Саладин и иерусалим

Источники довольно ясно изображают отвоевание Иерусалима как венец деятельности Саладина. Это событие изображается как воплощение самого страстного желания Саладина. К тому времени, когда Саладин действительно захватил Иерусалим, он уже задним числом описывал все свои действия, ведущие к этому событию, как изначально нацеленные именно на освобождение Священного города. Вполне вероятно, что в результате успешной пропаганды общественное мнение тоже было настолько в этом убеждено, что лишь взятие Иерусалима могло стать показателем подлинного успеха Саладина и доказательством его искренности. Иерусалим не был стратегически важным городом, но он оказался в центре относительно поздно начатой Саладином кампании по ведению джихад а, поэтому город просто должен был быть захвачен.

Окружение Саладина и представители различных религиозных кругов, оказывающих ему искреннюю поддержку, в полной мере использовали атмосферу сильного эмоционального напряжения и стремления освободить Иерусалим. Когда Саладин захватил город в 583/1187 г., тема Иерусалима достигла своего апогея. Этому знаменательному событию было посвящено около шестидесяти писем, дюжина стихотворений и несколько проповедей (хутба). Торжественная ода (касыда), посланная Саладину из Каира в Иерусалим после того как он завоевал Священный город, гласит:

Ты возродил религию Мухаммада и ее столпы...

Ты сохранил в строгом порядке ведомство Священной войны (диван ал-джихад).³⁵⁴

³⁵³Цит. no: Lewis, Islam, vol. I, p. 67.

³⁵⁴ RHC, vol. IV, р. 336. См. также текст письма, написанного ал-Кади ал-Фадилом от лица Саладина халифу

ан-Насиру: al-Qalqashandi, Subh al-a'sha, ed. M. A. Ibrahim, Cairo, 1913-1920, vol. VIII, p. 282-289.

То есть мы видим, что этой военной победе придается в полной мере религиозное значение: осуществилась воля Бога, и истинная религия была восстановлена в Его Священном городе.

Глубокое воздействие отвоевания Иерусалима на мусульманское население

Леванта с радостью отмечено всеми хронистами того времени. Согласно 'Имад ад-дину и Ибн Шаддаду, мусульмане собрались, чтобы присутствовать при церемониальном въезде Саладина в Иерусалим, принять участие в празднествах и начать оттуда хаджж.

Максимум пропагандистской пользы было извлечено из выбранного

момента торжественного въезда в город. Весьма проницательный и хорошо понимающий, какое глубокое воздействие должен произвести его победоносный въезд в Иерусалим, Саладин дождался пятницы, 27 раджаба 583/2 октября 1187 г., годовщины «Ночного путешествия» и вознесения Пророка на небеса. Ибн Шаддад ликует по поводу такого счастливого выбора времени: «Что за дивное совпадение! Господь позволил мусульманам взять город, чтобы отпраздновать «Ночное путешествие» их святого Пророка!³⁵⁵Это событие стало кульминационным пунктом карьеры Саладина. Наконец выс- шая цель его джихад а была достигнута.

Роль Иерусалима в мусульманском антикрестовом походе и тот многогранный образ, который обрел теперь в глазах мусульман Священный

355. Ibn Shaddad, RHC, vol. Ill, p. 100-101.

город, были зафиксированы в проповеди (хутба), прочитанной Ибн аз-Заки (ум. в 588/1192 г.), шафи'ит- ским проповедником из Дамаска, по случаю въезда Саладина в Иерусалим. Ибн аз- Заки был избран, после сложнейших испытаний, как лучший проповедник среди желающих прочитать проповедь, посвященную победе.³⁵⁶ Средневековый биограф Ибн Халликан приводит в своей биографии Ибн аз-Заки длинную цитату из этой проповеди: «Да вознесем хвалу Богу, чьей милостью был возвеличен ислам и с чьей помощью было попрано многобожие...»³⁵⁷

Ибн ал-Заки напоминает своим слушателям о значимости для мусульман

Иерусалима, вернувшегося в объятия ислама после того, как «многобожники бесчестили его почти сотню лет».³⁵⁸

В этой проповеди мы видим, каковы были взгляды мусульман на

Иерусалим в ХП в. Кроме того, здесь можно различить элементы, из которых складывалась святость этого города с точки зрения ислама и которые уже встречались в сочинениях жанра «достоинства Иерусалима»: «Здесь обитал отец твой Авраам; с этого места благословенный пророк твой Мухаммад вознесся на небеса; здесь находится кибла, к которой ты поворачивался для молитвы в начальный период ислама, обитель пророков; сюда приходили святые; здесь усыпальница апостолов... Это страна, где человечество будет собрано для Страшного суда; земля, где произойдет Воскресение из мертвых...»³⁵⁹

Согласно Ибн аз-Заки, Иерусалим — это дом Авраама, место вознесения (ми'радж) пророка Мухаммада с Купола Скалы на Небеса, первая кибла ислама. Таким образом, город напоминает о важнейших событиях, связанных с основанием ислама. И именно сюда человечество соберется на суд в день Страшного суда.

Почти в каждой строчке своего панегирика Ибн аз-Заки сравнивает победы Саладина с успехами Пророка в битве при Бадре и со славными днями первых исламских завоеваний. Среди прочих возвышенных эпитетов Саладина называют «воителем и защитником Твоей [Бога] Святой земли» и тем, «кто победил поклонников Креста».³⁶⁰

И действительно, Саладина помещают на одну ступень с первыми мусульманскими халифами, основавшими империю, которая простиралась от Испании до Индии. Говоря о Саладине, Ибн аз-Заки заявляет: «Ты вернул мусульманам славные дни сражения при ал-Кадисиййи, битвы при ал-Йармуке, осады Хайбара и стремительных атак Халида б. ал-Валида. Да дарует тебе Бог лучшую награду за твою службу Его благословенному пророку Мухаммаду».³⁶¹

355. Ibn Khallikan, de Slane, vol. II, p. 633-642; 'Imad al-Din, Sana, p. 314.

356. Ibn Khallikan; de Slane, vol. II, p. 635.

357. Ibn Khallikan, de Slane, vol. II, p. 636.

358. Ibn Khallikan, de Slane, vol. II, p. 636-637.

359. Ibn Khallikan, de Slane, vol. II, p. 640.

360. Ibn Khallikan, de Slane, vol. II, p. 637.

Официальные письма, посланные халифу и другим правителям, прославляли эту блистательную победу. Имад ад-дин цитирует торжественное письмо о въезде Саладина в Иерусалим, в котором поясняется особое значение этого города: «Иерусалим Сал-Байт ал-Мукаддас), который Бог возвеличил, и облагородил, и сделал неприкосновенным, так же как Он сделал Свою святыню (в Мекке) неприкосновенной и святой, — это место, где обитали пророки, которые были посланы, там живут святые и праведники, это место вознесения на небо (ми'радж) главного из пророков и посланника "Владыки миров"».³⁶²

Разумеется, письма и проповеди того периода в высшей степени риторические по своей природе; в них много напыщенных заявлений, клише и игры слов. Какова же правда, которая скрывается за всем этим? Конечно, о Саладине стоит судить по его действиям. Со стратегической точки зрения, Иерусалим был куда менее важным, чем береговая линия, но эмоционально его значимость была первостепенной. Его необходимо было взять ради ислама, и решимость Саладина сделать это постоянно возрастала. Биографы рисуют Саладина как искренне преданного делу джихад а. Важность пропаганды джихада была в том, что она служила вдохновляющим призывом, консолидирующей силой и религиозным обязательством как для общества в целом, так и для рядовых воинов и военных руководителей. Это было идеальным средоточием общих усилий, вдохновлявшим правителя, войска, улемоъ и все население, воодушевленных единой целью — отвоевать Иерусалим у неверных. Справедливо будет сказать, что к 1187 г. мусульмане достигли идеологического превосходства над франками, чего мусульманам долго недоставало. Теперь их армии сопровождали улемы, читавшие и произносившие проповеди воинам, а Саладин изображался человеком, лично и публично посвятившим себя ведению джихада. И снова ислам продемонстрировал способность к самовозрождению.

Значение Иерусалима для Саладина закреплено в монументальной посвятительной надписи 587/1191 г. на Куполе Иосифа (Куббат Йусуф), расположенном на территории ал-Харам аш-Шариф: «Победоносный царь, честь этого мира и [истинной] религии, султан ислама и мусульман, слуга двух благородных Святынь и Иерусалима».³⁶³

Во время Третьего Крестового похода Саладин и Ричард Львиное Сердце вели переговоры о судьбе Иерусалима. Ричард утверждал, что никогда не откажется от Иерусалима, на что Саладин ответил вполне недвусмысленно:

«Иерусалим для нас то же, что и для вас. Для нас он даже важнее, ибо отсюда наш Пророк совершил свое "Ночное путешествие", и это то место, где люди соберутся в Судный день. Поэтому и не думай, что нас можно поколебать в этом отношении».³⁶⁴

³⁶²'Imad al-Din al-Isfahani, Kitab al-fath al-qussifi'l-fath al-qudsi, ed. C. Landberg, Leiden, 1888, p. 413.

³⁶³RCEA, vol. IX, надпись no. 3447, p. 174-175 — пит. no: Lewis, Islam, vol. I, p. 65-66.

³⁶⁴Ibn Shaddad, RHC, vol. Ill, p. 265; D. Little, «Jerusalem under the Ayyubids and Mamluks 1197- 1516 AD», in Jerusalem in History, ed. K. J. Asali, London, 1989, p. 179.

Преданность Саладина Иерусалиму зафиксирована в источниках, где говорится о его личном участии в строительстве городских укреплений:

«Тогда [в 589/1193 г.] он озаботился возведением стен и рытьем рвов вокруг

Иерусалима. Он сам взял на себя контроль за строительством и даже носил камни на своих плечах, чтобы всякий, и богатый, и бедный, и сильный, и слабый, следовали его примеру, включая даже писца 'Имад ад-дина и кади ал-Фадила».³⁶⁵

НУР АД-ДИН И САЛАДИН — СОПОСТАВЛЕНИЕ

Средневековые мусульманские историки относятся и к Hyp ад-дину, и к Саладину как к достойным подражания образцам,³⁶⁶ но их сравнивали между собой даже во времена Саладина. С точки зрения

'Имад ад-дина ал-Исфахани, Hyp ад-дин и Саладин оба заслуживают похвалы и одобрения, и он рассматривает Саладина как истинного наследника Hyp ад-дина. Однако, согласно его суждению, Саладин — величайший из них: «Он воспитал в себе все качества Hyp ад-дина... Он научился у него принципам добродетели, а затем, в свое время, превзошел его в этом отношении».³⁶⁷

Абу Шама (ум. в 665/1258 г.), писавший в аййубидский период, тосковал по возрождению религиозного единства и джихад а. Его ис- торический труд озаглавлен «Книга двух садов» (Китаб ар-раудатайн); это романтическое назва-

ние — ссылка на два правления — Hyp ад-дина и Саладина. Он высоко оценивает обоих, но тоже утверждает, что «Саладин был более великим в джихаде».³⁶⁸ Слово рауда, особенно в той глубоко проникнутой религиозными чувствами атмосфере, также имеет связанные с раем коннотации, и, вероятно, это было сделано сознательно. Абу Шама подчеркивает превосходство Саладина перед Hyp ад-дином, делая акцент на том, что Саладин правил большим количеством земель, и особенно на том, что именно он отвоевал Святую землю.³⁶⁹

Недавние исследования указывают на то, что вполне вероятно, что другой биограф — современник Саладина, Ибн Шаддад, написал свою биографию

³⁶⁵'Абд ал-Латиф, которого цитирует Ибн Аби Усайби'а [Ibn Abi Usaybi'a, Uyun al-anba, vol. II, p. 206 — цит. no: Lewis, Islam, vol. I, p. 66].

³⁶⁶См. H. Daiber, Die Kreuzzuge im Licht islamischer Theologie, in A. Zimmermann and I. Craemer- Ruegensberg,

Orientalische Kultur und europdisches Mittelalter, Berlin and New York, 1985, p. 77-85.

³⁶⁷'Imad al-Din, Sana, pp. 52 и 56. ³⁶⁸Abu Shama, RHC, vol. IV, p. 12. ³⁶⁹Abu Shama, RHC, vol. IV, p. 12.

Саладина как ответ на сочинение Ибн ал-Асира, озаглавленное

«Великолепная хроника атабеков Мосула» (Ал-бахир фи тарих атабакат ал-Маусил), половина которого посвящена прославлению деяний Hyp ад-дина. Б этом труде Hyp ад-дин показан идеальным правителем и муджахидом, аскетом, благочестивым и справедливым человеком. Холт утверждает, что Ибн Шаддад, в свою очередь, во время написания биографии Саладина, делал это не только для того, чтобы отблагодарить своих аййубидских покровителей — род Саладина, но и для того, чтобы превзойти достижения Ибн ал-Аси- ра. Более того, он хотел узаконить захват своим покровителем территорий, ранее принадлежавших роду Hyp ад-дина, и оправдать продолжение правления Аййуби- дов после смерти Саладина в 1193 г.³⁷⁰

Независимо от соперничества авторов биографий Hyp ад-дина и Саладина, всячески превозносящих своих героев, неоспоримо, что оба правителя были военными вождями, не имевшими по мусульманским законам прав на правление. Они пришли к власти с помощью военной силы. Таким образом, ни один из них не отвечал требованиям шари'ата. Они оба чувствовали необходимость в легитимизации халифом их завоеваний, поскольку ими были захвачены территории, принадлежавшие ранее другим мусульманским правителям. Таким образом, еще более важно то, что их соперничавшие биографы прилагали массу усилий, чтобы представить своих покровителей благочестивыми организаторами джихада и воплощением добродетелей идеального муджахида, даже в тех случаях, когда имеющиеся свидетельства безошибочно указывают на несколько иную направленность их действий.

В целом, когда имеешь дело с мусульманскими источниками, очень трудно

уверенно говорить о мотивах поборников антикрестовых походов. Эти сочинения в большинстве своем создавались позже описываемых в них событий и очевидно пристрастны. Это справедливо и в отношении Hyp ад-дина, регулярно восхваляемого в мусульманских источниках, и еще в большей степени — в отношении Саладина. Как указывает Ричарде, личные и семейные интересы вполне могут сосуществовать рядом с моральными и религиозными побуждающими мотивами. ³⁷¹ Разумеется, имеет смысл упомянуть, что, в отличие от Саладина, Hyp ад-дин не имел явного преиму- щества в виде двух современников-«имиджмейкеров», готовых изобразить его деятельность в том виде, в каком им хотелось бы ее представить. Ибн ал-Асир, примерно двумя поколениями позже писавший для придворного круга наследников Hyp ад- дина, был тем автором, чья роль скорее напоминает роль биографа-панегириста Hyp ад-дина. Тем не менее он находился в заметно более неблагоприятных условиях, чем биографы Саладина, из-за значительного временного промежутка, отделяющего автора от его героя.

Со своей стороны, биографы Саладина ясно дают понять, даже несмотря на

всю свою риторику, что их господин был способен —- во всяком случае, с их

370. Holt, The sultan as ideal ruler, p. 128.

371. Encyclopaedia of Islam, second edition: Salah al-Din.

точки зрения — вдохновить своих советников и воинов на глубочайшую преданность. Многие из них были готовы отдать за него жизнь, а их мнение о его харизматических личных качествах, рыцарстве и благородстве отражено в хрониках западных крестоносцев, но это уже лежит за рамками данной книги. Все это вместе взятое и сформировало основу для легенды о Саладине в позднесредневековой Европе, легенды, которую, в конечном итоге, в XIX-XX вв. мусульмане объявили своей. Моральное превосходство Саладина над современниками, как мусульманами, так и христианами, уже в его время признавалось его врагами-крестоносцами. Образ Саладина, даже при антимусульманском фанатизме европейского Средневековья, остался неза- пятнанным, даже идеализированным, и это в то время, когда европейское отношение к исламу представляло собой жалкую смесь невежества и враждебности.

Что касается Hyp ад-дина, то он не достиг главной цели — освобождения Иерусалима. Без этого все его достижения выглядят менее впечатляющими, чем победы Саладина. Однако именно Hyp ад-дину принадлежит заслуга в разработке законченной программы джихада. Саладин не достиг бы такого успеха, если бы Hyp ад- дин не расчистил ему путь.

Столкнувшись с крестоносцами и тем идеологическим вызовом, который они собой представляли, мусульмане XII в. постепенно сумели возродить идею джихада и вывести ее из того сонного состояния, в котором она находилась, тем самым позволив ей в полной мере взять на себя ту роль, которая отводилась ей в книгах теоретиков исламского права. Подлинной поворотной точкой было время Hyp ад-дина и Саладина. Одного нельзя отделить от другого; в этом отношении их действия составляют единую последовательность. На протяжении их правления Сирия и все увеличивающееся число прилегающих к ней территорий находились под сильной властью одного правителя в течение почти пятидесяти лет. Эти решающие полстолетия дали возможность мусульманам ощутить великое чувство сплоченности и единства и отвоевать Иерусалим у франков, которым определенно не хватило такой непрерывности в управлении государством.

Совершенно очевидно, что мусульманские военные лидеры и их окружение в этот решающий период поняли, как использовать широкий спектр пропагандистских средств, чтобы заставить мусульман объединиться и предпринять совместные действия против франков. В эти десятилетия Иерусалим сделался средоточием всех устремлений мусульман, а его значение как исламской святыни приобрело законченный вид и было оценено в полной мере. После завоевания Иерусалима эмоциональная приверженность Саладина делу джихада пошла на спад, что, в общем, вполне понятно. Ибн Заки убеждал правоверных продолжить джихад и отобрать у франков остальную часть Святой земли: «Продолжение Священной войны — это наилучшее намерение в служении Богу и самое благородное дело всей вашей жизни».³⁷² Но после Иерусалима у Саладина уже не было никакого

370. Ibn Khallikan, de Slane, vol. И, p. 639.

иного заслуживающего внимания объекта, на котором могли бы сфокусироваться чувства, порождаемые джихадом.