Глава II. Юридическая антропология позитивного права

Раздел 2. Мутации семьи и ее устойчивость

249

Таким образом, для большинства французов Кодекс является всего лишь мифическим знаком, в том смысле, как это понимает Р. Барт: гражданин (неюрист) знает, что Кодекс содержит законы; он знает также, что должен подчиняться государству, и Кодекс есть не что иное, как осязаемый символ этого подчинения. Сами же по себе нормы Кодекса остаются в целом для него неведомыми. Ж. Карбонье пишет: «Гражданский кодекс вместо памяти? Это так, поскольку он явился событием и поскольку он представляет собой книгу... Но индивидуальная память, когда она обращается к законам, быстро исчерпывает свои возможности... Несколько фраз, рассеянно выслушанных во время брачной церемонии, опыт како­го-то процесса, — например, бракоразводного (память хранит обыч­но горькие моменты), — обрывки сведений о судебных процессах, почерпнутые из средств массовой информации, — ничто это не может заменить то привычное гражданское право, которое (еще в начале нашего века) было на слуху во многих семьях как отраже­ние Кодекса. Если мы говорим о том, что французы иногда кол­лективно вспоминают Гражданский кодекс, то это не значит, что они знают его досконально, постатейно. Они воспринимают его как воображаемую линию горизонта — горизонта, к которому они от­носят свое незнание или же смутное представление о праве»¹.

Закон также принадлежит к тем явлениям, чьи контуры зату­шеваны мифом. Лакордер писал: «Закон освобождает, свобода уг­нетает». Нам продолжают внушать, будто закон выражает волю народа. Но кто, кроме юристов, знает, что законы рождаются в министерских учреждениях: 90% законов, принятых на сегодняш­ний день парламентом, являются результатом правительственной инициативы². Это всего лишь один из аспектов более широкого явления: в противоположность мифу о иерархии источников пра­ва, ставящему закон на первое место, границы действия закона постоянно сужаются. Обычай, значение которого постоянно пре­уменьшается в учебниках права, играет весьма активную роль в предпринимательской, социальной, международной коммерческой сфере, иными словами, в этих областях соглашение достигается чаще с помощью договора, нежели нормы.

В конце XX в. к праву постепенно возвращается его созида­тельная роль, т. е. та роль, которая была отнята у него Революци­ей, передавшей ее закону: в юриспруденции меняются понятия со­глашения воль (теории общественного порядка, добрых нравов, при­чины, пороков соглашения), гражданской ответственности (теория ответственности без вины), собственности (теория беспричинного

¹ Carbonnier J. Op. cit. P. 311—312.

² См.: Fabre M. N. La Republique. Aix-en-Provence, Edisud, 1987. P. 37.

обогащения), субъективного права (теория фальсификации закона, злоупотребления законом); меняется понятие самого закона (теории основных принципов права, исключительных обстоятельств).

Что касается практики, то разрабатываются новые юридиче­ские формулы (порядок заключения брака, страхования, право со­вместной собственности). Не остается в стороне и администрация: ее роль возрастает с начала периода правления V Республики, с того времени, как Ш. Деббаш писал: «В течение двадцати послед­них лет юридические принципы все более освобождаются от ми­фов: администрация, кажется, в значительной мере освобождается от уважения к праву».¹ Это, в частности, справедливо для областей налогообложения, урбанизма (наука о благоустройстве городов) и охраны окружающей среды. Это прямо проявляется в происхожде­нии не только законов, но также и декретов, постановлений, цирку­ляров, директив, министерских ответов. Роль этих, на первый взгляд, второстепенных факторов зачастую не меньше, чем влияние тради­ционной триады: закон — юриспруденция — обычай.

Наконец, юридическое мышление, сформированное учебника­ми, на наших глазах рушится, появляются иные конструкции, от­носящиеся к группам, отрицаемым официальным правом. Взамен традиционных категорий (право публичное, частное, уголовное, гражданское и т. д.) возникают разновидности права, регулирую­щие деятельность отдельных групп: предпринимательское право, право социального обеспечения, право урбанизма, трудовое пра­во, право найма, страхования, общественной деятельности; право профсоюзное, нотариальное, коммерческое и т. д. Постепенно по­стмодернистское право возвращается к разделению на традицион­ные формы права, соответствующие обществу как совокупности групп, в котором функция превалирует над личностью². Старые мифы исчезают, но их место, без сомнения, будет занято новыми мифами; будем же внимательны.