Вместо заключения: выводы и прогноз

1. В сознании большинства российских граждан изжит образ прежней коммунистической союзной государственности, но не изжит образ союзной государственности как таковой. Это проявляется, с одной стороны, в неприятии распада СССР, а с другой – в доминирующей ориентации на укрепление СНГ. Однако образ союзной государственности слишком неконкретен, размыт, это скорее воспоминание о прошлом, чем установка на будущее; отсюда – ставка именно на СНГ (при непопулярности идеи воссоздания централизованного союзного государства).

2. Исследование свидетельствует о том, что в России изжита коммунистическая идеология, но не изжиты многие сформировавшиеся при коммунистическом режиме жизненные установки: число людей, возлагающих надежды на государственный сектор экономики, весьма значительно. Если же прибавить к этому числу тех, чья экономическая идеология еще не прояснилась, но кто, как мы пытались показать, по всем своим позициям тоже тяготеет к тому, что лучше всего передается словом "социалистичность", то сторонников этой "социалистичности" окажется примерно две трети. И никаких реальных предпосылок для быстрой модернизации такого рода установок, а тем более для их коренной трансформации в нынешнем пост­коммунистическом обществе не существует.

Резкий идеологический поворот, произошедший в нем в период горбачевской "перестройки", нельзя поэтому переоценивать. Во-первых, этот поворот, как мы видели, затронул в основном лишь отношение к хозяйственным сферам, которые непосредственно обслуживают потребительский рынок, и несравнимо меньше – отношение к крупной промышленности, составлявшей ядро советской экономики (с точки зрения технологической, квалификационной, а также численности работников). Во-вторых, крутой идеологический поворот во взглядах на земельную собственность, равно как и почти абсолютную поддержку малой приватизации было бы весьма преждевременно провозглашать поворотом к рациональности, реализму и, как принято говорить, к здравому смыслу. Не исключено, что это пока еще в значительной степени не деидеологизация, а резкий сдвиг от одной идеологии к другой, прямо противоположной – несравнимо более реалистичной по сравнению с прежней, не столь тотально-мифологичной, но все же идео­ло­гии. Это – перенесение ожиданий с государства на частника, который должен решать теперь те общезначимые проблемы, которые государство решить не в состоянии, т. е. накормить и одеть людей. При этом в крупной промышленности, предполагается, принципиальных перемен не произойдет. Иными словами, на частника сегодня часто возлагают надежды те, кто сам частником становиться не собирается. Характерно, что сельские жители относятся к приватизации земли несравнимо сдержаннее, чем горожане. Данное обстоятельство надо иметь в виду, когда мы оцениваем упрямый консерватизм российского парламента в земельном вопросе.

3. Социальную базу нынешних реформ составляет довольно широкий слой людей (в нашем опросе примерно пятая часть), который поддерживает все действия властей, включая освобождение цен. Однако есть все основания предполагать, что эта доля при продолжении нынешнего курса будет уменьшаться. Потому что, в свою очередь, есть не меньше оснований предполагать, что даже рядовые представители наиболее радикальных ("ка­пи­талистических") типов понимают и нынешнюю реформу, и ожидаемую ими широкомасштабную приватизацию прежде всего как простой и легкий способ быстро решить все проблемы "рядовых" и "малообеспеченных". Однако если вспомнить, что поддержка курса реформ среди "капиталистических" рядовых работников значительно слабее, чем среди "капиталистических" элит, если вспомнить также, что эти элиты (новые и старые) видят перспективы начавшегося процесса несколько иначе, чем "рядовые", то можно сделать вывод о хрупкости и недолговечности социальной опоры нынешнего курса.

4. "Социалистичность" сознания большинства населения – и в этом едва ли не главный парадокс нынешней идеологической ситуации – сталкивается с его радикальной антисоциалистичностью, обусловленной кризисом всей прежней системы ценностей. Это значит, что существующая идеологическая потребность не может быть удовлетворена партиями и движениями коммунистического и социалистического толка. Однако и претендующая стать преемником коммунизма (и социализма) "русская идея", при всей ее привлекательности для некоторых групп российского общества, глубоких корней пока не пустила и есть основание предполагать, что не пустит. Нынешние блоки бывших ортодоксальных коммунистов с антикоммунистами-патриотами целесообразно рассматривать не как широкую основу для единства оппозиции, а как слабость, недостаточную укорененность того и другого течения, той и другой идеологии.

Де­ло в том, что "русская идея" при всех апелляциях ее приверженцев к традиции отличается как раз тем, что противоречит традиции, отрицает ее; "русская идея" радикальна, а не консервативна. Мы имеем в виду тот факт, что для России органична не национальная, а социальная идея; факт, специфическим образом проявившийся и в советский период: российская революция была первой, которая решала проблемы национальной модернизации под интернациональными, социальными лозунгами. Особенность же переживаемого этапа, как нам представляется, заключается в том, что идет поиск современного варианта социальной идеи, который мог бы стать идеологической опорой предстоящей модернизации. В этом смысле мы и впредь обречены идти своим, особым путем, но это вовсе не означает, что мы и впредь обречены на изоляцию от мира и конфронтацию с ним; своим путем мы обречены двигаться не в особом, а в том же самом направлении, в каком развивается мир.

5. С той или иной долей вероятности можно предполагать, что центрами формирования современного варианта социальной идеологии станут не политические институты, а трудовые коллективы, главными же ее носителями – промышленники, директора предприятий. Эта идеология будет, с одной стороны, консервативной, более или менее органично связанной с традициями советской истории, с другой – вполне новаторской в том смысле, что формально вполне сможет дистанцироваться от коммунистической и социалистической идеологии, более того, стать предельно прагматичной и в этом смысле  неидеологией. Говоря проще, речь идет о социальном партнерстве, о социальном контракте между директором и рабочим.

Как государственная идеология социализм умер. Но он может утвердиться как идеология промышленных корпораций. Тем более что в этом качестве он существовал все годы советской власти. Мы уже говорили об особом типе взаимоотношений директоров и работников, когда на первых возлагались особые функции по социальной защите вторых, а эти вторые, вполне в духе патриархальной традиции, оценивали директора исходя не из эффективности его деятельности как директора, а из того, насколько хорошо или плохо он о них заботится, насколько совмещает, говоря иначе, роль администратора и профсоюзного лидера. Вот почему социальная идея имеет значительные шансы утвердиться на наших предприятиях. В свое время отечественная промышленность стала опорой революционного социализма. Сегодня она может стать опорой социализма консервативного.

Союзниками директоров могут стать и руководители колхозов и совхозов, которые конструировались в свое время по аналогии с промышленными предприятиями. Разумеется, такой союз вряд ли будет сколько-нибудь прочным и постоянным, ибо корпоративные интересы двух групп руководителей существенно отличаются друг от друга. Но у них есть общее стремление сохранить в ходе модернизации ведущие позиции государственного сектора экономики, и они безусловно будут объединяться против тех, кто хочет эти позиции ослабить.

Федеральный центр, его политические структуры вынуждены будут считаться с промышленниками еще и потому, что, судя по нашему опросу, в России имеет место полный паралич местной власти  ей практически никто не доверяет. Слабость власти может привести к окончательной утрате управляемости на местах, а усиление власти без сильных промышленных предприятий и заинтересованности в этом директорского корпуса трудно себе представить.

6. Поведение этого корпуса будет во многом зависеть от того, насколько прочные контакты он сумеет наладить с рабочими – и на уровне предприятий, и на политическом уровне. Без этого, понятно, никакой почвы для реализации корпоративного варианта социальной идеи не существует. И промышленники уже сейчас пытаются действовать совместно с рабочими и их организациями. Правда, как мы видели, ориентации рабочих и промышленников значительно расходятся. Но по мере накопления трудностей и нерешенных проблем, по мере роста недовольства политикой реформаторов эти две силы могут сблизиться. Альтернатива такому сближению – радикально-популистский вариант социальной идеи в духе движения "Трудовая Россия", выступающего не за коррекцию нынешнего реформаторского курса, а за отставку президента-реформатора и его команды.

Не исключено, что директора попытаются нащупать контакты с рабочими, поддерживая свойственные последним представления о характере и темпах приватизации, в частности, предлагая совместное отстаивание корпоративных интересов промышленности. Директоров и рабочих может сблизить идея передачи собственности на государственные предприятия тру­довым коллективам, тем более, если при этом будут учтены особые интересы директоров.

В этом отношении появление среди последних, равно как и среди руководителей колхозов и совхозов, довольно значительных "капиталистических" групп, ориентированных не на государственный, а на частный сектор, чрезвычайно важно и показательно. Это значит, что внутри директорского корпуса началась смена хозяйственной идеологии, начался отход от прежней ориентации на поддержку со стороны государственного чиновника. Но насколько глубока эта новая установка на собственные силы, чего в ней больше – рационализма или новых идеологических иллюзий, на каких предприятиях она распространена, а на каких – не очень, сказать пока трудно. Ясно только, что большинство предприятий в лице своих руководителей воспринимают все же свой корпоративный интерес не как противостоящий государству, а как государственно-корпоративный. А это значит, что поиск нового варианта социальной идеи осуществляется пока как по линии дистанцирования от государства, так и по линии включения его в партнерские отношения. И это понятно: опыт реформирования других коммунистических стран показал, что без поддержки государства большинству предприятий грозит банкротство. Но пока значимый опыт совмещения такой поддержки устаревших производств с их модернизацией отсутствует.

Поэтому главный вопрос сегодня, который остается открытым, – это не вопрос об участии государства в модернизации (такое участие неизбежно), а вопрос о том, в союзе с какими группами промышленников и аграриев будет действовать государственная бюрократия. От этого зависит, будет ли она сама играть роль главного субъекта реформ (самый худший из известных истории вариантов) или будет обслуживать интересы наиболее продвинутых субъектов экономики, в том числе и в государственном секторе, и тем самым в ходе модернизации модернизироваться сама.

Если пользоваться известными аналогами и помнить об их приблизительности, то можно сказать: речь идет о том, будет ли новый вариант социальной идеи ближе к западному социал-демократическому или отечественному коммунистическому.

7. Прогнозируя возможное поведение промышленников, целесообразно обратить внимание на свойственную им предрасположенность к прямо противоположным вещам: с одной стороны, к введению режима "твердой ру­ки", с другой – к высокой оценке парламента. Как в том, так и в другом про­мышленники заметно отличаются от других групп населения. Эти противоречащие друг другу установки означают, что в нынешних условиях промышленники рассматривают парламент как важный канал политического влияния, через который можно осуществлять коррекцию реформаторского курса, но в том случае, если их интересы учтены не будут или, наоборот, отстаиваемый ими вариант реформ не найдет поддержки, они готовы на свертывание демократии и переход к авторитаризму. Причем – еще раз обращаем на это внимание – наибольшую склонность к "железной руке" питают "социалисты", т. е. директора, ориентированные на государственный сектор экономики.

8. Частные предприниматели, как показало наше исследование, пользуются довольно высоким авторитетом среди "капиталистических" групп населения, но реальные предприниматели в ближайшее время реальными социальными лидерами не станут. Они малочисленны, не укоренены в производительных сферах деятельности, капитал предпринимателей сравнительно невелик, чтобы они могли реально претендовать на наследование государственной собственности. Кроме того, среди них нет единства, более того, есть целые слои, ориентированные на доминирующую роль не частного, а государственного сектора экономики. Но, не имея серьезных шансов на социальное лидерство, новые предприниматели безусловно попробуют претендовать на лидерство идеологическое. И в той степени, в какой они предрасположены к восприятию "русской идеи", они смогут приобрести определенное влияние среди предрасположенных к восприятию этой идеи других, неэлитных групп. Однако, как мы уже отмечали, идея эта носит революционный характер, и потому при эволюционном варианте развития она не сможет составить сколько-нибудь серьезной конкуренции идее социальной.

9. Пока шансы эволюционного варианта достаточно велики. Да, потенциал конфликтности, если судить по выявившемуся в ходе исследования расколу ориентаций, в российском обществе весьма значителен. Но важнее все же не сам раскол, а способность и готовность общества примирять разные ценности, учитывая интересы всех. И в этом отношении основания для оптимизма не исчерпаны. Значительные массы людей вышли из тоталитаризма с идеологией согласия, компромисса, а не гражданской войны.

Единственное, что может вызвать конфронтацию, – это отмеченный нами разрыв между обществом и властью и особая роль в этой ситуации политических активистов со свойственным им стремлением подменять экономические и социальные проблемы политическими и идеологическими. Эта особая роль вполне соответствует сохраняющемуся преобладанию политики над другими сферами жизни. И пока это будет продолжаться, будут сохраняться и все опасности, таящиеся в нынешней расколотости вышедшего из коммунизма общества.