Глава III. Урегулирование конфликтов

Раздел 4. Система возмездия и уголовная система

179

не должна порождать избыток насилия и тем более превращаться в вечный конфликт. Существует масса способов, чтобы положить этому конец.

Отказ от мести состоит в том, что группа обидчика передает его в группу обиженного. Впрочем, обидчик может сам себя сдать. У осетин убийца мог войти как приемный сын в семью того, кого он убил. Он мог также прийти на могилу покойного и дать обет посвящения своей жизни убитому: в данном случае он прощается сыном последнего и тот как бы символически ему дарит жизнь. У чукчей существует обычай, согласно которому семья убийцы мо­жет передать его семье пострадавшего: относиться к нему там будут, как к рабу, и, более того, он становится мужем вдовы и отцом ее детей.

Месть также может окончиться благодаря вмешательству третьих лиц, т. е. посредников: обычно это женщины (у новогви­нейских маенгов существует такой обычай: если во время поедин­ка, который происходит после убийства, уважаемая всеми жен­щина вмешается и выльет воду на горящий факел, произнося при этом сакраментальные заклинания примирения, то поединок дол­жен прекратиться). Посредником может быть и король, если речь идет о монархии (у племен ниамвези каждая из противоборст­вующих групп может обратиться к королю с просьбой о том, что­бы он остановил конфликт; наше средневековое право обращения к королю с просьбой о защите и остановке конфликта чем-то близко к этой процедуре).

Чтобы покончить с местью, довольно часто прибегают к за­ключению соглашения. Р. Вердье дает этому следующее опреде­ление: «это способ обмена, который присущ ситуации, когда име­ются отношения мести между двумя противоборствующими сто­ронами; заключается этот способ в том, чтобы заменить контр­обиду на подношение контрдара, эквивалентного нанесенной оби­де». Юристы, страдающие эволюционистскими предрассудками, всегда представляют соглашение как некий «этап» между личной ненавистью и государственным наказанием, который связан с раз­витием частной собственности и денежных отношений либо отно­шений, близких к денежным.

Однако, как мы увидим дальше, месть не «предшествует» на­казанию: и то, и другое существует одновременно. С другой сторо­ны, приравнивать соглашение к покупной цене жизни — это зна­чит обесценить саму систему.

Ведь мы не покупаем жизнь: в обмен на какую-то жизнь да­ются какие-то материальные блага, символизирующие жизнь. Как справедливо заметил Р. Вердье, данный механизм аналогичен ме­ханизму вручения выкупа: там тоже сам выкуп не есть покупная стоимость женщины. Сходство между стоимостью крови и стоимо­стью невесты просматривается со всей очевидностью: одним и тем

же словом обозначается содержание соглашения и выкупа, и ис­пользоваться могут одни и те же предметы (так, например, у маенгов слово «куру» означает «голова», т. е. жизнь, за которую надо отомстить, и одновременно оно означает совокупность цен­ных предметов, которые вручают семье невесты до свадьбы); до­говор может осуществляться путем внесения дара с женской сто­роны. Однако договор не означает только прекращение военных действий, он означает также начало союза, заключение которого сопровождается целым рядом обрядов, предусматривающих раз­личные жертвоприношения. Сами жертвоприношения имеют сим­волический характер¹.

Договор, осуществляемый на основе дара жизни, означает, что жизнь должна восторжествовать над смертью и остановить месть. Жертвоприношение животных, предложенное группой-должником по соглашению, передает символически идею о том, что жизнь возрождается из смерти. Так, например, у мундангов семья совер­шившего убийство еще до выполнения должностного обязательст­ва по соглашению приводит на берег реки быка, предназначенного для принесения в жертву. Вожди родов погружают руки в его кровь в знак примирения. За исключением случаев, когда разла­живается механизм системы возмездия, месть не имеет ничего общего с безумным разгулом убийств, с которыми она обычно ассоциируется. Она также не является, как мы это увидим даль­ше, «архаичным» предшественником наказания.