И. Клямкин Советское и западное: возможен ли синтез? (1994)

Весной 1994 г. в ходе очередного опроса¹ Фонд "Общественное мнение" попытался сделать еще один шаг в изучении жизненных ценностей постсоветского человека². Напомню, что мы предлагали респондентам выбрать из списка слов-ценностей те, которые лучше всего передают их представление о достойной жизни. Жесткие условия выбора (респондент имел право назвать строго ограниченное число слов) были призваны помочь выявлению ценностей, наиболее значимых именно сегодня. Преимущество подобного подхода заключается в том, что он позволяет зафиксировать сиюминутное, ситуативное состояние массового сознания, отделить в нем актуализированное от неактуализированного. В то же время мы не могли не отдавать себе отчет, что такой подход может несколько исказить реальную картину: в обстановке нестабильности и неустойчивости существования основное внимание людей сосредоточено на внешних условиях, обеспечивающих индивидуальное выживание (в том числе и физическое), сохранение первичных ячеек социального бытия, в первую очередь – семьи. Неудивительно поэтому, что в сознании людей актуализированы прежде всего такие ценности, как мир, стабильность, безопасность, законность, семья, достаток, а к таким словам, как, скажем, "достоинство", наши респонденты проявили равнодушие. Но мы понимали, что это говорит не о повальном отсутствии чувства собственного достоинства, а лишь о том, что при необходимости жесткого выбора между достоинством и ценностями выживания люди отдают предпочтение вторым (рав­но как и о том, что выживание не выглядит в их глазах стопроцентно гаран­тированным).

Кроме того, мы с самого начала сознавали, что многие из предлагавшихся нами слов-ценностей (такие, как законность, свобода, демократия, равенство и целый ряд других) воспринимаются респондентами не столько как ценности, сколько как своего рода идеологические символы, которые могут наполняться самым разным содержанием (или не наполняться никаким конкретным содержанием вообще). Все это открывало широкий простор, с одной стороны, для интерпретаторского творчества (чем мы не преминули воспользоваться), с другой – для интерпретаторского произвола (чего нам при всем желании вряд ли удалось избежать). Что касается уточняющих вопросов, призванных выявить, как же именно люди воспринимают и понимают те или иные ценности, то эти вопросы касались лишь ценностей, имеющих непосредственное отношение к либеральному мироощущению¹.

Начатую работу можно было продолжить в одном из двух направлений. Можно было приступить к выяснению того, какой смысл вкладывают граждане России не только в либеральные, но и в другие ценности. Но мы по этому пути не пошли. Во-первых, при более или менее представительном списке ценностей анкета приобрела бы слишком громоздкий вид. Во-вторых, мы нашли, как нам кажется, более удобный способ, позволяющий одновременно решать несколько исследовательских задач. Суть его состоит в следующем.

1. Определяется отношение различных социальных групп к словам, в той или иной степени претендующим на символически-знаковое звучание. Речь идет как об идеологических символах коммунистической эпохи (коллек­ти­визм, интернационализм и др.), так и о символах перехода в новое общественное состояние (свобода, собственность, демократия и т. д.). Разумеется, это деление на "старое" и "новое" в данном случае довольно условно: отдельные слова из коммунистического словаря могут в чьем-то сознании наполняться либеральным смыслом, а в некоторых либеральных терминах кому-то слышатся вполне коммунистические ноты, не говоря уже о том, что многие из предложенных нами слов и десять лет назад, т. е. в совершенно ином идеологическом и социально-политическом контексте, звучали не менее естественно и органично, чем сейчас, хотя воспринимались принципиально иначе.

2. Выявляется конкретное смысловое наполнение этих символов "хоро­шей жизни" или отсутствие такого наполнения, что, помимо прочего, свидетельствует о степени рациональности или, наоборот, идеологизированности сознания. С этой целью респондентам был предложен список условий ("ценности-условия") и личностных качеств ("ценности-качества"), отношение к которым показывает, какие именно внешние обстоятельства и какие особенности внутреннего состояния имеет в виду человек, когда свое представление о достойном существовании выражает такими, к примеру, словами, как "свобода", "законность" или, скажем, "труд". В результате был получен ряд ценностных гнезд, в которых смысловое наполнение слова-символа раскрывается родственными ему "ценностями-условиями" и "ценностями-качествами" (например, в гнездо, образованное словом "труд", входят "свобода труда", "дисциплина труда", "прибыльность труда", "трудолюбие", "профессионализм", "деловитость", "предприим­чи­вость" и "энтузиазм").

При этом символы "достойной, счастливой жизни", с одной стороны, и "ценности-условия" и "ценности-качества" – с другой, были помещены не в один, как в предыдущем опросе, а в два разных списка, что, на наш взгляд, увеличивает степень объективности полученных данных. Разумеется, уже само наличие двух списков с неодинаковым количеством слов предполагало, что респонденту будет предоставлено право на любое число ответов – в противном случае сопоставлять результаты было бы некорректно.

3. Респондентам предлагалось не только назвать ценности, которые им лично кажутся значимыми, но и высказать свое мнение о национально-историческом происхождении всех вошедших в список "ценностей-условий" и "ценностей-качеств" (являются ли они традиционно русскими, советскими или западными). Кроме того, им предстояло ответить, на какие ценности, по их мнению, должна ориентироваться сегодня Россия. Учитывая подтвержденное многочисленными опросами отторжение массовым сознанием советских идеалов и символов, мы предложили респондентам выбрать между ценностями традиционно русскими и западными, оставив в то же время возможность компромиссного ответа ("Россия может ориентироваться и на западные, и на традиционно русские ценности и стандарты жизни, между ними нет принципиальной несовместимости"). Этот блок вопросов позволил выявить некоторые неожиданные и даже парадоксальные особенности мироощущения постсоветского человека, когда то, что "важно для России", и то, что "важно для себя", оказывается, мягко говоря, не совсем одинаковым.

После этих предварительных замечаний я могу перейти к изложению и комментированию результатов исследования.