испустил дух на седьмой день, после того, как было проделано седьмое отверстие. Ср.: James Legge. The Texts of Taoism, I. — SBE, vol. XXXIX, p. 267.

52Гл. 6 в переводе: Kaltenmark. Lao tseu, p. 50.

53Ср.: Girardot, p. 304.

23

приобщенное к культуре общество, управляемое законами, вдохновляемое примерами легендарных царей и культурных героев.

§131. Конфуций: власть Ритуала

Можно было бы сказать, что в Древнем Китае все религиозные направления имеют некоторое число общих фундаментальных идей. Прежде всего, назовем понятие дао как принцип и источник всякой реальности, идею чередований, направляемых ритмом инь-ян, и теорию аналогии между макрокосмом и микрокосмом. Эта последняя приложима ко всем аспектам экзистенции и человеческой организации: к анатомии, физиологии и психологии индивидуума, социальным институтам, жилым постройкам и сакральным местам (город, дворец, алтарь, храм, дом). Но если одни, и в первую очередь даосы, считали, что бытие, протекающее под знаком дао и в полной гармонии с космическими ритмами, было возможно только вначале (т.е. в стадии, предшествующей социальной организации и развитию культуры), то другие рассматривали возможность такого существования именно в условиях справедливого и цивилизованного общества.

Самым прославленным из этих последних был, конечно, Конфуций (прибл. 551-479 гг. до н.э.)54. Живя в эпоху смуты и анархии, удрученный всеобщей нищетой и страданиями народа, Конфуций понял, что единственным выходом была бы радикальная реформа управления, которая вершилась бы просвещенными правителями и ответственными чиновниками. Самому Конфуцию не удалось занять какой-либо значительный пост в администрации, и он посвятил свою жизнь преподаванию, став первым в истории Китая главой частной школы. Несмотря на успех среди многочисленных учеников, Конфуций в конце жизненного пути пришел к выводу о полном провале своей миссии. Но ученики преуспели в передаче из поколения в поколение главного в доктрине своего учителя. Через 250 лет после его смерти императоры династии Хань (прибл. 206 г. до н.э. — 220 г. н.э.) стали допускать конфуцианцев на государственные посты в империи. С тех пор и в течение двух с лишним тысячелетий доктрина Учителя была определяющей в развитии политической и духовной жизни Китая.

Строго говоря, Конфуций не был религиозным мыслителем55. Его идеи и идеи неоконфуцианцев — предмет изучения скорее историков фи-

54По-китайски его имя Кун; Конфуций — латинизированный вариант китайского Кун-фу-цзы (Учитель Кун).

55Но довольно скоро Конфуций был наделен всеми достоинствами и специфическими атрибутами культурного героя; см. несколько примеров в: Granet. La pensée chinoise, p. 477 sq.

24

лософии. Но прямо или косвенно Конфуций глубоко повлиял на китайскую религию. Ведь и сам источник его морально-политической реформы лежит в области религии. Причем он не отбросил никакой важной традиционной идеи: ни дао, ни бога Неба, ни культа предков. Более того, он ценил и превозносил религиозную функцию ритуалов и обычаев.

Для Конфуция дао было установлено велением Неба. «Если дао осуществляется, значит, на то есть воля Неба» (Лунь юй=Аналекты, XIV, 38). Вести себя согласно дао значит сообразовываться с волей Неба. Главенство Неба Конфуций признает. Для него речь идет не о deus otiosus; Тянь участливо к каждому человеку в отдельности и помогает ему стать лучше. «Небо породило добродетель (дэ) во мне» (V, 22), — объявляет он. «В пятьдесят лет я постиг волю Неба» (II, 4). И в самом деле Учитель верил, что его миссия возложена на него Небом. А примером исполнения воли Неба он считал, как и другие его современники, таких культурных героев, как Яо и Шунь, и государей Вэнь и У династии Чжоу (VIII, 20). Конфуций проповедовал, что должно приносить жертвы и исполнять другие старинные обряды, ибо они являются неотъемлемой частью жизни «высшего человека» (цзюнь-цзы), «благородного мужа». Небу угодны жертвоприношения, но ему угодно и нравственное поведение и особенно праведное правление. Метафизические и теологические рассуждения по поводу Неба и загробной жизни Конфуций находил бесполезными (V, 12; VII, 20; XI, 11). «Высшего человека» должно прежде всего заботить бытие конкретной человеческой личности, т.е. «здесь и сейчас». Говоря о духах, Конфуций не отрицал их существования, но оспаривал важность общения с ними. Почитать духов можно, но «держитесь от них подальше, — рекомендует он. — В этом мудрость» (VI, 18). Что же касается служения духам, то: «если вы не можете служить людям, как можете вы служить духам?» (XI, 11).

Разрабатываемая Конфуцием этико-политическая реформа зиждется на «всеобщем просвещении», иными словами, на методике, способной преобразовать ординарную личность в «высшего человека» (цзюнь-цзы). Любой может стать «человеком истинным», если обучится церемониальному поведению в соответствии с дао, иначе говоря, обучится правильно исполнять ритуалы и следовать обычаям (ли). Практикой этой, однако, не столь легко овладеть. Разговор идет не о чисто внешнем следовании ритуалу и тем более не об искусственно вызываемом восторге при исполнении ритуала. Только правильным соблюдением церемоний можно умиротворить грозные магико-религиозные силы56. Конфуций напоминает о «совершенномудром»

прави-

56 Этот аспект освещен в: Herbert Fingarette. Confucius — the Secular as Sacred.

25

теле Шуне: «Держался он весьма просто, степенно и уважительно, лицо было обращено к югу (ритуальная поза властителей) — и это было все» (т.е. дела царства шли в соответствии с нормой; XV, 4). Ибо и космос, и общество подчинены тем же самым магико-религиозным движущим силам, что действуют в человеке. «При правильном поведении нет нужды отдавать приказы» (XIII, 6). «Руководствоваться добродетелью (дэ) значит уподобиться Полярной звезде: она остается на месте, а все другие звезды почтительно обращаются вокруг нее» (II, 1).

Жест, совершаемый согласно правилам, создает новую эпифанию космической гармонии. Очевидно, что тот, кто оказывается способен к такому поведению, больше уже не ординарная личность, каким он был до начала своего обучения; ранг его радикально меняется: он теперь — «человек совершенный». Жесткий стандарт, вступающий в силу после «трансмутации» ритуальных поступков и поведения, сохраняя всю их естественность, имеет, несомненно, религиозную интенцию и религиозную структуру57. С этой точки зрения метод Конфуция можно сравнивать с доктриной Лао-цзы и других даосов, с техникой, при помощи которой они полагали сделать возможным возвращение к первоначальной непосредственности. Оригинальность Конфуция заключается в том, что он добивался «трансмутации» в стихийные ритуалы жестов и поступков, неотъемлемых от условий сложного и в высшей степени иерархиизированного общества.

Для Конфуция благородство и благовоспитанность не являются врожденными качествами. «Мужем благородным» становятся с помощью дисциплины, при некоторых природных способностях. Доброта, мудрость, отвага неотделимы от благородства. Высшее удовлетворение дает развитие своих собственных добродетелей. «Тот, кто воистину добр, никогда не бывает несчастным» (IХ, 28). Но главное предназначение благородного человека — управлять. Как и Платон, Конфуций считает, что искусное управление — единственный путь обеспечения мира и благоденствия для большинства. Однако, как мы еще увидим, искусство управлять, как и всякое другое ремесло, поведение и значимое действие — результат своего рода религиозного обучения. Конфуций восхвалял культурных героев и великих государей династии Чжоу; они служили ему примером для подражания. «Я передаю то, чему обучился, не добавляя ничего своего. Я верен древним и люблю их!» (VII, 1). В этих декларациях некоторые распознают ностальгию по давно ушедшей эпохе. И все-таки, придавая большое значение соблюдению поведенческих норм, пра-

57 Схожие явления можно распознать в тантризме, в каббале и некоторых практиках дзэн.

26

вил публичного этикета, Конфуций указал и новый путь: необходимость и возможность возвращения религиозного измерения в мирские труды и социальную активность.

§132. Лао-цзы и даосизм

В своем труде «Шицзи» («Исторические записки»), созданном около 100 г. до н.э., великий историк Сыма Цянь рассказывает, что, когда Конфуций пришел к Лао Даню (т.е. к Лао-цзы) узнать его мнение о ритуалах, тот, среди прочих вещей, сказал ему: «Оставь свою гордость, свои многочисленные желания, откажись от этого самодовольного вида, этого чрезмерного усердия — они совершенно бесполезны для тебя. Вот и все, что я могу тебе сказать». Конфуций удалился в смущении. Своим ученикам он признавался, что знает все виды животных — птиц, рыб, четвероногих — и ему понятно их поведение; «но дракон выше моего

понимания, он седлает ветер и поднимается в небо на облаках. Сегодня я видел Лао-цзы, он подобен дракону»58.

Эта встреча, разумеется, апокриф, как и другие предания, записанные Сыма Цянем. Но она с простодушием и юмором показывает несовместимость двух великих религиозных мыслителей. Ибо, добавляет историк, «Лао-цзы развивал принципы дао и дэ; согласно его доктрине, надобно жить скрытно и в безвестности». Итак, жизнь в стороне от публичной деятельности и пренебрежение почестями составляет решительный контраст с идеальным «высшим человеком» Конфуция. «Скрытное, в безвестности» существование Лао-цзы объясняет отсутствие достоверных фактов, касающихся его биографии. По преданию, он прослужил несколько лет в архивах императорского двора Чжоу, но, опечаленный зримым упадком империи, отказался от должности и направился на запад страны. Когда он должен был пройти через перевал Хань-гу, то по просьбе начальника тамошнего сторожевого поста написал «труд в двух частях, содержащий более 5000 слов, которыми он изложил свои идеи о дао и дэ; затем он продолжил свой путь, и никто не знает, что случилось с ним дальше». Приведя все, что ему удалось услышать о Лао-цзы, Сыма Цянь заключает: «Никто на свете не может сказать, правда это все или нет; Лао-цзы был мудрецом, скрывшимся от мира».

Книга, содержащая «более 5000 слов», и есть знаменитая «Даодэцзин» — самый глубокий и самый загадочный текст во всей китайской литературе. Об авторе этого текста и времени его создания существуют раз-

58 Сыма Цянь цитируется по французскому переводу Шаванна. Ср:. Max Kaltenmark. Lao tseu, p. 17.

27

ные и противоречащие одно другому мнения59. Но все они согласны в одном: текст, с которым мы теперь

имеем дело, не мог быть написан современником Конфуция; его можно, по всей вероятности, датировать III веком до н.э. Он содержит в себе изречения, принадлежащие к различным протодаосским школам, и афоризмы в стихах, восходящие к VI веку60. Однако, несмотря на свой несистематизированный характер, «Даодэцзин» отражает мышление логическое и оригинальное. «Надо, стало быть, допустить существование некоего философа, который должен быть если не непосредственным автором труда, то по меньшей мере могучим умом, чье влияние оказалось определяющим с самого начала. Не будет большой беды, если мы попрежнему будем называть его Лао-цзы»61.

Парадоксально, что «Даодэцзин» содержит немалое число советов, обращенных к государям, политическим деятелям и военачальникам. Так же, как и Конфуций, Лао-цзы утверждал, что правитель совладает с государственными делами, только если будет следовать по пути дао. Другими словами, если будет руководствоваться принципом у-вэй (недеяние, бездействие). Ибо «дао — всегда неподвижно, но нет такого, чего бы оно не совершило» (гл. 37, 1)62 *8. Вот почему даос никогда не вмешивается в ход вещей. «Когда бы правители и знать могли подражать дао в невмешательстве, те десять тысяч существ не преминули бы последовать за ними» (37, 2). По «Даодэцзин», лучший государь — тот, о котором знают меньше всего» (17,1). Поскольку «Небесное дао побеждает без борьбы» (73, 6), самыми надежными средствами получения власти являются у-вэй и ненасилие63. «Мягкое побеждает

59Четко различаются по крайней мере четыре позиции: 1. Лао-цзы тождествен Лао Даню, жившему в VI веке, и Конфуций вполне мог посетить его; 2. Лао-цзы жил в так называемый период «Весен и Осеней» (прибл. 774-481), но он не был автором «Даодэцзин»; 3. Он жил в эпоху Сражающихся Царств (прибл. 404—221), но нельзя быть уверенным, что им написана «Даодэцзин»; 4. Он вообще не был исторической личностью. Ср.: Wing-tsit Chan. The Way of Lao Tseu, p. 35 sq.; Jan Yun-Hu. Problems of Tao and Tao Те Ching, p. 209 (автор излагает последнюю точку зрения Fung Yu-Lan на Лао-цзы и древний даосизм, стр. 211 и сл.).

60Ср.: Мах Kaltenmark. Lao tseu, p. 19 sq.

61Ibid., p. 22. Такая же ситуация встречается и в других традиционалистских литературах: труд, приписываемый некоему мудрому созерцателю, продолжают и развивают его последователи. В известном смысле автор остается «анонимом», несмотря на свою мировую известность.

62Если не указано другого, мы цитируем перевод Кальтенмарка. Англ. версия: Wing-tsit Chan. The Way of Lao Tseu, — ценна своими примечания и комментариями. Версия Уэйли: Waley. The Way and its Power — отличается литературными достоинствами.

63«О, возжелавший овладеть миром и действовать в нем, — я предвижу твою неудачу» (29, 1). «Хороший воин не воинствен. Хороший боец не гневлив. Умеющий побеждать врагов не сражается с ними... Вот что называют Благой Силой непротивоборствования... Вот что называется быть соработником Неба, вот предел искусства древних мудрецов» (68, 1-2, 7). — перевод Е. Торчинова.

28

твердое, слабое побеждает сильное (36, 10; ср. 40, 2: «слабость — вот свойство дао»).

В общем и целом, подобно Конфуцию, предлагавшему свой идеал «совершенного человека» как монархам, так и всякому, жаждущему знания, Лао-цзы приглашал политических лидеров и военачальников поступать по-даосски, иными словами, брать за образец ту же самую регулирующую модель — дао. Но этим и ограничивается сходство между двумя великими Учителями. Лао-цзы критиковал и отвергал конфуцианскую систему, т.е. важнейшее значение Ритуала, уважение к социальным ценностям и рационализм. «Когда мы отринем Благодеяния и Справедливость, народ обретет истинные семейные устои» (19, 4-5). Для конфуцианцев Благодеяния и Справедливость — самые главные добродетели, а Лао-цзы трактует их как явления искусственные, а потому бесполезные и опасные. «Когда исчезает дао, появляется Благодеяние; теряется Благодеяние, появляется Справедливость; исчезает Справедливость — тогда прибегают к ритуалам. Но ритуалы — лишь тонкий слой верности и веры и начало смуты» (38, 9-14). Равным образом Лао-цзы отвергает и социальные ценности, ибо они иллюзорны и в конечном счете пагубны. Что же касается ученой рефлексии, то она разрушает единство бытия и привносит путаницу, придавая абсолютную ценность понятиям относительным64. «Оттого-то мудрец творит недеянием (у-вэй) и поучает без посредства слов» (2, 10).

В конечном счете, даос постоянно устремлен к единственной образцовой модели — дао. Между тем, дао обозначает конечную реальность, таинственную и неуловимую, fans et origo [источник и начало] всякого творения, основу всякой экзистенции. Анализируя его космогоническую функцию, мы уже отмечали невысказанность как характерную черту дао. Первые же строки «Даодэцзин» утверждают: «Дао, которое можно выразить словом, — не перманентное дао» (1, 1). По сути, здесь сказано, что дао, о котором говорит Лао-цзы и которое представляет собой регулирующую модель даоса, не есть чан дао (Перманентное, Высшее дао)65. Высшее дао выходит за пределы бытия, оно трансцендентно и, следовательно, недоступно восприятию. Ни Лао-цзы, ни Чжуан-цзы не пытались доказывать его существование, и эту позицию разделяют, как известно, многие мистики. Очевидно, «Темное, еще более темное, чем сама Тьма

64«Стоит лишь всем в Поднебесной познать, что прекрасное прекрасно — и оно уже зло! Стоит познать, что добро есть добро — и оно уже не добро!... Длинное с коротким дают друг другу тело. Высокое с низким друг к другу тянутся» (2, 1-2, 5-6). — перевод И. Лисевича.

65«Или лучше «Таинственное» (Стань), а еще лучше "Темное, еще более темное, чем сама Тьма кромешная", потому что не найти термина для углубления тайны» (Кальтенмарк, стр. 45).

29

кромешная», относится к специфическому даосскому опыту экстаза, к которому мы еще вернемся. Лао-цзы, стало быть, говорит о дао «вторичном», ограниченном, хотя и оно столь же неуловимо. «...Смотрю на него — и ничего не вижу. Вслушиваюсь — и ничего не слышу. Ничего не нахожу — лишь неделимое...

Оно невидимо и не может получить имени» (гл. 14)66. Но за известными образами и метафорами проступают многозначительные конструкции. Как мы уже показали (стр. 21), «вторичное дао» названо «матерью Поднебесной» (гл. 25 и 52). Ее символами являются бессмертные «Дух долины» и «Сокровенное Женское», которое не умирает67. Образ долины внушает мысль о пустоте и в то же время о вместилище вод, а значит — о жизнетворящей силе. Пустота ассоциируется как с зарождением и материнством, так и с отсутствием осязаемых свойств (характерный признак дао). Образ тридцати спиц, сходящихся «в пустоте» — в отверстии ступицы, подсказывает особенно богатую символику: «невидимая благодать вождя, привлекающая к нему все существа, верховная Единица, располагающая вокруг себя множества»; но также и даос, который, «будучи пустотой, т.е. очистив себя от страстей и желаний, целиком наполнен дао» (Кальтенмарк, стр. 55)

Сообразовываясь с моделью «вторичного» дао, адепт реанимирует и усиливает в себе женское начало, в первую очередь, «слабость, смирение, несопротивляемость»: «Познай мужественность, но предпочти женственность, и ты сделаешься руслом Мира. Когда ты сделаешься руслом Мира, высшее дэ пребудет с тобой, и ты снова вернешься в младенчество» (28, 1-2). Даос, с известной точки зрения, стремится обрести качества андрогина, древний идеал человеческого совершенства68. Интеграция обоих полов облегчает возврат в детство, т.е. к «самому началу» индивидуального существования, а такой возврат определяет возможность периодического обновления жизни. Теперь становится понятней желание даоса вернуть первоначальное положение, существовавшее «в самом начале». Ведь для него витальная полнота, естественность и благодать даны единственно при «сотворении», или при новой эпифании жизни69.

66В другом отрывке дао представлено как «нечто неосязаемое, неразличимое», в чьем средоточии, однако, «есть Образы, Существа, Плодородные эссенции и эссенции духовные» (гл. 21).

67Выражение Сокровенное Женское «напоминает о таинственной плодовитости дао — оно связано с образом долины, впадины, провала в горах» (Кальтенмарк, стр. 51). Об этом аспекте дао см. статьи Ellen Marie Chen, в

первую очередь — Nothingness and the Mother Principle in Early Chinese Taoism.

68См.: Eliade. Méphistophélès et l'androgyne, p. 128 sq.

69Речь идет, конечно, об обшей идее, разделяемой всеми традиционными обществами: совершенство связано с началом цикла (космического или «исторического»), а «упадок» начинает ощущаться довольно скоро.

30

Модель соединения противоположностей — это и есть дао, где в целокупности сосуществуют ян и инь. Мы уже видели (стр, 24), что с самых древних времен коллективная иерогамия юношей и девушек, представляющих ян и инь, периодически реактуализирует космическую и социальную цельность. И здесь даосизм вдохновляется религиозной архаикой и берет ее за образец. Важно добавить, что отношение даосов к женщине явно контрастирует с идеологией, господствовавшей в феодальном Китае.

Панкитайская идея космического кругооборота играет важную роль в «Даодэцзин». Дао «движется по всему миру, никогда не останавливаясь» (гл. 25). Жизнь и смерть всех существ равным образом объясняются чередованием ян и инь: ян стимулирует витальную энергию, а инь приводит к покою. Однако мудрец надеется преодолеть универсальный ритм жизни и смерти: пестуя в своем существе Пустоту, он оказывается вне кругооборота. Как объясняет Лао-цзы: «в нем [мудреце] нет места для смерти» (50, 13). «Тот, кто полон дэ, похож на новорожденного младенца» (55, 1). Даосам были известны многочисленные технические приемы продления жизни и даже обретения «физического бессмертия». Поиски долголетия являются частью поисков дао. Но сам Лао-цзы, как представляется, не верил ни в физическое бессмертие, ни в бессмертие души вне человеческого тела. Во всяком случае, « Даодэцзин» не высказывается определенно по этому вопросу70.

Чтобы взглянуть на проблему в ее подлинном контексте, вспомним, что экстатическая техника даосов генетически восходит к шаманизму71. Известно, что когда шаман впадает в транс, душа его покидает тело и блуждает в космических сферах. Вот что рассказывает Чжуан-цзы: однажды Конфуций наткнулся на Лаоцзы,«который был совсем недвижимым и не подавал никаких признаков жизни». Прождав некоторое время, Конфуций обратился к старцу: «Или меня обманывают мои глаза, — сказал он, — или это и в самом деле так? В один миг, Учитель, ваше тело стало как высохший обломок дерева, вы, казалось, покинули этот мир и людей и обосновались в неприступном одиночестве». «Да, — отвечал Лао-цзы, — я в путешествии к Истоку всех вещей». Как замечает Кальтенмарк (стр. 82), выражение «путешествие к Истоку вещей» обозначает главное в мистическом опыте даоса. Это экстатическое путешествие представляет собой возвращение к «началу» всего сущего; избавляясь от времени и пространства, дух обретает вечное настоящее, которое превосходит жизнь и смерть. Речь идет о переоценке

70Kaltenmark. Ор. cit., р.82; ср.: Ellen Marie Chen. Is there a Doctrine of Physical Immortality in the Tao te Ching?

71См.: Granet. La pensée chinoise, p. 501 sq.; Eliade. Le Chamanisme, p. 350 sq.

31

и углублении шаманского экстатического состояния. Впадая в транс, шаман также преодолевает время и пространство: он взлетает к Центру Мира, он оказывается в том золотом веке, до «падения», когда люди