-Qalqashandi, Subh, vol. VII, p. 128].

⁶¹⁹Fath, p. 69.

⁶²⁰См. книгу Сивана [Sivan, L'lslam, pp. 128,168], где цитируется сочинение Сибт б. ал-Джаузи [Sibt b. al-Jawzi,

Mir'at, Paris ms. 5866, fol. 237a.]

621. Sivan, L'Islam, pp. 128,168.

Господа, и мы отойдем в мир иной, не испытывая страха, что она уйдет от нас. Мы будем защищать ее, и мы будем сражаться за нее. Мы не имеем иного выбора, кроме как сражаться"». ⁶²² Во время самого сражения франки выказывают те же чувства.⁶²³ Церковь для них — символ, за который они сражаются: «Каждый из нас стоит двадцати... Мы вызовем конец света, защищая [церковь] Воскресения (кийама)».⁶²⁴

'Имад ад-дин идет еще дальше. В специально разделе, озаглавленном

«Рассказ о церкви Отбросов» он развивает свои взгляды на христианство франков. Он целиком и полностью осведомлен о том, что франки тоже готовы и даже жаждут пролить свою собственную кровь, защищая свою веру и свой священный памятник. Сама честь фраков связана с защитой церкви Гроба Господня. В ней, как он говорит, находится место Распятия; в ней множество картин и скульптур: «В ней есть картины разговаривающих апостолов, святых, дающих наставления, монахов в своих кельях, священников в своих приходах, волхвов с их веревками,⁶²⁵ священников и их заблуждений; изображения Богоматери и Господа, храма и места Рождества, стола и рыб... ученика и учителя, колыбели и младенца, говорящего из колыбели, изображения барана и осла, рая и геенны огненной, [церковных] колоколов и законов. Они говорят, что именно в нем [в Иерусалиме] Мессия был распят, жертва была принесена, божество воплотилось, и человеческое обожилось.⁶²⁶

621. 'Imad al-Din, Fath, p. 49.

622. 'Imad al-Din, Fath, 52.

623. 'Imad al-Din, Fath, цит. no: Gabrieli, p. 154.

624. Gabrieli, p. 148; Коран, 20:60.

625. Fath, p. 48-49.

Для христиан эта цепь деталей, связанных с христианством, показалась бы мешаниной из правды, полуправды и ошибочных представлений; но на самом деле это прекрасное отображение того, как мусульмане в XII в. представляли себе религию врага. Этот пассаж показывает христиан и христианство сквозь призму мусульманских народных представлений. Это поражающее воображение перечисление деталей христианства вовсе не выдает «недостаток настоящей осведомленности у мусульманского автора», как предполагал Габриэли. ⁶²⁷ Скорее это представление о христианстве, основывающееся на откровении Корана (Иисус, говорящий из колыбели, маги с их веревками), на которое накладывается сильное мусульманское предубеждение против христианских традиций, внешне выраженных в храмовой живописи, монашестве и церковных колоколах.