Джихад саладина: свидетельства средневековых мусульманских хронистов

Мусульманские авторы приложили массу усилий, чтобы изобразить Саладина как образцового мусульманина, борца за веру. Типичным примером может служить биография, написанная Ибн Шаддадом, которая заслуживает того, чтобы остановиться на ней

более подробно. По мнению Холта, этот труд

можно разделить на три отдельные части, причем самая большая из них (около 83 про- центов) посвящена перечислению добродете- лей Саладина и повествованию о последних шести годах его жизни.³²¹ Несомненно, это был продуманный отбор информации, смещаю- щий акценты в сторону последнего этапа жиз- ни Саладина, с тем чтобы представить его на вершине успеха как идеального муджахида. И напротив, в биографии затушевываются мо- менты, связанные с его приходом к власти в результате череды удивительно благоприятных смертей, в особенности смерти его дяди Шир- куха, фатимидского халифа, и даже самого Hyp ад-дина и его сына ал-Малика ас-Салиха, —

всего того, что могло бы вызвать пристальный интерес менее пристрастного

комментатора.

Ибн Шаддад писал биографию Саладина, когда еще были свежи

воспоминания о победе при Хиттине и об освобождении Иерусалима. Действительно, он поступил на службу к Саладину в 584/1188 г. и оставался вместе со своим покровителем до самой смерти последнего в 1193 г. Вполне понятно, что его труд исполнен ликования и гордости за достижения Саладина. Он хочет не просто воздать хвалу своему покровителю, что, естественно, является долгом любого придворного биографа, его цель — поведать о том, как был отвоеван Иерусалим и о победе ислама над христианством.

В богатой событиями жизни Саладина было несколько моментов, которые Ибн Шаддад избрал в качестве знаковых на пути духовного становления

320. Ср. огромные золотые монеты, отчеканенные Гуридами и Алмохадами.

321. 532/1137 - 558/1163 (1 страница), 558/1163 - 583/1187 (40 страниц), 583/1187 - 589/1193 (170 страниц); P. М. Holt, «The sultan as ideal ruler: Ayyubid and Mamluk prototypes», in Suleyman the Magnificent and His Age, ed. M. Kunt and C. Woodhead, Harrow, 1995, p. 124. Номера страниц сочинения Ибн Шаддада даны по изданию: Ibn Shaddad, Al-nawadir al-sultaniyya, ed. J. El- Shayyal, Cairo, 1964.

Саладина как идеального муджахид а. Достаточно рано, после захвата власти в Египте сразу после смерти Ширкуха в 564/1168 г., Саладин «перестал употреблять вино и отказался от развлечений, надев на себя одежды серьезных устремлений». Саладин восстановил суннитский ислам в Египте и теперь был готов к борьбе с крестоносцами. Ибн Шаддад не упоминает о перемириях с франками, которые заключал Саладин. Он истолковывает попытки Саладина захватить владения покойного Hyp ад-дина у остальных членов семьи последнего преданностью делу джихада. Таким образом, поведение Саладина, которое беспристрастный историк мог бы охарактеризовать как беспринципное, он истолковывает в наиболее благоприятном для Саладина свете.

Аналогично, Ибн Шаддад дает исключительно благожелательное, льстящее

самолюбию своего покровителя описание его религиозных качеств: «Саладин был человеком твердой веры, жившим с именем Господа на устах».³²²

Особенно подчеркивается правоверие Саладина. Нас уверяют, что

«спекулятивная философия никогда не заводила его в какие-либо теологические ошибки или ереси». ³²³ Тот факт, что сокровищница после смерти Саладина оказалась пустой, Ибн Шаддад объясняет тем, что тот раздал все свое богатство, а когда умирал, то в сокровищнице оставалось лишь сорок семь насиридских дирхемов и один слиток тирско- го золота. ³²⁴ Таким образом, небрежное отношение Саладина к деньгам (что являлось предметом критики со стороны других авторов) его преданный почитатель Ибн Шаддад превращает в добродетель праведника. Саладин и Ибн Шаддад молились вместе, когда узнали о том, что франки намереваются осадить Иерусалим, а вскоре после этого «пришли радостные вести о том, что те отступили и возвращаются в район Рамлы».

Молитвы Саладина были услышаны. Таким образом, в личной жизни, свидетелями которой была лишь горстка его последователей, Саладин показан как человек набожный и богобоязненный. Эти личные добродетели были затем распространены Ибн Шаддадом на образ Саладина как правителя, поборника правосудия: «Он никогда не отказывал людям, которые страдали от несправедливости».

Роли Саладина как предводителя армии и главного муджахида, разумеется,

было отведено особое место. Так, Саладин сознательно делал все, чтобы его знали и рядовые воины, и командиры, связывая их узами верности и солидарности и поднимая боевой дух войск: «Он проходил вдоль воинского строя от правого крыла до левого, внушая солдатам чувство единства и побуждая их идти вперед и стоять до конца, когда наступит решительный час».³²⁵

³²²Цит. по: Gabrieli, р. 87.

³²³Gabrieli, р. 88. Действительно, в 1191 г. он казнил суфия ас-Сухраварди за предполагаемые еретические взгляды («иллюминационизм» — ишракиййа).

³²⁴Al-Maqrizi, trans. Broadhurst, p. 99.

³²⁵Gabrieli, р. 98.

Улемы зачитывали перед войсками отрывки из хадисов, «пока мы все находились в седле». ³²⁶ Нет сомнений, что в этих хадисах, в основном, говорилось о джихаде и о небесной награде за мученичество на Божьем пути.³²⁷

Ибн Шаддад также подчеркивает, что он сам был одним из тех авторов, кто

написал для Саладина книгу о джихаде и преподнес ему её в 584/1188-1189 г.:

«Когда я находился в Дамаске, я составил для него книгу о джихаде, со всеми его [джихада] принципами и правилами поведения. Я преподнес ему эту книгу, она ему понравилась, и он постоянно ее изучал».³²⁸ Что же касается старания, с которым Саладин вел Священную войну, то, согласно Ибн Шаддаду, «его усердие и рвение в этой области превосходило все остальные сферы его деятельности».³²⁹ Изображая Саладина как муджахида, Ибн Шаддад заканчивает описание цветистой гиперболой: «Из любви к Священной войне и во имя Господа он оставил семью и своих сыновей, свою родину, дом и все свои имения, и из всего огромного мира выбрал лишь одно — жизнь в тени походного шатра».³³⁰

Другой биограф и современник Саладина, 'Имад ад-дин ал-Исфахани, также восхваляет его в своем сочинении «Красноречивое описание завоевания Иерусалима» (Ал-фатх ал-кусси фи-л-фатх ал-Кудси). Недавние исследования показали, что эта работа была написана при жизни Саладина и что отрывок из нее был зачитан ему в 588/1192 г.⁴ Поэтому вовсе не удивительно, что книга исполнена такого пафоса и что во вводной части этого труда покорение Саладином Иерусалима сравнивается с хиджрой пророка Мухаммада в Медину в 1 /622 г.³³¹

В подобных обстоятельствах сведения прозенгидского историка Ибн ал-Асира, часто весьма критически настроенного по отношению к Саладину, приобретают особую ценность в противовес тем панегирикам, которые создали вышеупомянутые биографы — современники Саладина. Но даже Ибн ал-Асир считает, что Саладин был полон рвения в деле ведения джихад а, и, повествуя о его смерти, прославляет султана: «[Саладин] совершил множество добрых дел и достойных поступков, великий воин джихада против неверных».³³²

Определенную ценность представляет и рассказ современника Саладина Ибн Джубайра, чужеземца из Испании. Он описывает благотворительные учреждения, которые Саладин основал в Александрии: медресе, странноприимные дома, бани и больницу.³³³ Он также восхваляет Саладина за его справедливое управление в деле налогообложения. Вот как он суммирует достижения Саладина: «Достопамятные деяния Султана, его усилия по установлению справедливости и его действия по защите мусульманских

326. Gabrieli, р. 98.

327. Фи сабил Аллах — стандартное кораническое выражение.

328. Ibn Shaddad, RHC, vol. Ill, p. 106.

329. Gabrieli, p. 99.

330. Gabrieli, p. 100.

331. Holt, «The sultan», p. 126.

332. Ibn al-Athir, Kamil, vol. XII, p. 63.

333. Ibn Jubayr, Broadhurst, p. 33.

земель неисчислимы».³³⁴ Ибн Джубайр не устает восхвалять Саладина, говоря о «его памятных деяниях в деле мира и веры и его рвении в ведении Священной войны против врагов Господа».³³⁵

И хотя Ибн Джубайр находился в Леванте очень недолго, должно быть, он слышал подобные хвалебные отзывы о Саладине от людей, с которыми там встречался. Получается, что свидетельства сторонних наблюдателей совпадают с утверждениями приближенных Саладина.

ЛИЧНЫЙ ДЖИХАД САЛАДИНА

В источниках говорится, что, так же как и Нур ад-дин, Саладин пережил момент религиозного пробуждения, после которого он стал вести джихад с подлинным осознанием его цели, как общественной, так и личной. Однако, как уже упоминалось, хронисты нередко использовали подобные клише, описывая мусульманских правителей. Так, например, указывалось, что сын Саладина ал-Афдал также духовно переменился после смерти Саладина.³³⁶

Тем не менее есть некоторые подтверждения тому, что Саладин и на самом деле пережил подлинно религиозное перерождение. Какие-то серьезные жизненные события вполне могли оказать сильное влияние на религиозные чувства Саладина. Так, во-первых, в период после смерти Нур ад-дина Саладин пережил два покушения на свою жизнь со стороны ассасинов,³³⁷ одно в 571/1175-1176 г., а второе в 581/ 1185 г. Кроме того, он серьезно заболел, и, следовательно, у него должно было быть достаточно времени, чтобы поразмышлять о бренности всего сущего. Его советник и биограф 'Имад ад-дин ал-Исфахани, разумеется, считает болезнь Саладина ключевым моментом в его духовном развитии. Такое толкование событий кажется более правдоподобным, нежели утверждение, что духовная перемена произошла с Саладином в начале 1170-х гг., когда он еще

326. Ibn Jubayr, Broadhurst, p. 33.

327. Ibn Jubayr, Broadhurst, p. 311.

328. Al-Maqrizi, trans. Broadhurst, p. 105.

329. 'Imad al-Din, Sana, p. 100; al-Maqrizi, trans. Broadhurst, p. 54.

находился в Египте. Сообщается, что во время болезни Саладин дал обет посвятить свою жизнь освобождению Иерусалима, чего бы ему это ни стоило. По словам 'Имад ад-дина, болезнь была ниспослана Сала дину свыше, «чтобы он пробудился от сна забывчивости».³³⁸

Пока Саладин выздоравливал, 'Имад ад-дин воспользовался этой возможностью и предоставил проповедникам и законоведам возможность поговорить с Саладином во время поста в месяц рамадан. ³³⁹ Другой его ближайший советник, ал-Кади ал-Фадил, также пытался его заставить поклясться, что он никогда больше не будет воевать против мусульман и посвятит свою жизнь джихаду. ³⁴⁰ Саладин заболел вскоре после того, как Рейнальд де Шатильон осуществил ряд дерзких и оскорбительных рейдов в Красном море. Это, по-видимому, так задело Саладина, как не задевали привычные военные столкновения с франками в Палестине и Сирии. Таким образом, за панегириками и риторикой биографов можно обнаружить действительно значимые события, происходившие в жизни Саладина, которые вполне могли оказать на него духовное влияние и сделать его джихад более осознанным в личном плане.

Несмотря на свидетельства, которые мы до сих пор цитировали, нет сомнения в том, что даже при жизни Саладина и вскоре после его смерти он подвергался критике. По мнению некоторых, его политика экспансии (1174-1186 гг.), которая в источниках носит название джихад а, была нацелена на формирование личной власти, достаточно сильной, чтобы противостоять франкам. Именно поэтому он боролся с собратьями-мусульманами в Сирии и Месопотамии (не только с «еретиками»-шиитами, но и со своими соперниками — правителями и вождями, которые не подчинялись его власти) и на длительное время отказывался от борьбы с крестоносцами.

Даже его преданный секретарь ал-Кади ал-Фадил укорял его, говоря: «Как можем мы воевать с мусульманами, что запрещено, когда мы призваны на войну с людьми войны (то есть с неверными)?»³⁴¹

Более критически настроенный наблюдатель мог бы расценить деятельность Саладина как образ действий, характерный для создателя империи, чьи планы простираются гораздо дальше покорения Иерусалима, Святой земли и Сирии. Иерусалим не был единственным средоточием усилий Саладина в 1170-х и начале 1180-х гг. После смерти в 1181 г. ал-Малика ас-Салиха, сына Hyp ад-дина, у Саладина появляется грандиозный план захвата земель, которые включают в себя — как он указывает в письме багдадскому халифу — Мосул, Иерусалим, Константинополь, Грузию и земли Алмохадов на западе. Этот замысел рассматривается в свете окончательного торжества ислама и, конкретно, 'Аббасидского халифата, на службе у которого Саладин находился. Даже если отбросить в сторону очевидную

³³⁸Abu Shama, vol. II, p. 65.

³³⁹Sana, р. 328 — цит. по: Lyons and Jackson, Saladin, p. 246.

³⁴⁰Sana, p. 331 — цит. no: Lyons and Jackson, Saladin, p. 246.

³⁴¹Abu Shama, II, p. 70 — цит. no: Lyons and Jackson, Saladin, p. 245.

риторику, вполне прослеживается лежащий в основе этих построений грандиозный военный замысел, который явно отличается от более скромных планов Hyp ад-дина, сосредоточенных на Иерусалиме.

Замыслы Саладина, касающиеся экспансии на Восток, о которых мы узнаем

только от Ибн ал-Асира, также являются отражением личных и семейных территориальных притязаний и не могут быть истолкованы как джихад. Сообщается, что незадолго до смерти Саладина, в беседе со своим сыном ал-Афдалом и братом ал-'Адилом, он говорил следующее: «Теперь мы покончили с франками, и нам нечего больше делать в этой стране. Куда теперь мы повернем?»³⁴² После недолгого обсуждения Саладин продолжил:

«Ты [ал-'Адил] возьми нескольких моих сыновей и часть армии и выступи в поход на Ахлат (на востоке современной Турции), а когда я покончу с землями Рума (Византия), я приду к тебе, и мы вторгнемся в Азербайджан. Затем мы получим доступ ко всем землям Персии. Нет никого, кто мог бы нас остановить».³⁴³

Возможно, конечно, что Ибн ал-Асир (чья приверженность Нур ад-дину хорошо известна) пытается опорочить репутацию Саладина как воина джихад а в Палестине и Сирии, особенно потому, что он

помещает этот разговор в некролог Саладина. Но это также могло быть правдивым отражением той значимости Ирака и Ирана как подлинного средоточия мусульманской власти, которую чувствовали Саладин и его современники, и того влияния, которое эти территории все еще оказывали на государства-наследники Сельджукской империи в Сирии и Палестине. Согласно, по крайней мере, Ибн ал-Асиру, борьба с франками была только частью грандиозного замысла Саладина для себя и своего рода. В этой связи стоит вспомнить, что Саладин имел курдское, а не палестинское или сирийское происхождение, и его жизнь началась далеко на востоке. Естественно, подобное наследие

предопределило то обстоятельство, что в фокусе его устремлений оказались

ал-Джазира, Восточная Анатолия и Иран.