Из письма л. Н. Толстого м. С. Башилову

Я чувствую, что бессовестно говорить Вам теперь о типе Наташи, когда у

Вас уже сделан прелестный рисунок; но само собой разумеется, что вы можете

оставить мои слова без внимания. Но я уверен, что вы, как художник,

посмотрев Танин дагерротип 12-ти лет, потом ее карточку в белой рубашке

16-ти лет и потом ее большой портрет прошлого года, не упустите

воспользоваться этим типом и его переходами, особенно близко подходящим к

моему типу.

Выходит, сам Толстой как бы подтверждает, что его Наташа - это Таня

Кузминская. Ну, если даже и не совсем Таня, то, во всяком случае, облик Тани

"особенно близко подходит" к созданному им "типу".

Но как же тогда нам быть с его решительным утверждением, что "та

деятельность, которая состоит в описании действительно существующих лиц" не

имеет решительно ничего общего с тою, которой он всю жизнь занимался?

Чем больше читаешь писем Толстого, тем более странным и непримиримым

кажется это противоречие.

С одной стороны, Толстой не устает подчеркивать, что описание

действительно существующих или существовавших лиц не имеет ничего общего с

работой настоящего писателя.

С другой стороны, он то и дело обращается к родственникам, друзьям и

знакомым с такими, например, просьбами:

Из писем л. Н. Толстого

Таня, милый друг, сделай мне одолжение. Спроси у Саши брата, можно ли

мне в романе, который я пишу, поместить историю, которую он мне

рассказывал...

У меня давно бродит в голове план сочинения, место действия которого

должен быть Оренбургский край, а время - Перовского. Теперь я привез из

Москвы целую кучу матерьялов для этого. Я сам не знаю, возможно ли описывать

В. А. Перовского и, если бы и было возможно, стал ли бы я описывать его; но

все, что касается его, мне ужасно интересно, и должен вам сказать, что это

лицо, как историческое лицо и характер, мне очень симпатично. Что бы вы

сказали и его родные? Не дадите ли Вы и его родные мне бумаг, писем? с

уверенностью, что никто, кроме меня, их читать не будет, что я их возвращу,

не переписывая и ничего из них не помещу. Но хотелось бы поглубже заглянуть

ему в душу.

Так что же, может быть, Т. А. Кузминская все-таки была права? И может

быть, даже княгиня Волконская, решившая, что под именем Андрея Болконского

Толстой вывел какого-то ее родственника, тоже была не так уж далека от

истины? Может быть, Толстой просто не хотел посвящать широкую публику в

секреты своего ремесла и сознательно утаивал правду? Я мог бы высказать тут

много разных догадок и предположений. И даже сообщить некоторые факты,

подтверждающие эти мои догадки.

Но чтобы всерьез ответить на этот вопрос, надо провести целое

расследование. И может быть, даже не одно.

Взять, скажем, какое-нибудь произведение того же Толстого или другого

какого-нибудь писателя и проследить по письмам, документам, черновикам,

свидетельствам современников, - как оно создавалось.

Если вы прочли мое предисловие и еще не забыли, о чем там шла речь, вы,

наверно, уже догадались, что провести это расследование я поручу Шерлоку

Холмсу и его верному другу и соратнику доктору Уотсону.