Как некрасов создавал свою поэму

"РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ"

Расследование ведут Шерлок Холмс и доктор Уотсон

- Судя по вашему выражению лица, дорогой Холмс, наклевывается какое-то

интересное дело? - рискнул высказать предположение Уотсон, наблюдая, с каким

острым любопытством его великий друг вчитывается в письмо, пришедшее с

утренней почтой.

- Да, друг мой. Вы угадали. Эта задача как раз для меня. То есть,

виноват, я хотел сказать - для нас с вами. Сделайте милость, прочтите!

Уотсон взял переданное ему Холмсом письмо, водрузил на нос очки и с

выражением прочел вслух:

- "Глубокоуважаемый мистер Холмс! Я только что прочитала поэму

Некрасова "Русские женщины". Она мне очень понравилась. Особенно вторая

часть, в которой рассказывается про Марию Николаевну Волконскую. Вернее, не

рассказывается про нее, а как бы приводится подлинный рассказ самой княгини

Волконской, ее записки, которые она будто бы написала для своих внуков. Я

очень хочу узнать, это просто такой художественный прием или Мария

Волконская действительно оставила после себя воспоминания, которые Некрасов

переложил в стихи? Если Некрасов не выдумал записки Волконской, если они

действительно существовали, я бы хотела узнать, правильно ли он пересказал

их в своей поэме? Старался описать все, как было, или что-то придумал,

сочинил от себя? Очень прошу ответить на мой вопрос. Заранее благодарная

вам..."

- Ну-с, друг мой? Что вы скажете о письме этой юной леди?

- Юной леди? Но почему вы решили, что это письмо написала какая-то юная

леди? Ведь там нет ни подписи, ни обратного адреса... А вдруг это письмо нам

прислала вовсе не юная леди, как вы почему-то решили, а, напротив,

какой-нибудь пожилой джентльмен?

- Как же вы ненаблюдательны, мой бедный Уотсон! - вздохнул Холмс. -

Ведь там же прямо сказано: "я прочитала", "я хотела бы узнать", "заранее

благодарная...". Если бы письмо сочинял пожилой джентльмен, с какой стати

стал бы он писать о себе в женском роде?

- Да, конечно... Вы правы, - сконфузился Уотсон. Я так увлекся

содержанием этого интереснейшего письма, что просто не обратил внимания...

Однако на возраст этой нашей корреспондентки в письме, если не ошибаюсь, ни

каких указаний нет. Может быть, его написала совсем не юная, как вы

утверждаете, а как раз пожилая леди? Или дама, как принято говорить в таких

случаях, бальзаковского возраста?

- О, нет, друг мой, - уверенно возразил Холмс. - Юной леди, сочинившей

это письмо, никак не более четырнадцати лет.

- Я никогда не сомневался в вашей проницательности, мой милый Холмс.

Знаю, как легко по каким-то мельчайшим, незаметным простому смертному

признакам вы умеете угадать характер и даже биографию совершенно незнакомого

вам человека. Но тут я просто развожу руками...

Уотсон и в самом деле развел руками и снова повторил свой недоумевающий

вопрос:

- Итак, на чем же основывается ваша уверенность, что этой нашей

корреспондентке не более четырнадцати лет? Я переворачивал это письмо вверх

ногами, смотрел его на свет, пробовал даже читать его справа налево...

- А вы не пробовали его понюхать? - прервал этот саркастический монолог

Холмс.

- Понюхать? - удивился Уотсон. - Вам угодно издеваться надо мною?

- Ничуть не бывало. Понюхайте, понюхайте его хорошенько.

Уотсон послушно выполнил этот совет Холмса. Тщательно обнюхав письмо со

всех сторон, он растерянно заявил:

- Но ведь оно ничем не пахнет!

- Вот именно, - кивнул Холмс. - А теперь скажите мне, Уотсон,

приходилось ли вам встречаться с существом женского пола старше четырнадцати

лет, от письма или записки которого не пахло бы духами? Уотсон был сражен

этим неожиданным аргументом.

- Да, - растерянно признал он. - Смотрите-ка! Такая простая мысль...

Просто удивительно, что она мне самому не пришла в голову.

И все-таки он не хотел сдаваться.

- Вы убедили меня, милый Холмс... процентов на шестьдесят...

- Только на шестьдесят, не больше? Что же там у вас в остатке?

- Сорок процентов, Холмс. А это, согласитесь, немало. Я просто подумал:

а что, если эта леди принципиально не употребляет духов? Такое ведь хоть и

редко, но случается. Или, может быть, она бедна и не может себе позволить

такую роскошь, как духи, хотя бы даже и самые недорогие.

- Вы делаете успехи, Уотсон, - признал Холмс. - Да, это, конечно,

возможно. Но, помимо полного отсутствия даже слабого запаха духов, на мысль,

что письмо это писала совсем юная леди, меня навело еще и другое.

- Что же именно?

- Стиль. Ведь вам, наверное, не раз приходилось слышать такое

выражение: "Стиль - это человек" Впрочем, это разговор долгий, и мы к нему,

я надеюсь, когда-нибудь еще вернемся. Пока же поверьте мне на слово, Уотсон:

стиль этого короткого письма говорит о возрасте нашей корреспондентки с

точностью не меньшей, чем об этом нам сказало бы свидетельство о ее

рождении. Однако - хватит болтать! Пора нам приступить к нашему

расследованию.

Для начала друзья решили встретиться напрямую с героиней поэмы

Некрасова, княгиней Волконской, и задать ей несколько вопросов. Но в покоях

у княгини их ждал небольшой сюрприз. Там сидели две княгини Волконские. Одна

в правом углу комнаты, другая - в левом.

- Все вышло очень удачно, Уотсон. Положительно, нам с вами везет! Судя

по всему, мы с вами застали княгиню в тот самый момент, когда она решила

приступить к писанию своих записок, - шепнул Холмс Уотсону - Видите?.. Вот

она задумалась... улыбнулась каким-то своим мыслям... Снова погрустнела...

- Про кого вы говорите, - тоже шепотом спросил Уотсон - Про ту? Или про

эту?

- Разумеется, про ту, что справа, - ответил Холмс.

- А слева - кто?

- Слева тоже она... То есть - не совсем она, конечно. Впрочем, не будем

забегать вперед. Смотрите в оба глаза, наблюдайте, слушайте. Сейчас вы сами

все поймете.

Княгиня Волконская, сидящая слева, оторвалась от тетради, задумалась.

Вновь улыбнулась каким-то своим мыслям. Наконец, заговорила:

Проказники внуки! Сегодня они

С прогулки опять воротились:

- Нам, бабушка, скучно! В ненастные дни,

Когда мы в портретной садились

И ты начинала рассказывать нам,

Так весело было... Родная,

Еще что-нибудь расскажи! - По углам

Уселись. Но их прогнала я:

"Успеете слушать. Рассказов моих

Достанет на целые томы,

Но вы еще глупы. Узнаете их,

Как будете с жизнью знакомы!"

И вот, не желая остаться в долгу

У внуков, пишу я записки.

Для них я портреты людей берегу,

Которые были мне близки.

Произнеся этот монолог, княгиня вновь склонилась над своей тетрадкой, и

перо ее забегало по страницам.

- Все понятно, Холмс! - обрадованно шепнул другу Уотсон. - Это,

конечно, она самая и есть: настоящая княгиня Волконская.

- Да нет, - покачал головой Холмс. - Настоящая как раз та! Другая... Но

об этом после. Пока давайте слушать да помалкивать. Выводы сделаем потом.

Тем временем заговорила вторая княгиня Волконская - та, что сидела

справа. Она тоже склонилась над тетрадью с пером в руке. Написав несколько

строк, откинулась, поднесла тетрадь к глазам и прочла вслух:

- "Миша мой, ты меня просишь записать рассказы, которыми я развлекала

тебя и Нелли в дни вашего детства, словом - написать свои воспоминания.

Описание нашей жизни в Сибири может иметь значение только для тебя, как сына

изгнания. Для тебя я и буду писать, для твоей сестры и для Сережи, с

условием, чтобы эти воспоминания не сообщались никому, кроме твоих детей,

когда они у тебя будут".

- Что же вы мне морочили голову, Холмс! - возмутился Уотсон. - Сказали

бы сразу, что та Волконская - из поэмы Некрасова. А эта - настоящая... Так,

значит, Некрасов ее "Записки" не выдумал? Они действительно существовали?

- Как видите, - кивнул Холмс.

- А кто такие Миша, Нелли и Сережа, про которых она говорила?

- Миша - это сын Марии Николаевны, Михаил Сергеевич Волконский. Нелли -

старшая ее дочь, Елена Сергеевна. А Сережа - сын Елены Сергеевны, внук Марии

Николаевны, - объяснил Холмс.

- Ага! Вот вам, стало быть, и первая ошибка Некрасова! - обрадовался

Уотсон. - Она, выходит, писала для детей своих, а не для внуков.

- Как же не для внуков? Вы ведь слышали, как она сейчас сказала, что

пишет эти записки для внуков: для сына своей дочери - Сережи и для детей

своего сына Михаила, когда они у него появятся.

- Но у Некрасова-то дело изображается так, будто в момент писания

записок все эти внуки уже появились. А на самом деле, выходит, они тогда

были... как бы это выразиться поделикатнее... только еще в проекте...

- Ну, это чепуха! - отмахнулся Холмс. - Это просто маленькая

поэтическая вольность, которую можно и не принимать во внимание.

- Стало быть, Некрасов просто взял да и переложил записки княгини

Волконской стихами, - скорее утверждая, нежели вопрошая, отметил Уотсон. Он

не сомневался в положительном ответе. Но Холмс, вопреки его ожиданиям,

отрицательно покачал головой:

- Нет, друг мой. Такой вывод был бы слишком поспешным. Во всяком

случае, пока у нас еще нет для него оснований. Давайте еще немного

понаблюдаем, послушаем. Внимательно сопоставим рассказ героини Некрасова с

подлинными записками Марии Николаевны Волконской.

- А как мы их будем сопоставлять?

- Очень просто. Сперва попросим героиню поэмы Некрасова рассказать

какой-нибудь эпизод из ее многострадальной жизни. А потом обратимся с той же

просьбой к героине "Записок княгини Волконской".

- А вам не кажется, что лучше сделать наоборот? Сперва настоящую

княгиню допросить... то есть расспросить. А уж потом героиню Некрасова?

- Можно и так, - согласился Холмс. И почтительно обратился к героине

"Записок княгини Волконской": - Мария Николаевна! Не соблаговолите ли вы

рассказать нам, как началась ваша совместная жизнь с князем Сергеем

Григорьевичем Волконским?

- Об этом я уже написала, - отвечала княгиня. - Если вам интересно,

можете прочесть.

- О, вы позволяете? Благодарю, благодарю вас! - живо откликнулся

Уотсон.

Склонившись над тетрадью, он начал читать.