Раздел 3. Категория договора и категория принуждения 295

вых присутственных местах, нежели в зале суда, могут составить себе неверное представление о характере того процесса, в кото­ром участвуют, принять судебное заседание за светскую беседу.

Как видим, если эти опасения справедливы, они подтверждают, что категория договора не может иметь одно и то же содержание в традиционных и в современных обществах, несмотря на сходные формальные признаки. В первом случае она выражает мировоззре­ние, основанное на приоритете коллективизма, во втором — имеет под собой почву индивидуализма и зачастую призвана противо­стоять чрезмерному вторжению государства, по отношению к ко­торому она выступает в качестве следствия.

С этой точки зрения, на наш взгляд, следует строго разли­чать формализм и ритуализацию. Формализм состоит в чрез­мерном пристрастии к формам, и отсюда то предпочтение, кото­рое отдают категории договора столкнувшиеся с судом люди. Ибо юридические формы остаются для людей бессмысленными, они более не являются символами, более того, означают для них оли­цетворение права клерками, юристами, судебным и околосудеб­ным персоналом. Отрицание формализма есть отрицание того права и той юстиции, которые воспринимаются людьми как не­что инородное.

И совсем иное дело — ритуализация. Антропологам хорошо известно, что любое общество, не только традиционное, нуждается в ритуалах. Ибо ритуал есть способ отметить и усилить, посред­ством действия на область чувств (жест, речь, костюм и т. д.), ту важность, которую общество придает своим фундаментальным ценностям. Когда эти ценности меняются, меняются и ритуалы, либо видоизменяются старые, либо возникают качественно новые. Поскольку общество нуждается в символах, постольку оно ну­ждается и в ритуалах, а в символах оно нуждается потому, что тот смысл, который оно придает окружающему миру и жизни вообще, должен утверждаться вновь и вновь. И судебный процесс — одна из разновидностей этого утверждения.

¹ Sanz de Alba P. Op. cit. P. 386.

² Garapon A. L'Ane portant des reliques. P. 201.

Общее заключение. Юридическая антропология и метафизика

297

ОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЮРИДИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И МЕТАФИЗИКА

И увидел Господь, что велико развращение чело-веков на земле и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле; и восскор-бел в сердце своем.

Бытие, VI, 5—6

Се скиния Бога с человеками,и он будет оби­тать с ними... ИотретБог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прогило. Апокалипсис, XXI, 3—4

Существуют неудачные сочетания: a priori юридическая антро­пология и метафизика составляют такую пару. Когда человек, воз­можно, заранее обрекая себя на неудачу, пытается понять природу своего существования, он вступает на путь, начавшийся задолго до того, как появились первые цивилизации, искусство, религия, раз­мышления о творческом начале в космосе и природе. Но право? По сравнению с этими возвышенными понятиями оно может казаться тривиальным. Открыв кодексы или официальные издания, мы уви­дим лишь столкновения интересов, гарантии и санкции, импера­тивные формы актов; и все это изложено, мягко говоря, умозри­тельным стилем. Теми же серыми тонами окрашен и портрет юри­ста, человека, к которому в повседневной жизни обращаются лишь тогда, когда нагрянет несчастье или возникнет какая-либо неяс­ность. Известно, что в большинстве своем подростки не испытыва­ют внутреннего призвания к профессии юриста.

И тем не менее право занимает прочное место в ряду прояв­лений смысла жизни и нашего мира, не менее почетное, чем ис­кусство и религия. Но чтобы заметить это, необходимо обладать некоторыми навыками, познать тот юридический опыт, который накопило человечество. Важной ступенью в этой области является юридическая антропология.

Замечено, что во все времена человек мучился тревогой онто­логического порядка, порождаемой противоречием между его стремлением к тому, что принято называть бесконечностью, и не­надежностью способов ее достижения, которыми он располагал. Ибо смысл нашего существования, если допустить, что он есть, не дается нам путем непосредственного опыта. Юридическая антро­пология отнюдь не является новым Евангелием. Но она свидетель­ствует о продолжающихся поисках смысла, о протесте людей, древ­них и нынешних, против хаоса, в котором они пытаются распо­знать связь и, возможно, преемственность. Что может дать она в отношении понимания трех глобальных проблем человеческого существования: смысла Истории, понятия Зла и понятия Смерти? Смысл Истории. Что же такое на самом деле История: вечная смена циклов, как утверждала античная философия, осуществление замысла Создателя, как учит христианство, или же она подчиняется законам эволюции, как думали первые антропологи права в XIX в.? На первые две части этого вопроса юридическая антропология не знает ответа. Что касается третьей части, то она приходит к выводу, что у самых своих истоков человечество обладало такими изобрета­тельскими способностями, что было бы ошибкой поддаваться иллю­зии, будто современные общества дальше продвинулись по пути эволюции, чем так называемые традиционные. Каждое общество по-своему и в разных областях развивало свои таланты. Как писал Леви-Строс¹, если Запад утверждал свое господство над машинами, то бедуины побеждали самые неблагоприятные условия существо­вания; меланезийское искусство являет собой одну из вершин эсте­тического развития человечества, а аборигены Австралии, при зача­точном развитии средств производства, выработали такие утончен­ные формы родственных отношений, что для их постижения нам приходится прибегать к средствам информатики.

Что касается правовой сферы, то мы видели, что многие тра­диционные общества не только выработали в этой области ориги­нальные концепции, но, более того, часто использовали то, что мы

¹ См.: Levi-Strauss С. Race et Histoire. Paris, 1961. P. 41—50.

298

Общее заключение. Юридическая антропология и метафизика

Общее заключение. Юридическая антропология и метафизика

299

считаем нашим собственным изобретением: закон, суд, наказание, контракт, семью на основе союза супругов. Богатство этого опыта заставляет нас окончательно расстаться с очень удобной и выиг­рышной для нас позицией, настаивающей на одномерности смысла Истории. Если эволюция и существует, то она состоит не в диа­хронической смене одного явления другим, а в предпочтительном и, главное, обратимом выборе определенных социо-юридических форм, в то время как остальные, не исчезая, временно отходят на второй план, то есть в такие области социальной жизни, которые находятся вне поля зрения официального права.

При этом юридическая антропология, отрицая эволюционизм, делает акцент на том, что могло бы считаться главным уязвимым местом западной мысли и чего сумели избежать традиционные общества, а именно — на стремлении к единообразию. Вовсе не возбраняется, а, напротив, является весьма необходимым поиск связей в кажущемся хаосе, каким нам представляется многовари­антность культурных и юридических моделей в разных общест­вах. Но осмысление общности не должно приводить к преувеличе­нию единообразия, чем склонно грешить наше западное право. Как доказывает присущая африканскому строю мышления взаимодо­пустимость противоположностей, принятие плюрализма, без со­мнения, отлично может обеспечить равновесие между порядком и хаосом. Во всяком случае это может служить для нас одним из уроков, которые преподают теории юридического плюрализма: то виденье социальной жизни, которое они предлагают, является бо­лее подвижной моделью, чем та, что вытекает из одного уважения к государственному праву.

Отсюда следует, что надо навсегда расстаться с иллюзией. Не существует строго предопределенного смысла Истории. Каждое об­щество достаточно состоятельно в интеллектуальном отношении, чтобы осознавать смысл своей Истории. Не существует также зако­нодателя-демиурга, который вел бы нас по заранее проложенным путям: мы более свободны, но при этом и более одиноки.

Существование Зла. Альфа и Омега Библии, Книга бытия сви­детельствует об удрученности Бога склонностью человека к Злу, а Апокалипсис помещает вне этого мира исчезновение Зла и несча­стья. Ибо приходится признать, что Зло правит Историей челове­чества, и тем хуже для нас, если это ввергает нас в уныние. Добро также существует и, без сомнения, встречается гораздо чаще, чем кажется, ибо зачастую оно безмолвно. Но в сегодняшнем состоянии нашего исторического опыта исход возможного поединка совер-

шился бы в пользу Зла. И все же этот результат нельзя считать единственно возможным. Всегда можно верить, что за те миллиар­ды лет, которые еще предстоят в ходе космической эволюции, человек радикально изменится или же появится новый вид, луч­ший, чем нынешний. Но мы можем руководствоваться только уже существующим опытом.

Как традиционные, так и современные общества охотно ас­социируют право со Справедливостью и Добром. Здесь следует остановиться, ибо право связано с Добром меньше, чем со Злом. Как писал Ж. Карбонье, право не есть Зло, но оно не существу­ет без этого последнего, как говорят нам многочисленные мифы о золотом веке, минувшем или грядущем¹. В конечном счете, право есть стигмат (клеймо) нашего несовершенства. Однако оно не олицетворяет вечное Сизифово покаяние. Порожденное Злом, оно может предотвратить несчастье, ибо, как мы видели, имен­но оно является организующим началом обмена между группа­ми людей, препятствующим их отклонению от пути, консолиди­рующего человечество. Из этого надо заключить: если Зло есть необъяснимый и постоянный фактор, то право, со своей сторо­ны, есть только необходимое зло, которое скрывается под от­светами Добра.

Существование Смерти. Но есть порок еще больший, чем Зло, — это Смерть, о которой Ростан говорил: «Преступление смерти не в том, что она убивает, а в том, что она увековечивает нашу скорбь». Она не только не придает никакого смысла жизни, напротив, она его лишает. Если она есть благо, — а если бы не существовало Бога, так оно и было бы, — тогда, как говорил М. Элиад, великий историк религий, «все есть тлен».

Точка зрения Леви-Строса, полная печали в силу испытанно­го разочарования, однако, иная. «Эта картина (заката солнца) не есть ли в то же время отражение жизни всего человечества и, еще шире, всех проявлений жизни — птиц, бабочек, моллюсков и других животных и растений с их цветами, чья эволюция идет вперед и множит формы, — которые рано или поздно исчезнут, не отражение ли того, что природа, жизнь, человек, все эти утончен­ные и хрупкие создания его — языки, социальные институты, обычаи, шедевры искусства и мифы — исчезнут и ничего не оста­вят после себя? Показывая строгий распорядок мифов и причис-

¹ См.: Carbonnier J. Essais sur les lois // Repertoire du notariat Defrenois. 1979. P. 296.

300

Общее заключение. Юридическая антропология и метафизика

Общее заключение. Юридическая антропология и метафизика

301

ляя к ним также существование предметов, мой анализ подчерки­вает мифический характер предметов: вселенной, природы, чело­века, которые на протяжении тысяч, миллионов, миллиардов лет будут неизменно, в рамках обширной мифологической системы, бесконечно комбинировать варианты, прежде чем запутаются, при­дут в ветхость и исчезнут.

Фундаментальное противоречие, вытекающее из всех прочих, которыми изобилуют мифы, сродни тому, которое формулирует Гамлет в виде очень легковесной альтернативы. Ибо не человеку принадлежит право выбора между «быть» и «не быть». Пронизы­вающие его историю мысленные усилия, которые будут существо­вать вплоть до его ухода из бытия, заставляют его принимать факт существования двух противоречащих друг другу очевидностей, чье столкновение и приводит в движение его мысль, и, чтобы нейтра­лизовать их противостояние, ему приходится изобретать бесконеч­ный ряд второстепенных противоречий, которые, будучи не в со­стоянии разрешить эту первичную антиномию, могут лишь воспро­изводить и продолжать ее в уменьшенных масштабах: реальность бытия, которую человек ощущает в глубине своего существа, одна может придать смысл и значение его обыденным поступкам, его моральной и эмоциональной жизни, его политическим пристрасти­ям, его положению в социальном и природном мире, его практиче­ским делам и научным достижениям; но в то же время человека неизменно сопровождает, — наряду с ощущением реальности бы­тия, в силу которой человек живет, борется, мыслит и верит, со­храняет самообладание, — ощущение реальности небытия, напоми­нающее ему, что он не всегда жил на земле раньше и не будет жить вечно, что с его смертью исчезнут с лица земли его труды, его заботы, его радости, его надежды и его творения и ничто, кроме воспоминаний, не сохранит их; ничего не останется»¹.

Если невидимый мир существует, если он не просто порож­дение нашей тоски, он не может быть ничем иным, как чем-то бесконечно отличным от наших представлений в этом мире, и потому почти недоступным живущим. Но предположение, что опи­сание Леви-Строса верно, чревато последствиями. Так, большин­ство обществ нашли способы преодолеть тоску небытия, — ибо только немногие могут относиться к ней спокойно, — либо скры­вая смерть (в нашем обществе), либо уверовав в существование

сверхъестественного мира и загробной жизни (в большинстве слу­чаев). Традиционные общества, как мы видели, использовали при этом право, предоставляя усопшим множество возможностей вме­шиваться в жизнь живых и превращая отношения родства в сред­ство и инструмент преодоления смерти.

Право, таким образом, не сводится к тому, к чему его слиш­ком часто сводят наши учебники права: свод принципов властво­вания, облеченных в Разум, или, в худшем случае — советы истцам. Юридическая антропология показывает нам, что рож­денное нашим несовершенством и ограниченностью нашего бы­тия, оно может также стать одним из инструментов, которые изобретает каждое общество, чтобы попытаться разрешить свои конфликты.

Lsvi-Strauss С. L'Homme nu. Paris, 1971. P. 620—621.

Норбер Рулан Юридическая антропология

Учебник для вузов

Перевод с французского

Издательство НОРМА

Лицензия № 064250 от 6 октября 1995 г.