Глава V 75

21См.: Макиавелли н. Государь. М., 1990. С. 40–77.

76 И. И. Кальной. Философия

веллизм тождественен аморализму. Автор «Государя» освобож-

дал политику от морали. По тем временам мораль была религиоз-

ной.

Освобождая политику от религиозной морали, Н. Макиавелли

освобождал политику от религии. Как этические начала христи-

анства, так и «христианский гуманизм» неосуществим в полити-

ке. Люди отошли от заповедей Христа, потеряли религию и раз-

вратились. Христианский гуманизм выродился в утопию. Пред-

почитая смиренных, а не деятельных людей, христианство

развязывает руки мерзавцам. И в этом смысле оно не работает на

укрепление государства. В своем произведении Макиавелли ори-

ентируется на государя — реформатора, законодателя, выразите-

ля общенациональных интересов, а не на государя-тирана, узур-

патора.

Социально-политическая мысль тесно связана с пониманием

человека, его отношения к миру. Но онтологические аспекты про-

блемы человека явно уступают психологическим. Человек рассмат-

ривается не как божественное творение, а как живое существо при-

роды. Такой взгляд был не только отходом от геоцентризма, но

порывал и с антропоцентризмом. Человек возвращался к матери —

природе и лишался претензий быть «выше» других. На первый

план выдвигался внутренний мир Человека. Этот мир человека и

был объектом пристального внимания М. Монтеня.

Мишель Монтень (1533–1592), автор знаменитых «Опытов» —

книги о человеке своей эпохи. Хотя в «Опытах» речь идет о при-

роде и Боге, о мире и человеке, о политике и этике, но предмет

этой книги один —обостренный интерес к собственному «Я».

Если другие создают Человека, то Монтень исследует подлин-

ного человека в жизни повседневной. «Опыты» воссоздают кар-

тину самоанализа. Это пристальное внимание к себе, по мнению

Монтеня, вполне оправдано, ибо позволяет «прослеживать изви-

листые тропы нашего духа, проникать в темные глубины его…».

Обращаясь к философии как к методологии Монтень конста-

тирует, что общепринятая философия не может быть инструмен-

том исследования проблемы человеческой нравственности. В фи-

лософии схоластики бал правят традиции и авторитет. Отвергая

авторитеты, учения которых могут быть ошибочными, Монтень

выступает за принцип конкретности истины; за свободный и не-

предвзятый взгляд на объект исследования; за право на скепти-

цизм как методологический прием.

Острие монтеневского скептицизма было направлено, в первую

очередь, против теологического догматизма и схоластического

авторитаризма, претендующих на абсолютную истину своих по-

ложений. Издеваясь над догматами, М. Монтень отмечает: «Люди

ничему не верят так твердо, как тому о чем они меньше всего зна-

ют»22 . Здесь критика догматизма перерастает в критику обыден-

ного сознания, с чего и начинали философы античности.

Но в отличие от античного скептицизма, обличающего неве-

жество обыденного сознания, Монтень пытается найти пути его

устранения, показав что познавательная деятельность движется

между знанием и незнанием. Незнание — это предпосылка к по-

знанию. Только признав свое незнание, мы можем освободиться

от гнета предвзятости. Более того, осознанное незнание уже само

по себе есть первый и ощутимый результат познания.

Философия начинается с удивления, ее развитием является ис-

следование, ее завершение — знание, для постижения которого

нужны значительные усилия. Скептицизм Монтеня — это отказ

от самоуверенности и самонадеянности, это ориентир на движе-

ние от незнания к знанию.

Знание начинается с ощущений, но ощущения — лишь предпо-

сылка знания и не больше, ибо наши ощущения, как правило, не

адекватны характеру их источника. Кроме того, сам объект по-

знания находится в постоянном изменении. Нет абсолютного зна-

ния, оно всегда относительно.

М. Монтень один из первых формулирует проблему «права»

на истину. Он считает безумием судить, что истинно и что ложно

на основании нашей осведомленности. Не следует забывать, что

тщеславие и любопытство — два бича нашей души. Любопытство

побуждает нас всюду совать свой нос, а тщеславие запрещает ос-

тавлять что-либо неопределенным и нерешенным.

Монтень как бы приглашает еще раз вспомнить сократовское:

«Я знаю, что я ничего не знаю». Я хочу знать, но мое знание имеет

предел, границу.