Общие выводы

Мы уже видели, как очень успешные кампании по пропаганде джихад а, использованные харизматическими лидерами, достигли двух высших точек в период Крестовых походов: сначала в 1187 г., когда Саладин отвоевал Иерусалим, и во второй раз во время кампании, завершившейся изгнанием Мамлюками франков из Леванта в 1291 г.

Из представленных здесь свидетельств становится ясно, что широкое использование исключительно эффективного и многогранного механизма пропаганды джихад а было решающим фактором для возрождения и объединения мусульманских территорий, граничивших с государствами крестоносцев, и для возвращения мусульманами своих территорий, отнятых у них крестоносцами. Пропаганда получила дополнительное эмоциональное измерение, которого не хватало ранним примерам ведения джихада, таким как войны Хамданидов на византийской границе, а именно: все усиливающуюся сосредоточенность на Иерусалиме как осязаемой цели, связанной с общими

целями джихад а. Последующая пропаганда джихада проводилась уже без такого символа, как Иерусалим. Во времена Ибн Таймийи уже не было доминирующей озабоченности отвоеванием Священного города Иерусалима. Его джихад был оборонительным — ради защиты суннитского мира и очищения его от неверных и от мусульманской ереси.

Также вполне очевидно, что ни в джихаде, который вели Нур ад-дин и Саладин, ни в пропаганде джихада во времена Мамлюков и Ибн Таймиййи не возникал вопрос о джихаде в значении ведения войны с целью обращения неверных в ислам. Джихад велся как ответная реакция на агрессию извне, а это очень отличается от стереотипного образа ислама как «религии меча».

Очень соблазнительно в свете предшествующего

анализа сделать основной акцент на религиозной мотивации и соображениях идеологии. В конце концов, действия против франков великих мусульманских вождей-воинов, таких как Нур ад-дин, Саладин и Бейбарс, изображены в источниках как выражение джихад а, и существует заметное усиление идеологического пыла во время взятия Саладином Иерусалима и в описании действий Бейбарса после появления внушающих ужас монголов. Как уже упоминалось, Саладин показан своими биографами мотивировавшим каждый свой шаг на пути к Иерусалиму сле- дованием по «Божьему пути» (фи сабил Аллах). Био- графы Бейбарса тоже рисуют его как воина джихада против франков и монголов и поднимаются до высокой риторики, сильно напоминающей панегиристов Саладина.

Если брать в целом, период присутствия франков на Ближнем Востоке (1099-1291 гг.) отмечен двумя главными всплесками особого рвения в деле ведения джихада. Первый привел к победе при Хиттине, а второй начался после восхождения на престол Бейбарса, вследствие глубокого

потрясения, которое мусульманский мир пережил в связи со страшным

вторжением монголов. Конечно, это нашло свое отражение в решимости мусульман избавить свои земли от нежеланного присутствия агрессивных

«неверных», как с Востока, так и с Запада, и привело в конечном итоге к

полному изгнанию франков с мусульманской земли.

И все же не следует придавать чрезмерного значения джихад у. Понятно, что за первые пятьдесят лет франкской оккупации мусульмане быстро научились сосуществовать рядом с непредвиденными соседями из Европы: они торговали, заключали перемирия и вступали с ними в военные союзы. Подобная же атмосфера «разрядки» и сосредоточенности на локальных интересах очевидна и в период между смертью Саладина и основанием Мамлюкского султаната в 1260 г. Потомки Саладина, Аййубиды, были слишком заняты внутренними раздорами и соперничеством между собой,

чтобы вести согласованную политику джихад а, дабы продолжить успехи Саладина и окончательно изгнать франков. Аййубиды были слишком слабы, чтобы вести подобную войну. Ближний Восток в аййубидский период фактически представлял собой мозаику, состоящую из небольших территориальных владений, иногда воевавших друг с другом, иногда находившихся в состоянии перемирия, с постоянно меняющимися альянсами. Франки к этому времени так хорошо вписались в эту среду и были так хорошо знакомы со всей этой спецификой, что принимали активное участие в местных междоусобных сварах и сделались практически еще одной

«туземной» группой наравне с аййубидскими эмирами, исма'илитами и другими местными правителями.

Более того, даже в те моменты, когда атмосфера джихада преобладала, существовала пропасть между публичными заявлениями и официальными надписями, составленными писцами, стремившимися оправдать и возвеличить своих господ, и военно-политическими реалиями. Hyp ад-дин, Саладин и Бей- барс вынуждены были продвигаться к своей цели медленно, что заставляло даже этих великих личностей, изображенных в источниках как подлинные муджахиды, заключать временные перемирия и заниматься такими практическими делами, как торговля с франками и обмен с ними дипломатическими миссиями. Саладин очевидным образом утратил свою сфокусированную на Иерусалиме мотивацию после освобождения города. Мамлюкские султаны, часто изображаемые как великие деятели джихад а, изгнавшие франков из Леванта, в действительности тоже продвигались к своей цели осторожно и постепенно.