Из письма с. А. Толстой т. А. Кузминской

20 Декабря 1885 года

Случилось то, что уже столько раз случалось! Левочка пришел в крайне

нервное настроение. Сижу раз, пишу, входит. Я смотрю - лицо страшное. До сих

пор жили прекрасно; ни одного слова неприятного не было сказано, ну ровно,

ровно ничего. "Я пришел сказать, что хочу с тобой разводиться, жить так не

могу, еду в Париж или в Америку"

- А в чем дело-то было? - спросил Тугодум, прочитав это письмо.

- Дело было в том, что жизнь, которой он жил, тяготила его своим

несоответствием тем представлениям, тем взглядам, которые он исповедовал и

проповедовал. Жене эта его повседневная жизнь представлялась вполне

нормальной, а ему - фальшивой, насквозь лживой. Мириться с этой ложью он не

мог, а разрубить этот узел - не было сил. И он мучился, страдал. В тот раз,

в 1885 году, все как-то уладилось, улеглось. Но двенадцать лет спустя

повторилось снова. На этот раз он уже даже написал жене прощальное письмо, в

котором объявлял о своем уходе.

Из письма л. Н. Толстого с. А. Толстой

8 Июля 1897 года

Дорогая Соня,

Уж давно меня мучает несоответствие моей жизни с моими верованиями.

Заставить вас изменить вашу жизнь, ваши привычки, к которым я же приучил

вас, я не мог, уйти от вас до сих пор я тоже не мог, думая, что лишу детей,

пока они были малы, хоть того малого влияния, которое я мог иметь на них, и

огорчу вас, продолжать жить так, как я жил эти 16 лет, то борясь и раздражая

вас, то сам подпадая под те соблазны, к которым я привык и которыми я

окружен, я тоже не могу больше, и я решил теперь сделать то, что давно хотел

сделать, - уйти...

Если бы открыто сделал это, были бы просьбы, осуждения, споры, жалобы,

и я бы ослабел, может быть, и не исполнил бы своего решения, а оно должно

быть исполнено. И потому, пожалуйста, простите меня, если мой поступок

сделает вам больно, и в душе своей, главное, ты, Соня, отпусти добровольно и

не ищи меня, и не сетуй на меня, не осуждай меня.

- И в этот раз тоже сил не хватило уйти? - сказал Тугодум.

- Не хватило, - кивнул я. - Терзался, мучительно пытался найти выход. И

так и не нашел. Но, не найдя его для себя, он нашел его для своего героя,

для Феди Протасова. Потому-то и ухватился так за эту историю. В ней

померещился ему тот самый выход из тупика, в котором они оба оказались.

- Кто это - они оба? - не понял Тугодум.

- Лев Николаевич Толстой и Федя Протасов.

- Скажете тоже! - возмутился Тугодум. - Да что между ними общего! Про

Толстого вы мне все объяснили! что его мучило и почему. А Федя этот чем

мучился! Слабовольный человек, алкоголик...

- Да, ты прав, - согласился я - Федя человек слабый. Но его тяга к

алкоголю - не просто медицинский случай...

Из драмы л. Н. Толстого "живой труп.

Федя. Я негодяй. Но есть вещи, которые я не могу спокойно делать. Не

могу спокойно лгать.

Князь Абрезков. Я вас тоже не понимаю. Вы, способный, умный человек, с

такой чуткостью к добру, как это вы можете увлекаться, можете забывать то,

что сами от себя требуете? Как вы дошли до этого, как вы погубили свою

жизнь?

Федя (пересиливает слезы волнения). Вот уже десять лет я живу своей

беспутной жизнью. И в первый раз такой человек, как вы, пожалел меня.

Спасибо вам. Как я дошел до своей гибели? Во-первых, вино. Вино ведь не то

что вкусно. А что я ни делаю, я всегда чувствую, что не то, что надо, и мне

стыдно. Я сейчас говорю с вами, и мне стыдно. А уж быть предводителем,

сидеть в банке - так стыдно, так стыдно... И только, когда выпьешь,

перестанет быть стыдно.

- Как видишь, - сказал я, когда Тугодум прочел это признание Феди

Протасова, - Федя тоже не так прост. И в чем-то он даже похож на Льва

Николаевича: так же, как тот, мучается фальшью, ложью той жизни, которая его

окружает. Оттого и пьет... Пойми, я вовсе не утверждаю, что Федя Протасов -

двойник Льва Толстого. Но что-то от себя самого, от собственного душевного

опыта Толстой в этого своего героя все-таки вложил... Ну, как? Понял теперь,

почему Толстому понадобилось, чтобы вся эта история происходила в его пьесе

не с обыкновенным пьянчужкой вроде Гимера, а с таким человеком, как Федя

Протасов?

- Понял, - сказал Тугодум. - Потому что так ему было легче выразить

через эту историю свою главную мысль. Верно?

- Не совсем. Правильнее было бы сказать, что он выяснял для себя эту

свою главную мысль, доискивался, докапывался до нее, разворачивая в своем

воображении историю Феди Протасова, вживаясь в его образ. Ты ведь слышал,

наверно, такое выражение: "Искусство - это мышление в образах"?

- Ну да. Конечно, слышал.

- И как ты это понимаешь!

- Ну, ученый, например, выражает свои мысли понятиями. А художник,

писатель, драматург - образами.

- В общем, верно, - согласился я. - Но такое определение не исключает,

что писатель, - романист или драматург, - как бы воплощает в образы,

иллюстрирует образами некую заранее известную ему мысль.

- А разве это не так?

- Нет конечно! В том-то вся и штука, что он мыслит образами, а не

облекает готовую мысль в образную форму.

- Какая разница? - сказал Тугодум. - Что в лоб, что по лбу.

- Разница огромная, - сказал я. - Прочти-ка внимательно вот это письмо.

Я думаю, оно многое тебе объяснит.