и отвергает все ее нормы и институции. Внутренняя свобода, добытая путем знания, в гнозисе, позволяет ему свободно располагать собой и действовать по своему усмотрению. Гностик входит в элиту («отбор», произведенный Духом). Он принадлежит к разряду пневматиков, или «духовных» — «совершенных», «царских сынов», — лишь они одни будут спасены17. Совсем как риши, саньяси и йогины, гностик чувствует себя свободным от законов, управляющих обществом: он находится по ту сторону добра и зла. И если продолжать сравнение с индийским контекстом, то сексуальным техникам и оргиастическим ритуалам тантрических школ «левой руки» (ср. том III) соответствуют оргии гностических либертинских сект и прежде всего, фибионистов18.

16Орфико-пифагорейскую идею о воплощении души как наказании, в сочетании с библейским мифом о падении Ангелов, заимствовали христианские или близкие к христианству гностики (Валентин, Маркион, Вардесан), а также Мани, автор «Korē Kosmou» и, возможно, Ориген. Что же касается нисхождения души «по доброй воле», тому виной либо ее «нарциссизм» (душа пленилась собственным образом, отраженным в мире материального), либо ее честолюбие. Такую концепцию разделяют Нумений Апамейский, автор «Поймандра»,

Плотин; ср. справочный материал, собранный в: E.R. Dodds. Pagan and Cristian in an Age of Anxiety, pp. 23-24.

17Вторая разновидность, психики, включает в себя тех, кто обладают душой (psyche) и, как таковые, способны испытывать тягу к горнему миру, но у них отсутствует дух (pneuma). Наконец, третья разновидность, плотские (соматики или гилики), всецело погружены в материальное и обречены на исчезновение. Из-за суетности этих двух категорий людей необходимо, чтобы учение сохраняло свою эзотеричность и передавалось тайно.

18Куда больше, нежели о критике или несогласии, здесь речь идет о бунте... упрямом, яростном, имеющем важное значение и далеко идущие последствия: бунте против человеческого удела, против самого бытия, мира и даже Бога. И этот бунт может как привести к концу концов — к eversio, revolutio, к перевороту в положении вещей, к взаимообращению идей левых и правых, внутренних и наружных, низших и высших, так и к нигилизму: нигилизму «гностиков-либертинцев», которые нарушают все естественные и нравственные законы, злоупотребляют своим телом и всем на свете, дабы все унижать, истощать, отвергать и разрушать; к нигилизму какого-нибудь Василида, для которого любое существо, любая вещь, сам универсум, взятый во всей полноте своего становления, предназначены к тому, чтобы обрести в ночи "Великого Неведения", в мире

"небытия" свое окончательное завершение» (H.-Ch. Puech. En quête de la Gnose, vol. 1, p. XXII).

316

§229. От Симона Волхва к Валентину

Христианские апологеты изобличают в Симоне Волхве первого еретика и предтечу всех ересей. Согласно

некоторым историкам, Симон не гностик stricto sensu, но его адепты стали таковыми после катастрофы 70

г.19

Апостол Петр столкнулся с симоновским движением в Самарии, где Симон проповедовал «Всемогущество Господа, называемого Великим»20. Действительно, сам он почитался как «перво-бог», а его сподвижница, Елена, подобранная Волхвом в каком-то притоне Тира, считалась последним из павших воплощений божественной «Мысли» (Ennoia); выкупленная Симоном, Елена-Ennoia, стала средством вселенского искупления. Симон Волхв интересен для историков религии как создатель культа Елены и инспирированной ею мифологии. Союз «волхва» и блудницы обеспечивает вселенское спасение, так как, в действительности, это союз представляет собой воссоединение Бога и Божественной премудрости.

Память об этой эксцентричной паре скорее всего навеяла легенду о Фаусте, архетипе чародея. Симон, действительно, пользовался в Риме известностью как Faustus («Избранник»), а Елена, сподвижница его, была в предыдущем существовании Еленой Троянской. Но в первые столетия христианской эры имела хождение история о серьезной распре, касающейся главным образом волхва и апостола Петра. По легенде, будучи в Риме, и собрав большую толпу зевак, Симон объявил о своем вознесении на Небо, но по молитве апостола жалким образом низвергнулся вниз.

По многим причинам поучителен пример Маркиона. Он родился около 85 года в Понте; будучи сыном епископа Синопского, он придерживался обычаев ортодоксального христианства, но чрезмерно развивал павлинистский антииудаизм. Маркион отвергает Ветхий Завет и устанавливает собственный канон, сведенный к Евангелию от Луки и Посланиям ап. Павла, к чему он присовокупляет сборник «Antitheses», в котором излагает основы своего богословия. Ок. 144 г. Маркион тщетно пытается снискать одобрения пресвитеров в Риме. Отлученный

19Ср.: R.M. Grant. Gnosticism and Early Christianity, p. 70 sq.; J. Daniélou. Nouvelle histoire de l'Eglise, p. 87.

20Деян 8:10. Однако неочевидно, что Волхв и Симон Деяний — это одно и то же лицо; ср.: Jonas. The Gnostic Religion, p. 103.

317

от церкви, он продолжает разрабатывать свое учение, не изменяя его радикализма, и закладывает основы истинной Церкви. Превосходному организатору, ему удалось обратить большое число христианских общин в бассейне Средиземноморья. Новое богословие имело значительный успех и по этой причине беспрестанно подвергалось нападкам ортодоксальных писателей. Однако с середины III в. маркионизм на Востоке приходит в упадок и исчезает менее чем за столетие.

Маркион разделяет основы гностического дуализма, не разделяя, правда, его апокалиптической направленности. Его дуалистическая система противополагает Закон и Право, установленные

Ветхозаветным Богом-творцом, Любви и Евангелию — откровениям Благого Бога. Последний посылает своего сына, Иисуса Христа, освободить людей от рабства Закона. Иисус воплощается в теле, которое, не будучи материальным, способно чувствовать и страдать. В своей проповеди Иисус славит Благого Бога, но избегает уточнения, что речь идет не о Ветхозаветном Боге. Тем не менее именно из проповеди Иисуса Яхве узнает о существовании некоего трансцендентного Бога. И в отмщение предает Иисуса его гонителям. Но смерть на кресте несет спасение, так как своей жертвой Иисус выкупает человечество у Бога-творца. Все же мир остается во власти Яхве, и «верные» будут подвергаться гонениям до скончания века. Только тогда откроет себя Благой Бог: он соберет «верных» в Царствии Своем, а все прочие, весь их мир и Бог-творец, будут уничтожены.

Другой самаритянин, по имени Менандр, ввел гностическое учение в Антиохии. Он называл себя Искупителем, сошедшим с небес, дабы спасти людей (Иринией.«Adversus haereses», I, 23, 8). Крещеные им становились «превыше ангелов». Его духовный наследник, Саторнил (который подвизался в Антиохии прибл. между 100 и 130 гг.) противопоставлял сокрытого Бога Богу иудеев, всего лишь набольшему у анге- лов-творцов. Он порицает институт брака, объявляя его сатанинским делом (Ириней, I, 24, 2). В его богословии главенствует дуализм. По Иринею, Саторнил первым заговорил о двух категориях людей: тех, кто причастен, и тех, кто не причастен к небесному свету.

Серинтий, иудео-христианин, современный Иоанну (Ириней, Ш, 3, 4), учит, что мир был сотворен демиургом, не знавшим истинного Бога; вот первое проявление гностицизма stricto sensu. По Серинтию, Иисус — это сын Иосифа и Марии; при его крещении Христос снизошел на него в виде голубя и открыл ему Неведомого Отца, а потом, перед Страстями, снова вознесся к Богу-Отцу (Ириней, I, 28).

Иудео-христианский гностицизм, распространенный в Азии и Сирии, проник и в Египет. Серинтий поселился в Александрии, где ок. 120 г. Карпократ обнародовал сходное учение: Иисус является сыном

318

Иосифа, но его освятила «сила небесная» (Ириней, I, 23, 1). Тот, кого осенит эта сила, становится равным Иисусу и могущим совершать те же самые чудеса. Специфической чертой карпократовского гнозиса является его радикальный аморализм; «кажется, что он поднял гностический мятеж не только против иудейского Бога, но и против закона»21. Василид, другой александриец, современник Карпократа, дает первый синтез учений, проповедуемых адептами Симона Волхва. Он разрабатывает пространную и сложную космологию гностического толка, умножая в умозрении небеса и правящих ими ангелов: он насчитывает их 36522. Василид полностью отвергает иудейский Закон: Яхве является лишь одним из ангелов-творцов мира, хоть и ищет над последними власти и стремится их всех себе подчинить {Ириней. I, 24, 4).

Самым значительным учителем-гностиком был, вне всякого сомнения, Валентин, один из величайших богословов и мистиков своего времени. Родившийся в Египте и получивший образование в Александрии, он учительствовал в Риме между 135 и 160 гг. Но из-за того, что ему не удалось получить епископский сан, он порвал с Церковью и покинул Город23. Разрабатывая свою грандиозную систему, Валентин ставит перед собой цель объяснить существование зла и падение души не с точки зрения дуализма — т.е. вмешательством антибога, — но как драму, произошедшую внутри самого божества. Невозможно вкратце передать блестящий и смелый валентинианский синтез. Но краткий пересказ, тем не менее, имеет свои преимущества: можно опустить длинные генеалогии, «эманации» и «проекции», приводимые с натянутой монотонностью, дабы указать на корни и объяснить природу драматического события, затронувшего все реальности, космические, жизненные, душевные и духовные24.

Согласно учению Валентина, Отец, абсолютный и трансцендентный первопринцип, невидим и непостижим. Он сочетается со

21Jean Daniélou. Nouvelle histoire de l'Eglise, 1, p. 96.

22См. тексты и комментарии в: Leisegang. La Gnose, p. 143 sq. Ср. также ремарки по тема в: Grant. Gnosticism and early Christianity, p. 142 sq.

23Прибл. до 1950 г. единственными источниками по валентинианскому богословию были отрывки и выдержки, дошедшие до нас в произведениях Иринея, Климента Александрийского и Ипполита, которые сами, впрочем, пользовались в основном трудами его (Валентина) учеников. Но Евангелие Истины, найденное в Наг Хаммади, хотя и не принадлежит перу Валентина, бесспорно, представляет его мысль. Другие тексты из Наг Хаммади (например, «Трактат о Трех Природах» и «Послание Регию по поводу воскресения») относятся к валентинианской школе.

24Притягательность целого ряда таких «родословных» и всевозможных длиннот является характерной чертой этого времени. Тенденция множить промежуточные этапы и посредников между Абсолютом и разными категориями реальности обнаруживается не только у философов (например, у Плотина), но и у писателейгностиков — главным образом, у Василида, Валентина, Мани; эта тенденция стала навязчивым клише.

319

своей супругой, Мыслью (Ennoia), и порождает 15 пар эонов, в целокупности составляющих Плерому25. Последний из эонов, София, ослепленная желанием познать Отца, вызывает кризис, в результате чего рождаются зло и страсти. Изгнанная из Плеромы, София и ее уродливые творения порождают низшую мудрость. В горнем мире сотворяется новая пара, Христос и его женская половина, Святой Дух. Наконец, восстановленная в своем изначальном совершенстве, Плерома порождает Спасителя, также названного

Иисусом. Нисходя в дольние миры, Спаситель создает «невидимую материю» с гилическими (материальными) элементами, происходящими из низшей Мудрости, а из душевных элементов он создает Демиурга, т.е. Бога Бытия. Последний не знает о существовании горнего мира и считает себя единственным Богом. Он творит материальный мир и соделывает, одушевляя их своим дыханием, две категории людей, «гилических» (вещественных) и «психических». Но духовные элементы, происходящие из высшей Sophia, вводят себя в дыхание Демиурга без его ведома и порождают род «пневматиков»26. Для того, чтобы спасти эти духовные частицы, ставшие пленницами материи, Христос спускается на землю и, не воплощаясь в собственном смысле этого слова, открывает освободительное знание. Так, пробужденные гнозисом, пневматики, и только они, возносятся к Богу.

Как отмечает Ханс Йонас, в системе Валентина материя обладает духовным происхождением и объясняется божественной историей. Материя, по сути, является неким состоянием или «страстью» абсолютного Существа, а в более точном смысле — «застывшей внешней экспрессией» этого состояния. Неведение («слепота») Софии — вот первопричина существования Мира27 — идея, напоминающая индийские концепции (разделяемые различными школами веданты и санкхья-йоги). И совсем как в Индии, неведение и ведение характеризуют два типа онтологий. Ведение, знание, составляет первоначальное условие Абсолютного; неведение — это следствие разлада внутри Абсолюта. Но спасение, обретаемое в знании, равнозначно космическому событию (ср.: Jonas, p. 175). Спасение последнего «пневматика» будет сопровождаться уничтожением мира.

25Термин Плерома ( pleroma, «полнота») означает духовный мир, обращающийся вокруг изначального божества; он создан целокупностью эонов.

26Это объясняет наличие трех разновидностей людей — концепцию, разделяемую всеми гностиками; ср. §228.

27Hans Jonas. Thе Gnostic Religion, p. 174.

320

§230. Гностические мифы, образы и метафоры

Амнезия (т.е. утрата собственной идентичности), сон, опьянение, оцепенение, плен, падение, тоска по утраченной родине выстраиваются в ряд типично гностических символов и образов, несмотря на то, что придумали их вовсе не учителя-гностики. Обратившись к Материи и желая познать плотские утехи, душа теряет себя. «Она забывает о своей родине, своем подлинном источнике, о своей вечной сущности»28. Самый драматический и трогательный образец гностического мифа об амнезии и анамнезе представляет собой «Гимн о Жемчужине», дошедший до нас в Деяниях Фомы. Некий принц приезжает с Востока в Египет на поиски «прекрасной жемчужины, которая укрыта посреди моря, море обвито змеем, змей издает громкий шип». В Египте его берут в плен местные жители, кормят своей едой, и принц забывает, кто он и что он. «И забыл я, что был царским сыном, и служил я их царю; забыл я о жемчужине, за которой послали меня родители мои, и под действием пищи их впал я в глубокий сон». Но родители принца узнали о том, что с ним произошло, и послали ему письмо. «Пробудись, восстань ото сна и услышь слова послания нашего. Вспомни, что ты — царский сын. Взгляни, в какое рабство ты впал. Вспомни о жемчужине, ради которой послан был ты в Египет». Письмо прилетело в образе птицы-орла, опустилось на принца и превратилось в слово. «От голоса и от шелеста я пробудился и восстал ото сна. Я подобрал письмо, облобызал, сорвал печать, прочел (...). Вспомнил я, как был сыном царственных родителей (...) Вспомнил я о жемчужине, ради которой послан был я в Египет, и принялся заклинать змея, издававшего громкий шип. Я усыпил его, закляв,

затем произнес над ним имя отца своего, унес жемчужину и почел себя должным вернуться в родительский дом»29.

Вот миф о «Спасенном Спасителе», Salvator salvatus, в наиудачнейшем варианте. Добавим, что для каждого мифологического мотива в различных гностических текстах можно найти свои параллели30. Море и Египет

— это общепринятые символы материального мира, в который погружается человеческая пленница-душа и сам призванный освободить ее Спаситель. Нисходя по «небесам», герой совлекает с себя «светоносные ризы» и облачается во «вретище», уподобляясь местным жителям; это «плотяные ризы», тело, в которое он воплощается. В мо-

28Учение поздней гностической секты, арранитов; ср.: Jonas. Ор. cit., р. 63.

29Этот текст переведен и прокомментирован, помимо прочих авторов, у: Н. Leisegang. La Gnose, pp. 247-48;

Jonas. Ор. cit., pp. 112-124; R.M. Grant. Gnosticism. A source book, p. 116 sq.

30Йонас приводит параллели терминам вретище и небесные ризы, змей, послание и вознесение; ср.: Ор. cit.,

р. 116 sq.; см. также: Н.-Сh. Puech. En quéte de la Gnose, II, р. 118 sq. — Annuaire du Collège de France, 1962-

321

мент вознесения он встречает светоносные ризы, «подобные ему самому», и понимает, что этот «двойник» и есть его подлинное «Я». Встреча с трансцендентным «двойником» напоминает иранскую концепцию небесного образа души, daēnā, встречающей покойного на третий день после его смерти (ср. т. I, § 111, с библиографией). Как отмечает Йонас, открытие этого трансцендентного начала в самом Себе составляет главный элемент гностической религии31.

Тема амнезии, вызываемой погружением в «Жизнь» (Материю), и анамнеза, достигаемого благодаря поступкам, песнопениям или словам некого «вестника», встречается также в средневековом индийском фольклоре. Одна из самых известных легенд отображает потерю памяти Машьендранатом. Этот йогин влюбился в одну царицу, поселился в ее дворце, совершенно забыв, кто он такой, или, по другой версии, оказался в плену у женщин «страны Кадали». Узнав о пленении учителя, его ученик Горакнат предстает перед Машьендранатом в образе танцовщицы и начинает плясать, распевая загадочные песни. Постепенно учитель вспоминает, кто он: осознает, что «путь плоти» ведет его к смерти, что. его «забытье», по сути, является забвением собственной подлинной бессмертной природы и что «чары Кадали» — не что иное, как мираж профанной жизни. Горакнат объясняет ему, что это богиня Дурга вызвала «забытье», которое чуть не стоило ему бессмертия. Чары эти, добавляет он, означают вечное проклятие неведения, наброшенное «Природой» (т.е. Дургой) на человеческое существование32.

Истоки этой фольклорной темы восходят к эпохе упанишад. Можно припомнить аналогию из «Чхандогьяупанишады» (человек, которого похитили злодеи и, завязав ему глаза, увели далеко от родного города) и толкование Шанкары: похитители и повязка на глазах означают неведение и иллюзию, снимающий повязку

— это Учитель, открывающий подлинное знание; дом же, в который удалось вернуться пленнику, означает его атмана, подлинное «Я», идентичное Абсолютной Сущности, Брахману (ср. выше, §136). Санкхья-йога дает аналогичное положение: Сам (пуруша) является «посторонним», у него нет ничего общего с Миром (пракрити). Как и для гностиков, Сам (Дух, рпеита) — это одинокий, бесстрастный и бездеятельный созерцатель спектакля жизни и истории (ср. §136 и сл.).

31Ор. cit., р. 124. В Евангелии от Фомы Иисус (речение 84) говорит ученикам: «Как только вы увидите ваши образы, встающие перед вами, которые не мертвы, не живы, как же велико будет то, что вы испытаете» (перев. Puech). «Образ» (eikōn), т.е. Сам, трансцендентное «Я», описан также, как «ангел»; ср. Puech. Op.cit., pp. 130 sq., 142 sq. Встречу трансцендентного «Я» с «ангелом» можно уподобить незабываемому опыту единения атман-брахман.

32Ср.: Eliade. Le Yoga, p. 311 sq.

322

Взаимовлияния, в том или ином смысле, не исключены, но, вероятнее всего, мы имеем дело с параллельными духовными течениями, возникшими в кризисный момент, много веков назад, в Индии (упанишады), в Греции и в Восточном Средиземноморье (орфизм и пифагорейство), в Иране и в эллинистическом мире. Большинство образов и метафор, используемых авторами-гностиками, имеют славную историю и даже предысторию — и очень широко распространены. Один из излюбленных образов

— это образ сна, уподобляемый неведению и смерти. Гностики утверждают, что люди не только спят, но и предпочитают спать. «Отчего все вы так любите сон и спотыкаетесь вместе с теми, кто спотыкается?» — спрашивает Ginzā33. «Да восстанет спящий от крепкого сна» — написано в Апокалипсисе от Иоанна34. Тот же мотив, как мы увидим, существует в манихействе. Но формулировки его не являются монополией авторов-гностиков. Послание к Ефессянам (5:14) содержит такую анонимную цитату. «Встань, спящий, и воскресни из мертвых и осветит тебя Христос». Поскольку сон (Hypnos) — близнец Танатоса (Смерти), и в Греции, и в Индии, так же, как и у гностиков, слово «будить» имело «сотериологическое» значение в широком смысле слова (Сократ «пробуждает» своих собеседников, подчас против их воли).

Речь идет об архаической и повсеместно распространенной символике. Победа, одержанная над сном, и продолжительное бодрствование представляют собой весьма типичное инициатическое испытание. В некоторых австралийских племенах тем, кому предстоит инициация, либо запрещено спать в течение трех дней, либо, по крайней мере, ложиться до рассвета35. Можно напомнить о печально провалившемся инициатическом испытании знаменитого героя Гильгамеша: он не смог побороть сон и так упустил возможность обрести бессмертие (ср. §23). В северо-американском мифе, схожем с историей Орфея и Эвридики, одному человеку удалось спуститься в Ад, где он находит свою недавно умершую супругу. Владыка Ада обещает, что даст ему вывести жену обратно на землю, если он сумеет прободрствовать всю ночь. Но, не справившись с этим дважды (даже поспав днем, чтобы не устать), человек не смог прободрствовать до рассвета36. Очевидно, что «не спать» означает не только победу над физической уста-

33Цитата приведена в: Jonas. Ор. cit., р. 70. В другом контексте Ginzā повествует о том, как Адам восстал ото сна и возвел очи к месту «света»; ср.: Jonas. p. 74.

34Ср.: J. Doresse. Les livres secrets des gnostiques d'Egypte, I, p. 227. «Я глас, что пробуждает ото сна в Эоне ночи». Так начинается фрагмент гностического текста, сохраненный Ипполитом (Refut. V, 14,1).

35Eliade. Naissance mystiques, p. 44.

36Ср.: Eliade. Le Chamanisme, p. 281 sq.

323

лостью, но и, прежде всего, доказательство духовной силы. Оставаться «бдящим», быть в полном сознании означает присутствовать в духовном мире. Иисус непрестанно призывает своих учеников бодрствовать (ср., например, Мф 24:42). Гефсиманская ночь обретает трагическую окраску из-за неспособности учеников бодрствовать с Иисусом (ср. §219).

В гностической литературе неведение и сон в равной степени обозначены термином «опьянение». Евангелие Истины сравнивает того, «кто обладает знанием», с человеком, который, «проснувшись в похмелье, трезвеет, возвращается к самому себе, и снова говорит то, что подлинно свойственно ему»37.