Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
хроника_new.doc
Скачиваний:
13
Добавлен:
24.09.2019
Размер:
24.06 Mб
Скачать

После 2 января 1992 г.: "за" и "против" программы реформ

Со 2 января 1992 г. общие идеологические представления об экономической реформе и приватизации проходят испытание жизнью. Правда, реформа пошла не так, как многие предполагали, ее первыми шагами стали не приватизация и демонополизация, а попытки стабилизировать бюджет посредством освобождения цен. Исходя из этого, мы хотели выяснить, с одной стороны, отношение населения и элитных групп к самому факту начала реформ, с другой – их отношение к тому, как именно они начались. Соответственно этому респондентам предлагалось оценить не одно, а два события: начало экономических реформ и освобождение цен.

Общий вывод: если в отношении к факту начала реформ общество расколото, по крайней мере в тенденции (45% этот факт оценили положительно, 34% – отрицательно, при большом числе – свыше 20% – колеблющихся), то освобождение цен говорит, наоборот, о движении к некоему негативному согласию, согласию противостояния (61% – против, лишь 21% – за, притом число противников увеличилось не столько за счет колеблющихся, количество которых уменьшилось всего на 4%, сколько за счет тех, кто одобрил начало реформ).

Однако нас, как и в предыдущих случаях, интересовало не столько это, сколько социальное наполнение тех или иных оценок событий. Некоторое представление об этом можно почерпнуть даже при традиционном подходе. Помимо заведомо очевидных и уже неоднократно отмечавшихся выше зависимостей (чем ниже образование и старше возраст, тем выше степень недовольства, город терпимее, чем деревня, столица терпимее периферии и т. д.), в данном случае проявляются некоторые не совсем тривиальные коррекции. Скажем, обращает на себя внимание своеобразие группы 26–35-летних, выражающих наибольшую поддержку и наименьшее недовольство как началом реформ, так и освобождением цен. Это интересно и знаменательно уже потому, что данная группа входила в сознательную жизнь уже после 1985 г., усвоение новой экономической идеологии и новых стандартов поведения происходило у нее органичнее, чем у более старших сограждан, без внутренней ломки. Понятно и почему эта группа, уступая молодежи до 25 лет в идеологической радикальности оценки начала реформ, оказывается радикальнее, когда речь идет не об идеологии, а о жизни (освобождение цен). Новые цены ударили, как известно, по наименее защищенным группам, одной из которых и является молодежь.

Другая характерная особенность заключается в том, что просматривается более легкая адаптация к новым ценам менее идеологизированных групп, и наоборот. Это можно заметить, опять-таки сравнивая ответы на вопросы об отношении к началу реформ и к освобождению цен. При всем том, что в феврале, когда проводился опрос, уже было очевидно, что освобождение цен – это и есть начало реформ, люди относились к ним по-разному. И вполне естественно, что чем более идеологизирована та или иная группа, тем больше склонна она отличать одно от другого. Только этим можно объяснить, почему интеллигенция, работники науки и культуры начало реформ оценили значительно выше, чем городское население в целом (61% "за" при 18% "против"), а освобождение цен – почти так же, как все население.

Аналогичная зависимость (хотя и не так явно) просматривается при сравнении позиций квалифицированных и неквалифицированных рабочих по обоим вопросам. Начало реформ квалифицированные рабочие оценили, по существу, так же, как население в целом (43% "за" при 44% "против"), а подсобные – несколько ниже (37% "за" при 39% "против"). В ответах же на вопрос о ценах – позиции прямо противоположные: при общем нарастании негативизма у квалифицированных оно выше, более того, теперь уже оказалось, что подсобные рабочие даже несколько терпимее воспринимают новую политику цен. Думается, объяснить это можно только их меньшей идеологизированностью, что, кстати, отличало эту группу едва ли не все 74 года советской власти (мы, разумеется, не имеем в виду маргинализированные и люмпенизированные слои, склонность которых к восприятию идеологической мифологии чрезвычайно велика). Ее меньшая идеологизированность проявляется в том, что она не верит заверениям, не подвержена иллюзиям и потому весьма скептически относится к обещаниям власти и надеждам более культурных групп. Поэтому и начало реформ она оценила более сдержанно, чем другие (за исключением сельскохозяйственных рабочих, что тоже понятно). Но зато эти люди реже попадают в ситуацию крушения надежд, или, что более точно, краха иллюзий. Поэтому изменение условий жизни к худшему не застает их врасплох, степень приспособляемости к жизни, кризисной выносливости в этой группе значительно выше, чем в других, что связано и с самим характером и условиями их труда (не очень жесткая привязанность к рабочему месту и т. д.).

Наконец, результаты опроса показывают, что освобождение цен нанесло сильнейший удар по двум отраслям, которые в советской экономике играли особую, можно сказать, системообразующую роль: по военно-про­мыш­лен­ному комплексу и колхозно-совхозной системе. При этом если для оборонной отрасли был характерен довольно высокий уровень ожиданий от предстоящих перемен (отношение к факту начала реформ даже несколько более одобрительное, чем у населения в целом), то в сельском хозяйстве и ожидания были умеренными (51% осудил начало реформ – при 34% по городскому населению). Что касается отношения к либерализации цен, то у работников ВПК оно приблизилось к отношению работников сельского хозяйства (соответственно 56% и 70% отрицательных оценок).

Разумеется, крайне важно было бы знать, почему в том же ВПК 22% опрошенных все же относятся к либерализации цен положительно (из них свыше 10% – максимально положительно), равно как и в сельском хозяйстве (19% положительных оценок, из них почти 11% – максимально положительных). Интересно было бы выяснить, какие группы за этим стоят, получают ли они конкретную выгоду от освобождения цен или их оценки связаны с более глубокой, чем у других, общей идеологической реформаторской установкой и надеждой на то, что рано или поздно перемены к лучшему станут реальностью. Однако материал, которым мы располагаем, сколько-нибудь значительных возможностей для такого анализа не предоставляет.

В какой-то степени это компенсируется, правда, данными опроса экономически значимых элитных групп. Еще раз оговорившись, что группа руководителей сельскохозяйственного производства (государственного сектора) недостаточно представительна, хотим обратить внимание читателя на то, что их отношение и к началу реформ, и к освобождению цен заметно отличается от отношения и населения в целом и, что для нас особенно важно, от отношения сельских жителей (средняя оценка ими начала реформ – 4,7 балла, освобождения цен – 2,7, а оценка сельскохозяйственными руководителями – соответственно 6,7 и 4,3). Если эта закономерность подтвердится в наших последующих, более представительных опросах, то можно будет сделать вывод о том, что среди руководителей колхозов и совхозов существуют группы, заинтересованные в свободных ценах при монополии на производство сельскохозяйственного сырья, между тем как среди рядовых колхозников и рабочих совхозов такой интерес отсутствует. Еще выше оценивают начало реформ и отпуск цен российские фермеры (средние оценки – соответственно 8 и 6). Это значит, что при всех тяжелейших проблемах, с которыми сталкивается фермерство, его представители видят в начавшейся в январе новой российской политике больше плюсов, чем минусов.

В городе ориентации старого директорского корпуса и руководителей новых структур, как показывает анализ, тоже, с одной стороны, отличаются от оценок населения в целом (и директора, и новые предприниматели оценивают начало реформ и отпуск цен выше), с другой – они отличаются и внутри группы. Отличия эти весьма существенны. Среди директоров большинство (59%) оценило факт начала реформ положительно (при 24% отрицательных оценок), а освобождение цен их, по существу, раскололо (36% "за" при 46% "против"). Характерно при этом, что число колеблющихся осталось практически неизменным. Отсюда следует, что освобождение цен было отторгнуто значительной частью директоров не потому, что они против перехода к практическому осуществлению реформ, а потому, что они против того маршрута реформ, который был выбран российским правительством и который, как выяснилось, не блокирует спад производства, зато ведет к выходу экономического механизма из-под контроля хозяйственных руководителей.

Что касается частных предпринимателей, то они активно поддерживают не только начало реформ (75% "за" при 13% "против"), но и освобождение цен (55% "за" при 28% "против"). Это значит, что при всем недовольстве, выражаемом предпринимателями реформаторским курсом правительства, он им по большому счету выгоден; их не устраивает лишь налоговая политика. В отличие от директоров, они не так чувствительны к падению производства уже потому, что действуют пока еще преимущественно в посред­ни­чес­кой, а не производственной сфере.

Более тонкий анализ ориентаций основных экономических сил, предполагающий, в частности, выяснение существенных характеристик тех слоев внутри директорского корпуса и предпринимателей, которые выступают "за" и "против" начавшихся реформ, в рамках используемого подхода невозможен. Здесь мы опять вступаем в область пересечений установок разных, порой конфликтующих друг с другом групп, а эта зона пересечения и перекрещивания не выявляется простым наложением друг на друга традиционных социально-демографических признаков.