Тринадцать черных дроздов 104

1. Еще одна попытка объясниться

Тринадцать черных дроздов залетели на прошлой неделе в мой класс.

Или просто тень их крыльев коснулась нашего класса.

Ничего особенного, в сущнос­ти. Абсолютно случайный сюжет.

Просто на пятом уроке, в са­мом конце учебного дня, я взял книжку "Современная американ­ская поэзия" и сделал то, чего ни­когда не делал раньше. Я прочи­тал детям стихи современного взрослого поэта, написанные верлибром.

Еще раз специально подчеркну: ничего подобного я раньше не делал. Я не только не накачивал детей стихами (в чем, несмотря на все объяснения, по-прежнему уве­рены множество читателей моих публикаций), но и, более того, - я их тщательно оберегал от каких бы то ни было образцов взрослой поэзии. В течение трех лет обуче­ния в начальной школе дети писа­ли поэтические тексты из себя, и именно эти тексты становились предметом учебного анализа. И только на третьем году обучения, на исходе зимы, в нашем классе впервые зазвучали стихи из обла­сти высокой поэзии: в течение двух месяцев (март-апрель) наш класс путешествовал, в звучаниях первой главы "Евгения Онегина". При этом мы не изучали "Онегина" - Боже упаси! Дети просто читали "Онегина" вслух - на разные лады, с разными интонациями - и с по­мощью толкового словаря пыта­лись разобраться в значении раз­ных мудреных слов.

Итак, в конце третьего года обучения взрослая поэзия впер­вые зазвучала у нас в классе.

Но это была поэзия, построен­ная по строгим законам силлабо-тонического стихосложения. А у нас в классе по-прежнему поддерживался за­прет на использование силлабо-тонической техники в собствен­ном детском творчестве: я твердо знаю, что до этой техники детям еще расти и расти. Поэтому детям и не давались задания на авторскую работу с поэтическими стилями читаемых поэтов.

И вот мы перешли в пятый класс.

По замыслу эксперимента именно в пятом классе мы должны получить ответ на вопрос о готов­ности детей к диалогу с культу­рой. Если у ребенка действитель­но сформирована индивидуаль­ная письменная речь, если эта письменная речь является для ре­бенка чем-то органичным, а не навязанным учителем, то образцы внешней поэзии не будут эту речь подавлять, не будут превращать ребенка в жалкого имитатора взрослой поэзии, а будут стиму­лировать его собственное автор­ское "я". Если у ребенка действи­тельно сформировано индивиду­альное авторское "я", этот ребе­нок принципиально способен ус­лышать авторскую речь другого человека и откликнуться на эту речь своим собственным автор­ским словом. В его отклике будет звучать эхо услышанного, но толь­ко эхо, а не имитация и не ба­нальное повторение.

Итак, я открыл книгу "Совре­менная американская поэзия" на совершенно случайной странице и просто прочитал вслух тринад­цать вариаций на тему черных дроздов американского поэта Стивена Уоллеса. Прочитал два раза подряд и предложил детям написать что-то в этом же духе, но чтобы было сколько-нибудь способов видеть что-нибудь. И никаких дополнительных указа­ний.

Признаюсь честно, по мере того как я читал этот весьма изы­сканный, с оттенком сюрреализ­ма, и одновременно драматичес­кий текст, сомнения одолевали мою душу: "Полноте, да способен ли я сам решить задачу, которую ставлю перед детьми? И найдется ли хотя бы один человек в классе, который откликнется на этот сверхсложный текст текстом соб­ственным?.."

Правда, уже то, как дети слу­шали этот странный и сложный текст, произвело на меня впечат­ление.

Во-первых, стояла мертвая ти­шина, что совершенно нехарак­терно для нашего класса. Даже самые заядлые провокаторы и ху­лиганы Никита, Олег и Игорь слу­шали не шелохнувшись и с широ­ко открытыми глазами. Было от­четливо видно, что все дети по-настоящему захвачены текстом, и наблюдать это было настолько восхитительно, что даже если бы потом ничего не было написано, я бы уже был счастлив.

Во-вторых, сразу же после то­го как я закончил, сами дети (!!) попросили меня прочитать весь текст еще раз. Они не только не скисли, они не только не начали вопить "какая ерунда!" (а ведь ес­ли им что-то не нравится, они ни­когда не скрывают своего мне­ния!), а единодушно потребовали прочитать этот текст еще раз. И уже по ходу второго чтения нача­ли раздаваться выкрики: "А я уже придумал, что я буду писать!", "И я уже придумала!".

Были заданы, только два во­проса: можно, ли писать не тринадцать, а другое количество способов и можно ли написать на не­сколько разных тем. И сразу по­сле этого - полтора часа работы, в течение которых все дети вели письменный диалог с услышан­ным.

Между прочим, предлагаю всем читателям этой статьи сде­лать вот что. Попробуйте провес­ти аналогичный эксперимент со своими учениками, независимо от того, работаете ли вы в пятых, шестых, седьмых или более стар­ших классах. Прочитайте им те же самые тринадцать вариаций на тему черных дроздов и предложи­те откликнуться. А о результатах сообщите мне. И я с удовольстви­ем вступлю с вами в диалог,

В редакции "Первого сентяб­ря" мы договорились опублико­вать полную подборку детских текстов, созданных в ответ на ва­риации Уоллеса.

Это делается затем, чтобы чи­татель, во-первых, увидел тот ги­гантский объем работы, который способны выполнять дети, если в них сформирована способность авторского письма.

Во-вторых, только в этом слу­чае можно будет убедиться в том, что речь не идет об избранных детях: у меня пишут все, и все пи­шут талантливо, хотя исходно, на­поминаю, многие из них диагнос­тировались как слабо подготов­ленные к школе или как вообще неподготовленные.

В-третьих, только в этом слу­чае можно будет увидеть, на­сколько по-разному пишут дети, реагируя на один и тот же текст.

В-четвертых, только в этом случае можно будет говорить не о качествах того или иного отдель­но взятого ребенка, а о качестве самой модели образования, реа­лизуемой у нас в классе.

Ну и, в-пятых, это все настоль­ко здорово, что если бы встал во­прос о выборе, то выбрать, пожа­луй, было бы просто невозможно. Я показывал эти тексты разным литераторам, филологам и журна­листам и с радостью не обнару­жил совпадения мнений: разным людям нравилось разное. И уже одно это сви­детельствует о том, что речь идет не об учебных текстах, а о текс­тах, состоявшихся как факт куль­туры.

Однако в этих текстах, безус­ловно, есть некие универсальные моменты, на которые я хотел бы обратить внимание читателей.

Во-первых, совершенно оче­видно, что у всех детей состоялся диалог с первоисточником. Имен­но диалог, то есть взгляд с иной позиции, а не банальная имита­ция, не банальное заимствова­ние, не банальное изложение. Практически во всех текстах ухва­чен дух первоисточника, ухваче­но то тревожное настроение, ко­торое пронизывает текст "Дроз­дов", и вместе с тем ухвачена по­этическая стилистика этого про­изведения.

Во-вторых, поражает, до какой степени детские тексты оказыва­ются легкими, органичными, не­натужными и вместе с тем компо­зиционно и стилистически выстроенными. И это при том, что на­писаны они без единой помарки, строка за строкой, как бы на еди­ном дыхании: я воспроизвожу их здесь слово в слово, буква в бук­ву (за исключением явных орфо­графических и пунктуационных ошибок). Бросается в глаза: де­тям есть что сказать. Притом ре­зультат почти всегда оказывается больше замысла. Захотела, ска­жем, Ира Куксина отразить четы­ре способа писать стихи, а получилось одиннадцать. Да еще онегинская – сожженная! - десятая.

Хо­тя кто-то и не успел...

В-третьих, меня поражает уди­вительный лаконизм детской речи и одновременно способность к удивительной вариативности. Здесь нет и намека на обычное для детей необязательное многословие, когда от детских сочинений остается удручающее впечат­ление тоски и фальши.

В-четвертых, несмотря на общность первоисточника, тексты моих детей совершенно не похо­жи друг на друга. В них разные интонации, разные образы, раз­ные ощущения. Одним словом, бросается в глаза, что эти тексты написаны разными авторами. И это немало, поскольку в обычной школе сочинения и изложения на­писаны как бы одним автором.

Впрочем, я не сомневаюсь в том, что найдется немало читателей, которые прочитав и стихи Уоллеса, и стихи детей, презрительно пожмут плечами: мол, что за ерунда!

И это проблема, в которую упирается многое из того, что мы сегодня делаем.

Есть вещи, которые невозможно объяснить. И прежде всего те вещи, которые кажутся очевидными. Просто так устроено человеческое зрение: чья-то душа замирает от восторга, а кто-то недоуменно пожимает плечами: «Я ничего не вижу!» Как объяснить, что перед тобой – чудо, если глаза твоего собеседника равнодушно-самодовольны и им заранее ясно: все, что непонимаем – чушь и ерунда.

Например: ежели не похоже на то, что привычно для этого возраста – стало быть, шизофреники.

В том-то все и дело, что самое тяжелое в воспроизведении нашего эксперимента – не в технологиях (они-то как раз достаточно просты), а в воспитанности вкуса. Многие сотни нынешних студентов педагогогических ВУЗов не смогут работать по данной системе по одной-единственной причине: для них строчки Уоллеса (или Уитмена, или кого-нибудь еще) вообще не существуют как стихи. У них не сформирован культурный слух. И, следовательно, вся работа, которая ведется в нашем классе, для них – чистый абсурд. А, значит, предмет явной или подавленной агрессии.

И наоборот, потенциальные волонтеры данной системы могут обнаружиться среди непедагогов, и, в частности, среди студентов непедагогических ВУЗов: тех, кто никогда не мыслил себя учителем в традиционной педагогике, но у кого возделан культурный слух и культурный вкус…

Уоллес СТИВЕНС

Тринадцать способов видеть черного дрозда

I

Среди двадцати огромных снежных гор

Единственное, что двигалось,

Это был глаз черного дрозда.

II

У меня было тройственное сознанье,

Я был, как дерево, на котором

Три черных дрозда.

III

Черный дрозд закружился в осеннем вихре,

Это была маленькая деталь пантомимы.

IV

Мужчина и женщина –

Это одна плоть.

Мужчина и женщина, и черный дрозд —

Это одна плоть.

V

Я не знаю, что предпочесть:

Красоту модуляций

Или красоту подразумеваний,

Пение черного дрозда

Или тишину после этого.

VI

Сосульки заполнили все окно

Варварскими стекляшками.

За окном мелькала туда-сюда

Тень черного дрозда.

Настроенье

Следовало за этой тенью,

Как за таинственной причиной.

VII

О, худосочные мудрецы Хаддама,

Зачем вам воображаемые золотые птицы?

Или вы не видите, как черный дрозд

Прыгает около самых ног

Женщин вашего города.

VIII

Я знаю звучные размеры

И звонкие, неотвратимые рифмы;

Но знаю также,

Что черный дрозд неизбежно участвует

В том, что я знаю.

IX

Когда мой черный дрозд исчез из глаз,

Была очерчена граница

Лишь одного из многих кругозоров.

Х

При виде черных дроздов,

Летящих в зеленом свете,

Даже блудники благозвучия

Вскрикнули бы пронзительно.

XI

Он ехал через Коннектикут

В стеклянной карете.

Внезапно страх пронизал его,

Ему .показалось,

Что тень от его экипажа —

Это стая черных дроздов.

XII

Река течет.

Черный дрозд должен лететь и лететь.

XIII

Весь день был вечер.

Падал снег,

И снег собирался падать.

Черный дрозд

Сидел на высоком кедре.