14 Октября 1888 года

Приходил из гимназии классный наставник - человек забитый, запуганный

циркулярами, недалекий и ненавидимый детьми за суровость (у него прием:

взять мальчика за плечи и трепать его; представьте, что в Ваши плечи

вцепились руки человека, которого Вы ненавидите). Он все время жаловался на

начальство, которое их, педагогов, переделало в фельдфебелей. Оба мы

полиберальничали, поговорили о юге (оказались земляками), повздыхали...

Когда я ему сказал: - А как свободно дышится в наших южных гимназиях! - он

безнадежно махнул рукой и ушел.

- Вы, конечно, можете считать меня человеком недалеким, - обиженно

заговорил Беликов, прочитав это письмо. - Не скрою, у вас есть к тому все

основания, ибо именно таким постарался изобразить меня господин Чехов.

Однако же даже господину Чехову не удалось изобразить меня злодеем, который,

ухватив ребенка за плечи, норовит вытрясти из него всю душу. Кроме того,

сударь, можете вы себе представить, чтобы я стал с кем-нибудь

либеральничать, да еще осуждать начальство?

- Нет, - честно признал Холмс. - Этого я вообразить себе не могу. Но

вот что касается вашего страха перед всякого рода циркулярами...

- А что циркуляры? - возразил Беликов. - Циркуляры для того и пишутся,

чтобы следовать их предписаниям неукоснительно. Ежели бы мы, педагоги, не

подчинялись циркулярам, то что оставалось бы делать ученикам? Им оставалось

бы только ходить на головах! Впрочем, - снисходительно добавил он, - я готов

допустить, что кое-что из разговоров с этим классным наставником запало

господину Чехову в голову и он вспомнил об этом господине, когда сочинял

свой клеветнический рассказ.

- Вот именно, - подтвердил Холмс. - Вы даже не представляете себе, как

близко подошли сейчас к истине. Однако продолжим наше расследование. Вот

несколько слов из другого чеховского письма. Оно было написано как раз в то

время, когда он работал над "Человеком в футляре". В этом письме Антон

Павлович мимоходом обронил несколько слов о своем брате Иване Павловиче,

который, кстати сказать, как и вы, был педагогом.

Развернув письмо и найдя нужно место, Холмс прочел:

- "Он, то есть Иван, немножко поседел и по-прежнему покупает все очень

дешево и выгодно и даже в хорошую погоду берет с собой зонтик"

- Дался вам этот зонтик! - раздраженно воскликнул Беликов. - Будто мало

на свете порядочных людей, которые не любят расставаться с зонтиком.

- Да, конечно, - согласился Холмс - Но эта подробность, по-видимому,

казалась Чехову чрезвычайно многозначительной. Как и некоторые другие ваши

причуды, господин Беликов. Не исключено, кстати, что многие из них он ни с

кого не списал, а просто их выдумал. Об этом свидетельствует, например, вот

такая запись, которую Антон Павлович сделал в своей записной книжке.

Из записной книжки а. П. Чехова

Человек в футляре: все у него в футляре, в калошах, зонт в чехле, часы

в футляре, нож в чехле. Когда лежал в гробу, то казалось, улыбался: нашел

свой идеал.

- Насчет гроба это, конечно, шутка, - поморщился Беликов. - Однако же,

согласитесь, не слишком удачная. Шутить над смертью глупо и неприлично.

Однако же я так и не понял, куда вы клоните? К какому склоняетесь выводу?

Кого все-таки из всех перечисленных вами людей следует, на ваш взгляд,

считать моим прототипом?

- Всех, - невозмутимо отозвался Холмс.

- То есть как это так - всех? - изумился Беликов.

- Я, признаться, тоже не совсем вас понял, дорогой Холмс, -

присоединился к нему Уотсон.

- Между тем мысль моя очень проста. Судя по тем документам, с которыми

мы с вами сейчас ознакомились, замысел "Человека в футляре", постепенно

выявляясь, вырисовываясь, жил в сознании Чехова в течение многих лет. Образ

же господина Беликова не сводится к единственному реальному прототипу. Это

образ, как принято говорить в таких случаях, - собирательный.

- Позвольте, сударь! - возмутился Беликов - Но ведь вы же сами только

что неопровержимо доказали нам, что ни господин Дьяконов, ни господин

Меньшиков ко мне никакого отношения не имеют!

- Это не совсем так, - возразил Холмс. - Возьмите хоть того же

Дьяконова. В той характеристике, которую ему дал в своей книге Филевский,

помимо тех нескольких строк, которые я дал вам прочесть, есть и другие

подробности и детали. Взгляните!