Оценивая перспективы развития социальной психологии, можно с определенной долей уверенности можно сказать, что, наряду с приобретением все большего статуса самостоятельности, внутреннейинтеграции, сближениясобыденностьюсоциальногобытия, для нее характерны тенденции интеграции с пограничными областями знаний – антропологией, этнографией, социологией, культурологиейит.д.

История развития социальной психологии

Развитие социальной психологии за рубежом

Традиционноисториястановлениятойилиинойобластизнанийпредставляетсякак последовательнаяэволюция, предполагающаяразвитиеих, уточнение, углубление. Однако применительно к социальной психологии такая логика вряд ли уместна, что обусловлено рядом обстоятельств. Прежде всего это связано ссамим понятием социальная психология, которое, какпишетК. Грауманн, историкэтойнауки, сегодняиспользуетсяпоотношению к: 1) отрасли психологии, в рамках которой проведено большинство социальнопсихологических исследований и опубликовано большинство работ; 2) области исследований в (микро) социологии; 3) любой отрасли социальных наук, занимающихся изучением индивида в обществе; 4) ко всем социальным психологиям, включая два основных их подразделения и ряд сфер специализаций, которые скорее ориентированы в будущее, нежели прошлое и настоящее социальной психологии. Данное обстоятельство предполагает четкоеопределениепредметаисторическогоанализаиегоисточниковедческойбазы.

Применительно к самому историческому анализу предмета можно говорить по крайнеймере одвухтенденциях. Перваявыражается встремлении кобъективному анализу первоисточников позитивистского толка и выстраиванию некого последовательного развития знания. Вторая, более продуктивнаятенденция, предполагаетпривязку вопросао развитии знания к социально-историческому контексту с целью формирования более глубокого понимания и объяснения тех или иных теоретических подходов и моделей без какой бы то ни было предвзятости, осознавая, что на каждом исторически конкретном промежутке существует свой пласт культуры, багаж обыденных и научных познаний, на которые опирается исследователь и за рамки которых он может выйти разве что в абстракции.

Сложность данного вопроса связана еще и с тем, что существует как минимум две точкизрениянапредметсоциальнойпсихологии. Некоторыеученые(Ross, 1908) считают, что социальной психологии надлежит сосредоточиться на социальном (структурном) контексте. А. Пепитон (Pepitone), например, полагает, что коллективная социальная психология того типа, который представляет Росс, по большей части остается социологией, тогда какдляпсихологии«единственнойреальностьюявляетсячеловек» (1981, с. 974).

Наконец, еще одна особенность рассматриваемой проблемы заключается в том, что можно говорить как минимум о двух развитых социально-психологических традициях – американской и европейской, различающихся в своем отношении к изучению социальнопсихологической феноменологии. В рамках отечественной традиции тоже наработано немалопродуктивныхидей, ксожалению, практическинеизвестныхзарубежом.

Американская социальная психология. Культура индивидуализма и прагматизма, свойственная американскому обществу, наглядно проявилась в научных направлениях Чикагской школы. По меткому замечанию Картрайта (Cartwright), создание социальной психологии как отдельной области эмпирического исследования может рассматриваться какбунтвсегопоколенияпротивкабинетныхметодовсоциальнойфилософии(1979, с. 83). Здесь, по оценке Ф. Олпорта, индивидуалистская концепция срослась с экспериментальным бихевиористским подходом, а социальная психология стала «наукой, изучающей поведение индивида в тех областях, где это поведение стимулирует других людей или является реакцией на такое поведение» (1924, с. 12). Однако если «бихевиористские взгляды» были только способом постижения фактов, то экспериментальные методы дают урожай этих фактов. Сочетание индивидуалистского подхода, бихевиористских взглядов и экспериментального метода было необходимо, чтобы превратить социальную психологию в солидную научную дисциплину; в этом направлении она развивалась первые три-четыре десятилетиясвоегосуществования(Cartwright, c. 4).

Следует отметить, что Олпорт во многом опирался на работы учеников Вундта. В этой связи Пепитон тоже говорит о «немецких корнях экспериментальной традиции в социальнойпсихологии» (1981, с. 975). Своезаметноеразвитиепослепервоймировойвойны в США, научный климат и прагматизм которых способствовал превращению социальной психологии в экспериментальную «науку о человеке» (Allport, 1924, c. 4). Погоня за результатами исследований позитивистского толка привела к превращению эксперимента в некуюманиакальнуюидею, авконечномсчете– кизучениюобъектоввнеихсоциального контекста. Отчастиэто былосвязано споискомуниверсальных решений всех проблем посредством открытия законов человеческого поведения и принципов его стимулирования. Стимульно-реактивная модель применительно к социально-психологической проблематике действительно была продуктивной в тогдашнем контексте культуры. Примером такого рода являются работы Д. Карнеги, детальнейшим образом прописывавшего, что именно надоделатьвтехилииныхобстоятельствахдлядостиженияпреследуемыхцелей. Осознаниежетого, чтолюбоерешениедолжнопривязыватьсякконкретнойситуацииичтоодин итотжестимул, взависимостиотобстоятельств, можетприводитькдиаметральнопротивоположнымрезультатам, пришлонесколько позже. Темнеменеетакогородалитература, привела к явному росту популярности психологии как области знания. В 30-х годах многие книги психологов бихевиористского толка входили в число бестселлеров. Надежды глобалистского толка тешили и самих психологов, создававших утопию построения совершенного социального общества. Более того, было и немало желающих реализовать такого рода государства на практике – Сталин, Гитлер, Муссолини, «радевшие» за благо человека вообщеи испытывавшиесложности вотношении человека конкретного; невписывавшиеся в их модели люди рассматривались как артефакты со всеми негативными последствиямидляпоследних.

В 1930-40-х годах свои оптимистические надежды социальные психологи стали увязыватьс категорией аттитюда, чему способствовал ряд обстоятельств: во-первых, аттитюд измеряем, во-вторых, относится к характеристике внутреннего мира личности, определяющей социальное поведение, в-третьих, обладает потенциалом прогностичности. Априорипредполагалось, что, зная аттитюды человека по отношению к объекту, можно прогнозироватьиегоповедениепоотношениюкнему. Вэтигодыбыларазработанаширокая

палитра измерения аттитюдов (шкалы Lickert и Thurstone, семантический дифференциал Osgood идр.), иинтерескнимсохранялсядостаточнодолго, практическидоосознанияего низкой прогностичности, подтвержденной неудачной попыткой использования аттитюдов избирателейвкачествеиндикатороввыборнойактивности. Неудачитакогородапрогнозов привели к острой дискуссии в отношении аттитюдов как базовой категории социальной психологии. Спектр позиций распространялся от утверждений об искусственности самого понятия, на одном полюсе, до нахождения усилителей прогностического потенциала его измерений, на другом. Предлагалось много компромиссных решений, одним из которых стало выделение аттитюда на объект и на ситуацию М. Рокичем в контексте широко известныхэкспериментовсоциологаЛапъера.

Разочарованиеваттитюдекакбазовойкатегориисоциальнойпсихологиинеотразилось на ее экспериментальной ориентации. Эксперимент и сегодня предпочитается большинством социальных психологов полевому исследованию, а измерения – наблюдению. Это же стало критерием научных публикаций, более того, финансирование исследований, осуществляемоеприсогласованииссоответствующимипрофессиональнымиструктурами психологов, всущественнойстепенизависитотисследовательскойметодологии.

Большое влияние на развитие американской социальной психологии оказал К. Левин (1890–1947), сформировавшийся в традициях немецкой гештальтпсихологии, идеи которой оказались весьма продуктивными: такие понятия, как гештальт, изморфизм, прагнантность, перцептивная группировка и др. привнесли в проблематику восприятия и интерпретациичеловекачеловекоммногоновыхаспектов.

Всвоей книге «Принципы топологической психологии» Левин формулирует основополагающую цельтеоретической психологии, которая должна заключаться в «разработке системы понятий, демонстрирующих все характеристики гештальта, в котором любая часть зависит от всех других составляющих его частей» (с. 2). Этим утверждением Левин относит теорию силового поля полностью в сферу гештальт-направления. Называя такой подходАристотелевским, Левин, оценивпрежнююпсихологиюкакпреднаучную, подверг критическому рассмотрению характерную для нее жесткую категоризацию, статистическоеопределениезакономерности, фенотипическийподходиописательнуюметодологию.

Вкачестве альтернативы он предложил конструктивный метод, опирающийся на положения о: 1) критериях закономерности, не зависимых от повторяемости; 2) приоритетной роли интерпретаций, основанных на взаимоотношениях событий по отношению к классификационным; 3) определении феномена как существующего в континууме; 4) методологии, утверждающейконтролируемыйэкспериментиколичественныеизмерения.

Вотличие от предшествующих индивидуалистических подходов, Левин подчеркивал неразрывность взаимосвязи личности с ее окружением. Наиболее наглядно он проде-

монстрировал это в своей известной формуле B = ƒ(P, E), (где В – поведение, Е – окружение, Р – личность), часто представляемой в модифицированном виде B = ƒ (P, S), где S – ситуация. В соответствии с этой формулой адекватная психология должна оперировать всей совокупностью сил, воздействующих на поведение человека, а не отдельными, вырваннымиизихобщейсовокупности, какукоренилосьвпсихологическойтрадиции. Этов большей мере общеметодологический, чем теоретический подход, потому что в данном случае внимание концентрируется на принципе взаимозависимости, превосходстве целого (ситуации или поля) над частным. Левин использовал здесь конструктивные, а не класси-

фикационные методы. Такая методология позволяла ему ставить эксперименты с группами (как прототипами «силового поля»): работать с ними в ходе повседневной жизни с целью изменения группового поведения, морали, предубеждений, стиля руководства и т. д., т.е. использовать подход, именуемый изучением групповой динамики. В 1944 году Левин был назначен директором Исследовательского центра групповой динамики при Массачусетском технологическом институте. Определить понятие «групповая динамика» достаточносложно, новцеломоноассоциируетсясвлияниемгруппынаиндивидаииндивида– на группу: группа изменяет восприятие и поведение индивида, а это, в свою очередь, приводит к изменению восприятия и поведения группы. Исследование групповой динамики включаеттакжеизучениеструктурыгрупппоотношениюклидерству(демократическое– авторитарное) и эффективность структуры лидерства по отношению к различного рода задачамиситуациями.

Интересы Левина распространялись на широкий спектр групп (индустриальных, учебных, по интересам и т.д.) и социальных программ, которые давали ему возможность проверитьданныепсихологическойтеориивобыденнойжизни.

Левин проводил свои наблюдения в четырех проблемных областях одновременно, связанных с исследованием: 1) возможностей повышения продуктивности деятельности групп и изучением причин остановки в росте эффективности и отклонения от поставленных целей; 2) исследованием коммуникации и распространения слухов; 3) исследованием социальной перцепции, межличностных отношений, групп членства регулятивной функциигрупп; 4) исследованиемподготовкилидеров, котороепривелоксозданиюв1946 году Национальной лаборатории обучения и развития тренинговых, или Т-групп, которые предназначались для подготовки эффективных лидеров, открытых линий коммуникации, борьбы с предубеждениями и деструктивными аттитюдами. В последующем Т-группы получили широкое распространение в образовании, консультировании, производственной иклиническойпрактике.

После второй мировой войны в США в теоретических воззрениях, как отмечает Грауманн, произошел переход от бихевиористского к когнитивному и от широкого к олее узкому теоретическому рассмотрению, что было характерным не только для социальной, но и для общей психологии. Включение компьютера в культуру мышления, перспективы, связанные с ним, не могли не оказать влияния на социальную психологию. Господствую- щимвнейсталинформационно-процессуальныйподходсегопредставлением очеловеке, как системе, перерабатывающей информационные ресурсы. Рамки экспериментализма позитивистскоготолка, сегоориентированностьюнаоперационализациюиверификацию, обусловливали использование в качестве метода научного теоретизирования индуктивнодедуктивный метод с его строгой ориентированностью на эмпирическое подтверждение любого гипотетического предположения. В рамках такого рода теоретизирования становится невозможным выход за пределы проверяемых гипотез, что, в свою очередь, приводит к появлению большого числа минитеорий, направленных на описание локальных аспектовизучаемогоявления.

Хотя, какутверждает Грауманн, о бихевиористском подходе(заимствовавшем ключевые идеи из концепции И.П. Павлова) можно главным образом говорить как об американской разработке), и считается, что переход к когнитивизму был вызван появлением в Америке гештальтпсихологии, все же популярность когнитивного подхода обусловлена

компьютерной революцией в науке и культуре. Другое дело, что разработки гештальтпсихологов оказались наиболее пригодными для такого поворота в психологическом познании. Врезультате изсоциальнойпсихологии начинаетвымываться категориясоциального поведения, заменяясь когнитивным отображением, предшествующим поведению (планирующим), сопровождающим его (контролирующим) и возникающим вслед за ним (запоминающим).

Радужные перспективы, связанные с когнитивизмом в социальной психологии, сопровождались лавиной эмпирических исследований. Столь бурная активность стимулировалась тайной надеждой на свойственное экспериментализму стремление к установлению универсальных законов складирования, переработки и последующего воспроизведения информационных ресурсов, их последующей привязки к практике социального поведения людей. Однако, как это часто бывает, «гора родила мышь», что и привело к кризису в социальной психологии 1970-х годов, проявившемуся в осознании невозможности решения глобальной задачи – более глубокого понимания социальной активности – посредством информационно-процессуального подхода. Из минитеорий не синтезировались макротеории; всеочевиднеестановиласьнеобходимостьвновыхидеях.

Тем не менее, когнитивная революция привела к изменению статуса американской социальной психологии: она, как пишет Бершейд (Berscheid, 1992, с 531) «заняла почти центральное положение в современной психологической науке», хотя, на наш взгляд, такой вывод излишне оптимистичен, поскольку американская экспериментальная психология представляет собой в основном эмпирическое описание социально-психологических особенностей американских студентов, так как подавляющее количество данных было полученоврезультатеисследованияименноих.

Вконце 1950-х годов эта же проблема поднималась Ф. Хайдером в связи с игнорированием в качестве психологических фактов самоописаний исследуемых как субъективных. Для возможности включения этих данных в качестве объектов социальнопсихологического анализа Хайдеру понадобилась разработка и конституирование весьма искусственноймодели «человекакакнаивногоученого», всоответствиискоторойвсвоих самоотчетах он представляет не только спонтанные результаты интроспекции, но и формулирует гипотезы, проверяет их, т.е. проводит верификацию, отделяя случайное от неслучайного. Привлечение самоотчетов привело к появлению одной из самых продуктивных, связанных с феноменологией реальной жизни областей социальной психологии – атрибутирования.

В1970-е годы намечается своеобразный бунт социального конструктивизма, подвергающего резкой критике объективистскую методологию эксперименталистской социальной психологии. Конструктивисты прямо ставят вопрос о социально-культурной детерминированности отражения. Один из лидеров этого движения К. Герген (Gergen), подчеркивает, что для социальной психологии гораздо важнее проследить особенности формирования культурных значений, нежели давать констатацию эмпирических фактов в их объективности. Используемаясоциальнымиконструктивистамиметафорамиракактекста, прочтение которого определяется аккумулированными в культуре значениями, обладает значительно большей перспективностью. Более того, наряду с движением радикальной психологии, подвергающей жесткой критике позитивизм эксперименталистской психологии, конструктивисты возрождают идеи становления культурной социальной психологии.

Свой вклад в новые идеи ее развития привносят представители кросс-культурной и гендерной психологии, показывающие бесперспективность универсалистской модели рассмотрения социально-психологической природы людей, не учитывающей уникальности (имики) каждой культуры и субкультуры, рассмотрения мужчин и женщин как обладающих уникальными свойствами и качествами, не соизмеримыми по критериям универсального толка и применимыми к другим представителям животного мира (крысам, собакам и т.п.).

Давая общую оценку роли американской социальной психологии в науке, нельзя не отметить, что именно благодаря своему прагматизму она завоевала себе место под солнцем, привела, с одной стороны, к экстенсивному тиражированию своих стандартов, с другой – к унификации социально-психологических представлений. В этом отношении европейские традиции в социальной психологии, по нашему мнению, более глубоки и разносторонни.

Социальная психология в Европе. Впитав в себя традиции таких выдающихся умов своеговременикакВ. Вундт, Э. Дюркгейм, К. Левинидр., европейскаясоциальнаяпсихология представляет собой поле оригинальных и глубоких идей, актуализация которых происходитисегодня, хотя, какговоритКох, «какимбынибылисторическийвкладЕвропы в развитие психологической науки – английская постдарвинистская сравнительная психология, русские концепции школы Павлова, эмиграция гештальтпсихологии, разработки Пиаже, «даже» феноменология и, конечно, неопозитивистская философия венского кружка – все это с энтузиазмом принималось, усваивалось и перерабатывалось в нечто американское, частично смешанное с местной ветвью бихевиоризма и насквозь индивидуалистическое» (1985, с. 25).

Однако, по оценке Грауманна, «то, что позже окрестили «американизацией» европейской (например, немецкой) психологии, на деле было весьма необходимой реконструкцией и интернационализацией социальной науки, проделанной с помощью американцев и принятой в Европе с благодарностью. И лишь к случаям, когда ею, проблемы и их решения принимались и усваивались без критического подхода, возможно применение термина «американизация»» (2001, с. 38). Правда в самой европейской психологии эта оценка не столь однозначна, хотя состояние социальной психологии в довоенной Европе было довольно плачевным по сравнению с США. В Великобритании этими проблемами занимался С. Бартлетт (Bartlett), в Германии –Мёде (Moede, 1920), заложивший основания экспериментальной психологии групп; Хелпах (Hellpach), основавший в1921 году первый Институт социальной психологии и издавший первый систематизированный немецкий учебникпосоциальнойпсихологии. Темнемене, этиотдельныедостижениянесопровождались попытками к развитию социальной психологии в рамках европейского научного сообщества.

Такая же ситуация наблюдалась в Европе и после 1945 года, и хотя отдельные специалисты и группы ученых занимались социально-психологическими исследованиями и преподаваливразличных европейскихуниверситетах, они, пословамГраумана, «незнали о существовании коллег ... обмен информацией проходил в основном между отдельными научнымицентрамииСоединеннымиШтатами» (2001. с. 39).

В 1966 г. была создана Европейская ассоциация экспериментальной социальной психологии (EAESP), которая вскоре стала ядром научного общества социальных психо-

логов этой части света. Среди первых, кто занялся поиском путей самоопределения европейской социальной психологии, были Тэджфел (Tajfel) и Московичи, которые пытались предложить ориентиры так называемого европейского пути, избегая наиболее уязвимых мест эмпирицизма и экспериментализма в социально-психологических исследованиях, связанных с неадекватностью позитивистской методологии по отношению к изучению социальной феноменологии. Проблема связи социальной психологии с реальной жизнью является наиболее актуальной в рамках теории социальных репрезентаций, разработанной С. Московичи и его последователями. В этом аспекте идеи европейских психологов являютсяболеепродуктивными.

Со своей стороны, Тэджфел и его ученики акцентировали внимание на социальных характеристикахиндивидуального игрупповогоповедения. Именновлияниепереживания человеком своего бытия на поведение, их зависимость от ценностных ориентаций культуры и общества, в котором он живет, определяет контекст европейской линии в развитии социально-психологических исследований. Эту идею Московичи дополняет аргументом о том, чтообщество«содержитсобственныеструктуры, которыенемогутописыватьсявтех же понятиях, что и характеристики личностей» (1972, с. 54). Поэтому «социальная психологияможетидолжнапрямосвязыватьсвоитеоретическиеиисследовательскиеразработки со взаимоотношением между функционированием человеческой психики и крупномасштабными социальными процессами и событиями, которые формируют это функционированиеисамиимформируются» (Tajfel, 1981, с. 7).

Возможно, именно многообразие социальных и культурных характеристик европейской жизни вызывало такую озабоченность социальным (т.е. культурным) контекстом социального поведения и его психологических исследований. Внимание к этому аспекту особенно заметно в работах Тэджфела, посвященных стереотипам, предрассудкам и межгрупповому поведению, атакжевработахМосковичи посоциальному воздействию, групповым меньшинствам и социальным репрезентациям. В то же время налицо ситуация разобщенности: многие центры социально-психологических исследований не интересуются проблемой европейской самобытности, а лишь «следуют на определенной дистанции и с опозданием заприхотливымиизменениями главной линии американской социальнойпсихологии» (Tajfel, 81, c. 6). Как следствие, их теории и исследования мало отличаются от таковых влюбом научном психологическом центре Северной Америки. Нонезависимо от того, происходит ли полная смена ориентации европейской социальной психологии или только отчасти, как замечает в этой связи Джасперс, в «европеизации» социальной психологииестьинекоторыедостижения: психологисталиактивнеевзаимодействовать(Jaspers, 1986, c, 12).

Однако Шерер (Scherer), на основе анализа неформальной переписки между американскими и европейскими коллегами и сравнения учебников, делает вывод о «постепенно увеличивающемся разрыве между европейской и североамериканское ветвями дисциплины» (1992, с. 184). По результатам его опроса, примерно 80 членов EAESP и ее американского аналоги SESP, разделяют мнение о том, что американская социальная психология более индивидуалистична, этноцентрична, и ориентирована на лабораторный эксперимент, чемевропейская(1993, с. 549). Чтожекасаетсятематикиисследований, тоскладывается впечатление, что интересы европейцев преимущественно склоняются в сторону «межгрупповыхотношений, социальнойидентификацииисоциального влияниявракурсе