Л. Н. Толстой. Из предисловия

К "ВОЙНЕ И МИРУ"

Несколько слов в оправдание на замечание, которое наверное сделают

многие. В сочинении моем действуют только князья, говорящие и пишущие

по-французски, графы и т. п., как будто вся русская жизнь того времени

сосредоточивалась в этих людях. Я согласен, что это неверно и нелиберально,

и могу сказать один, но неопровержимый ответ. Жизнь чиновников, купцов,

семинаристов и мужиков мне неинтересна и наполовину непонятна, жизнь

аристократов того времени, благодаря памятникам того времени и другим

причинам, мне понятна, интересна и мила.

- Никогда бы не подумал, - сказал Уотсон, - что Толстой может такое

написать. А почему вы сказали, Холмс, что это черновой набросок? Он что,

потом написал это предисловие иначе?

- Он потом вообще от него отказался. Не стал печатать.

- Вот как? А почему?

- О, это очень интересный вопрос... Я думаю, главным образом потому,

что в процессе работы над романом Толстой изменил отношение к своей натуре.

Роман о подвиге народа в великой войне не мог быть населен одними

аристократами. В нем неизбежно должны были появиться и мужики, которые

вынесли на своих плечах главную тяжесть войны, и такие люди, как, например,

капитан Тушин - отнюдь не аристократ по происхождению, - и такие, как Платон

Каратаев. Да и жизнь аристократов в конце концов ему стала далеко не во всем

мила. Иначе не появились бы в его романе такие люди, как князь Василий

Курагин, его сын Анатоль и дочь Элен. Коротко говоря, Толстой сперва хотел

написать один роман, а написал - другой...

- Если я вас правильно понял, - прервал его Уотсон, - вы хотите

сказать, что в процессе работы над романом взгляд Толстого как бы

приблизился к воззрениям Грибоедова?

- В какой-то мере. Хотя роман Толстого, в отличие от грибоедовской

комедии, - это, разумеется, не сатира. Фамусов - сатирический образ, а

старый граф Ростов - отнюдь нет. Хотя у них немало общего. Вообще, если

вдуматься, в романе Толстого можно найти более или менее прямую аналогию

едва ли не каждому грибоедовскому персонажу. Есть в нем и свой Чацкий...

- Это Пьер?

- Хотя бы... И свой Скалозуб, как мы с вами только что убедились. Хоть

он и не занимает в романе такого заметного места, какое Скалозуб занимает в

комедии Грибоедова...

- Да, пожалуй. Но такого человека, как Молчалин, бьюсь об заклад, вы у

Толстого не найдете, - сказал Уотсон.

- Вы в этом уверены? - с обычной своей иронической улыбкой спросил

Холмс.

Увидав эту улыбку, Уотсон сразу потерял по крайней мере половину своей

уверенности.

- Я, конечно, не Бог весть какой знаток, - дал он задний ход, - но

по-моему...

- Так вот, дорогой мой Уотсон, - сказал Холмс. - Смею вас уверить: есть

в романе Толстого и свой Молчалин. На обеде у графов Ростовых он, кстати,

сидел неподалеку от вас.

- Это тот, с которым я разговаривал?.. Как его... Берг?..

- Да, и в Берге, конечно, есть черты Молчалина. Но я имел в виду не

его... Чтобы не утомлять вас, сошлюсь только на один небольшой эпизод. Вот,

взгляните! - И он протянул Уотсону раскрытый том "Войны и мира".

Уотсон взял книгу в руки и прочел указанную Холмсом страницу.