Раздел 1. Мифы позитивного права

243

Глава II

Юридическая антропология позитивного права

Дикая мысль подчиняется той же логи­ке, что и наша, но не тогда, когда она обращается к познанию вселенной, в ко­торой она видит одновременно физиче­ские и семантические свойства.

К. Леви-Строс. «Первобытное мышление»

Поскольку миф является словом, все, о чем можно говорить, может стать ми­фом. Миф определяется не объектом, на который он направлен, но тем способом, которым он провозглашает этот объ­ект: существуют формальные границы мифа; не существует границ содержа­тельных.

Р.Барт. «Мифологии»

Мифический образ мышления не является собственно принад­лежностью только традиционных обществ. Наше современное обще­ство пользуется им, в том числе и в области права: некоторые юри­дические мифы в ходу в нашем позитивном праве (этой проблеме посвящен первый раздел настоящей главы). При этом опыт, накоп­ленный юридической антропологией в области анализа традицион­ных систем права неевропейских обществ, позволяет нам лучше по­нять функционирование нашей собственной юридической системы в таких важных областях, какими являются родственные отношения и правосудие, которым мы посвящаем отдельные параграфы.

Раздел 1. Мифы позитивного права

Мифическое и юридическое мышление. В целом мифы не обязательно отражают реальную действительность; работы Леви-Строса показали, что во многих случаях они противоречат дейст­вительной социальной организации. Следовательно, возникает во-

прос: чему же, собственно, служат мифы? Для одних они пред­ставляют собой лишь плод деятельности человеческого разума, для которого реальность — только опора, от которой он отталки­вается. Для других, если миф может быть подвергнут анализу как особый язык, этот язык является носителем смысла, стремящегося к разрешению противоречий реального мира или к его преобра­зованию. Как мы увидим, мифы нашего позитивного права вовсе не безобидны: государство (а также социальные группы, которые его контролируют) использует их, чтобы дать обществу его собст­венный портрет, не соответствующий, однако, его реальной струк­туре.

Кроме того, как подчеркивал Р. Барт¹, миф является своеоб­разным способом связи и не может определяться объектом, на который направлен: в миф могут быть воплощены как приключе­ния Одиссея, так и Гражданский кодекс 1804 г. или Конституция 1958 г. Более того, чтобы понять, как миф может служить праву, надо отметить, что значение мифа превосходит смысл тех знаков, которые он использует. Без особого труда можно проанализиро­вать с этой точки зрения некоторые из наших законодательных памятников. Авторитет Гражданского кодекса не есть только ре­зультат технического совершенства его статей. В действительно­сти Кодекс выполняет другую миссию: организацию общества в совокупность свободных индивидов, добровольно пожелавших под­чиниться праву и руководимых Разумом. Что касается Конститу­ции, то она не только определяет компетенцию различных орга­нов: она является отражением общества, где власть справедлива, контролируема, уважаема и является гарантом прав граждан. Сами по себе выборы в нашем демократическом обществе представля­ют собой нечто большее, чем просто способ назначения на руково­дящие посты: это — ритуал, в ходе которого общество демонстри­рует свою сплоченность, подчинение меньшинства большинству; в ходе их проявляется также соотношение личности и времени, фак­тор обновления. Подобно тому как в некоторых африканских пле­менах монарх периодически предается смерти с тем, чтобы обще­ство могло как бы «возродиться», выборы нового президента, в конечном счете, преследуют ту же цель. Это свидетельствует о том, что господство Времени, неизбежность смерти, — понимае­мой как конец или же как переходное состояние, в данном случае безразлично, — являются общими проблемами для всех обществ. Традиционные общества стремятся к постоянству, современ­ные — трансформируются, придавая большое значение фактору перемены, категории, породившей другой миф — миф Прогресса, вскормивший европейский эволюционизм и вдохновивший вновь

¹ См.: Barthes R. Mythologies. Paris, 1957. P. 193.

244