Саладин и джихад в современной историографии

Очень благоприятное отношение к Саладину, основанное на трудах 'Имад ад-дина, его личного секретаря, и Ибн Шаддада, мусульманского судьи в его армии, было принято европейскими учеными-ориенталистами Лейн-Пулем и Гиббом, которые считали, что Саладин обладал высокими моральными

³⁴²Ibn al-Athir, Kamil, vol. XII, p. 62.

³⁴³Ibn al-Athir, Kamil, vol. XII, p. 62.

принципами и был движим желанием восстановить шари'ат и действовать, повинуясь халифу.³⁴⁴

Гибб пишет: «На краткий, но решающий период времени, будучи истинно добродетельным человеком и обладая твердым характером, он вознес ислам из ставшего уже привычным состояния политического упадка».³⁴⁵

С другой стороны, некоторые современные ученые столь же решительно приняли критическую точку зрения в отношении джихад а Саладина. Они указывают на тот факт, что многие военные мероприятия Саладина были направлены против его соперников-мусульман, не все из которых были

«еретиками», хотя приверженцы Саладина и могли заклеймить их этим словом.

Например, Эренкройц риторически вопрошает, вспоминали бы Саладина

за что-нибудь иное, кроме «беспринципных планов и походов, которые служили укреплению личной и семейной власти», если бы он умер от серьезного недуга, постигшего его в 581/1185 г.?³⁴⁶

Лайонс и Джексон разделяют эту точку зрения, отмечая, что если бы Саладин умер, то о нем бы помнили как о «правителе, который использовал ислам в своих личных целях».³⁴⁷

Кёлер тоже срывает пелену «идеологической чистоты», которая окружала деятельность Саладина. Он подчеркивает, что Саладин заключил ряд договоров с христианскими государствами Европы и Леванта. ³⁴⁸ По его мнению, Саладин и его официальные советники использовали пропаганду джихад а, чтобы узаконить свою власть и представить своих соперников как врагов или неверных, но на самом деле Саладин испытывал столь же мало колебаний, заключая союзы с франками, как и Зенги или Hyp ад-дин. Это резко контрастирует с провозглашенным Саладином джихадом, о чем неоднократно заявлялось как в письмах, адресованных халифу, которые писали для него его советники, так и в монументальных надписях. ³⁴⁹

Серьезные обвинения в религиозном бесчестии выдвигались против политических соперников Саладина (даже если они были мусульманами). Ал-Кади ал-Фадил, секретарь Саладина, называет их мятежниками и лицемерами.³⁵⁰ Кёлер с изысканным красноречием заключает, что чем больше Саладин не предпринимал никаких серьезных действий против франков, тем старательнее он изображал свою борьбу с мусульманами как джихад. До некоторой степени взгляды Кёлера на деятельность Саладина разделяет, по крайней мере, еще один немецкий ученый, Мёринг, который приходит к выводу, что джихад не был движущей силой на протяжении всего правления

344. S. Lane-Poole, Saladin and the Fall of the Kingdom of Jerusalem, London, 1985.

345. H. A. R. Gibb, «The achievement of Saladin», in Saladin: Studies in Islamic history, ed. Y. Ibish, Beirut, 1972, p. 176.

346. A. S. Ehrenkreutz, Saladin, Albany, 1972, p. 237.

347. Lyons and Jackson, Saladin, p. 240.

348. Kohler, p. 316.

349. Cm. G. Wiet, Les inscriptions de Saladin, Syria, 3 (1922), p. 307-328.

350. Кёлер [Kohler, p. 320, прим. 382] цитирует Ms. Bibl. nat. arabe 6/24, fol. Юг.

Саладина и что его конечной целью было не огвоевание Иерусалима, но возрождение исламской империи под своей властью.³⁵¹

Наверное, можно зайти слишком далеко в попытках развенчания образа Саладина как истинного воина ислама. В те годы, которые предшествовали Хиттину и освобождению Иерусалима, достаточно слабые усилия Саладина по ведению джихада против франков можно рассматривать как более благоразумную политику, нежели полномасштабная попытка сокрушить крестоносцев одним ударом, поскольку это вполне могло спровоцировать новый серьезный и опасный Крестовый поход со стороны Европы. Более того, было бы, пожалуй, несправедливо критиковать Саладина за то, что после Хиттина и отвоевания Иерусалима он не бросил все усилия на то, чтобы изгнать франков. Саладин не только пережил неизбежный спад активности, который следует после достижения долго преследуемой цели — в данном случае освобождения Иерусалима, — но ему также пришлось принять на себя удар Третьего Крестового похода. Поэтому завоевание Священного города парадоксальным образом принесло ему не только великую славу, но также и множество трудностей в последние и очень тяжелые годы его жизни.

В любом случае, в контексте возрождения идеалов джихада на территории Леванта, в конечном итоге имела значение именно общественная позиция правителя. Здесь Саладин опирался на те основы, которые были заложены Hyp ад-дином. Каждый шаг Саладина на пути к отвоеванию Иерусалима был уже заранее одобрен суннитским халифом в Багдаде. Хотя это и было

«юридической фикцией», но, тем не менее, после каждого нового завоевания

Саладин пунктуально испрашивал у халифа «диплом инвеституры». После того как он захватил Хомс у своих собратьев-мусульман в Сирии, он попытался оправдать это благородной целью: «Наш поход был предпринят не для того, чтобы стяжать царство для себя, но для того, чтобы установить принципы джихад а. Эти люди стали врагами, поскольку они препятствовали достижению нашей цели в отношении этой войны».³⁵²

Итак, каковы бы ни были его личные мотивы, а они почти наверняка включали личные и семейные интересы, значение Саладина для пропаганды джихад а заключается в том, что каждый шаг на своем пути он оправдывал требованиями джихада. Мы никогда не узнаем всей правды о том, чем же именно был движим Саладин, но, возможно, это и не имеет принципиального значения. Что действительно имело значение, так это восприятие его действий и реакция на них со стороны современников: его личных советников, соратников-военачальников и представителей религиозных кругов. В результате Саладин смог стать харизматическим и чрезвычайно успешным предводителем джихад а и провести пропагандистскую кампанию, которая создала фундамент для тех успехов, которых он добился в битве при Хиттине и под стенами Иерусалима. Один из его современников, 'Абд

344. H. Mohring, «Der andere Islam: Zum Bild vom toleranten Sultan Saladin», in Die Begegnung des Westens mit dem Osten, ed.

O. Engels and P. Schreiner, Sigmaringen, 1991, S. 140.

344. Al-Qadi al-Fadil — цит. по: Lyons and Jackson, Saladin, p. 85.

ал-Латиф, следующим образом ярко описывает несомненную харизму Саладина: «Люди оплакивали его, как оплакивают пророков. Я не видал никакого другого правителя, чья смерть вызвала бы такую скорбь, поскольку его любили и хорошие, и плохие, как мусульмане, так и иноверцы»³⁵³ (рис.

4.12 и 4.13).