Крестная наташи ростовой,

ОНА ЖЕ - СВОЯЧЕНИЦА ФАМУСОВА

Расследование ведут Шерлок Холмс и доктор Уотсон

- Нет-нет, Уотсон, не становитесь на этот путь! Поверьте мне, он

ошибочен, - сказал Холмс.

Уотсон вздрогнул.

- О чем вы? - растерянно спросил он.

- О выводе, к которому вы сейчас пришли.

- А к какому выводу, по-вашему, я пришел?

- Вы размышляли о том, могут ли два разных писателя, отталкиваясь от

одного и того же прототипа, создать отличающиеся друг от друга и даже не

слишком схожие характеры. Разумеется, если речь идет о простых смертных, а

не о каких-либо известных политических или государственных деятелях. И, если

я правильно вас понял, пришли к выводу, что этого быть не может. Так вот,

поверьте мне, друг мой: этот ваш вывод неверен.

- Я, видно, так увлекся своими мыслями, что, сам того не замечая,

размышлял вслух, - предположил Уотсон.

- Нет, друг мой, размышляли вы молча.

- Каким же образом тогда вам стали известны мои мысли? Уж не телепат ли

вы?

- Нет, друг мой, телепатия тут ни при чем. Я просто внимательно

наблюдал за вами. Сперва вы довольно долго, наморщив лоб, сидели над томом

"Войны и мира". По том ваш взгляд упал на бюст Наполеона, стоящий у нас на

камине. Вы кинули взгляд на этот бюст, потом на книгу Толстого и недовольно

поморщились. Из этого я заключил, что вы не разделяете скептического

отношения Толстого к французскому императору. Затем...

- Можете не продолжать, Холмс! - прервал этот монолог Уотсон. - Я

просто забыл, с кем имею дело. Да, не стану спорить: вы, как всегда,

угадали. Я действительно подумал, что если прототипом для двух разных

писателей оказался самый обыкновенный человек, а не какой-нибудь великий

исторический деятель... Скажем, Ивана Грозного, или Петра Великого, или того

же Наполеона да же ученые-историки оценивают по-разному. Так что уж тут

говорить о писателях. А вот когда описывается самый что ни на есть

обыкновенный, простой человек, такого, по-моему, и в самом деле быть не

может. Ну сами подумайте! Если человек был хороший, разве может писатель

изобразить его плохим? И наоборот: если он - негодяй, разве сможет писатель,

будь он хоть трижды гений, сделать из него ангела?

- Звучит убедительно, - согласился Холмс. - И все же...

- Вы считаете, что я не прав?

- Я ведь уже сказал вам...

- И беретесь это доказать?

- Во всяком случае, попробую. Дайте-ка мне том "Войны и мира", который

лежит у вас на коленях... Хотя... Чем долго и нудно вчитываться в текст,

отправимся-ка туда сами.

- Куда? - не понял Уотсон.

- На торжественный обед к графам Ростовым. Это, если память мне не

изменяет, глава восемнадцатая.

- Помилуйте, Холмс! - изумился Уотсон. - Каким образом мы с вами можем

оказаться на этом обеде? Ведь то, что там, у Толстого, описывается в этой

главе... Ведь все это, некоторым образом, художественный вымысел...

- Так ведь и мы с вами, мой дорогой Уотсон, тоже, некоторым образом,

художественный вымысел.

- Положим. Но ведь это званый обед. А мы с вами, насколько я знаю, не

числимся в списке приглашенных...

- Пустяки, Уотсон! Там будет такая пропасть народу, что нашего

присутствия никто не заметит. Вы только помалкивайте. Все, что услышите и

увидите, как говорится, мотайте себе на ус. А обсудим наши впечатления мы

позже.