Мы еще вернемся к проблеме сохранения в европейском фольклоре XX в. персонажей и сценариев, известных по еврейским, христианским и еретическим апокалипсисам и апокрифам (см. том III). Живучесть этой категории архаических традиций говорит об их важном месте в религиозном универсуме сельского населения. В высшей степени знаменательно, например, что один из мотивов, часто появляющихся в мандеизме и манихействе, но чье происхождение, возможно, нужно искать в Сибири, продолжает играть важную роль в мифологии смерти и в похоронной обрядности румын и других народов Восточной Европы. В мандейских и манихейских документах говорится о «таможнях» на каждом из семи небес и о «таможенниках», которые досматривают «товары» души (т.е. ее религиозные деяния и заслуги) во время ее путешествия по небесам21. Так, в религиозном фольклоре и похоронной обрядности румын есть упоминание о «дороге смерти» через семь «воздушных застав» («văntile văzduhului»).

Приведем и некоторые иранские символы и сценарии, вошедшие как в христианское богословие, так и в христианскую мифологию. Иранская идея телесного воскресения пришла вместе с иудаистским наследием. «Сравнение воскресающего тела с небесной одеждой, несомненно, заставляет вспомнить об одеяниях, которым уделяется много внимания в маздеизме. А то, что тела праведников засияют, лучше все-

18О «космическом христианстве» см. нашу книгу De Zalmoxis à Gengis-Khan, ch. 7, особ. p. 211 sq., и том III

настоящей работы.

19Некоторые ученые называют этот миф «космогоническим нырком»; мы рассматриваем его в: Zalmoxis, ch. 3, pp. 81-130.

20Например, во Франции; см.: Paul Sébillot. Folklore de France (1905), p. 182.

21См. также тексты, приведенные Гео Виденгреном: Mesopotamian Elements in Manicheism, p. 82 sq. («The Customers and the Merchandise») и R. Murray. Symbols of Church and Kingdom, pp. 174 sq., 247 sq.

342

го объясняется персидским культом света»22. Звезда или столб света над пещерой — образы, присутствующие в сцене Рождества Христова, — были заимствованы из иранского (парфянского) сценария рождения космократа-искупителя. В Протоевангелии Иакова (18:1) говорится о слепящем свете, заполнившем пещеру в Вифлееме; когда он начал убывать, появился младенец Христос. По смыслу это то же самое, что сказать: свет «единосущен» Иисусу или же есть одна из его эпифаний.

Однако в эту легенду анонимный автор «Opus imperfection in Matthaeum» внес новые элементы. По его словам, вблизи «Горы побед» жили двенадцать волхвов. Им было известно откровение Сета о пришествии Мессии, и каждый год они взбирались на гору, где была пещера с источниками и деревьями. Там они молились Богу три дня, ожидая появления Звезды. Она, наконец, появилась, приняв форму младенца, и младенец повелел им идти в Иудею. Волхвы отправились в путь и два года шли за звездой. Возвратясь домой, они рассказали о чудесном ребенке, которого видели, и когда в их страну пришел апостол Фома, попросили его окрестить их23.

Эта легенда, с весьма характерными добавлениями, появляется и в сирийских «Хрониках Зукнина». Из нее мы узнаем, что двенадцать «мудрецов» пришли из земли «Шир» (искаженное «Шиз», место рождения Заратустры). «Гора побед» соответствует иранской космической горе, Хара Барзайти, т.е. axis mundi, соединяющей землю с небом. Следовательно, Сет прячет книгу с пророчеством пришествия Мессии в Центре Мира, и именно там Звезда выступает провозвестницей рождения космократа-искупителя. А согласно иранской традиции, хварэна, сияющая над священной горой, есть знак того, что Саошьянт, искупитель, чудесным образом родился из семени Заратустры24.

§238. Расцвет богословия

Как мы уже говорили, главное в христианском богословии, сформировавшемся в период кризиса гностического мировоззрения, — это его верность Ветхому Завету. Ириней, один из самых ранних и влиятельнейших христианских богословов, считает, что Искупление — т.е. воплощение Иисуса Христа — это продолжение и завершение дела, начатого сотворением Адама и прерванного грехопадением. Христос повторяет экзистенциальный путь Адама, дабы избавить человечество от

22J. Duchesne-Guillemin. La religion de l'Iran ancien, p. 265.

23Patrologia Graeca, LVII, col. 637-38; см. также: Eliade. Méphistophélès et l'androgyne, p. 61 sq., с

библиографией.

24 См.: ibid, p. 62-64.

343

последствий греха. Но если Адам — это прототип падшего человечества, обреченного на смерть, то Христос

— это создатель и идеальный представитель нового человечества, благословленного обещанием бессмертия. Ириней ищет и находит антитезы-параллели между Адамом и Христом: первый сотворен из нетронутой земли, второй рожден девственницей; Адам ослушивается и ест плод запретного дерева, Христос повинуется и приносит себя в жертву на дереве-Кресте и т.п.

Доктрину повторения можно истолковать как попытку, с одной стороны, впитать библейское откровение во всей его полноте, а с другой — объяснить Боговоплощение осуществлением этого откровения. Еврейские обрядовые постановления остаются действенными для первых вариантов священного календаря, т.е. календаря литургического времени, но там всегда присутствует и христологическое novum. Юстин называет

воскресенье «первым днем», тем самым связывая его и с Воскресением, и с сотворением мира.

Эта попытка подчеркнуть универсальность христианской вести через сближение ее со священной историей Израиля — единственной истинно универсальной историей — сочетается со стремлением усвоить греческую философию. Теология Логоса — точнее, таинство его Воплощения — открывает такие перспективы для философского осмысления, для которых горизонты Ветхого Завета были узки. Но эта смелая инновация таила в себе опасность. Докетизм, одна из самых первых ересей, гностическая по происхождению и по своей структуре, ярко иллюстрирует противодействие идее Воскресения. Докеты (от греческого dokeō — казаться) не допускали, что Искупитель мог принять унижение воплощением и страданием на Кресте; согласно их взглядам, Христос казался человеком, потому что принял человеческий облик. Другими словами, страсти и смерть испытал кто-то другой (человек по имени Иисус или Симон из Кирены).

И однако Отцы Церкви были правы, яростно защищая учение о воплощении. С точки зрения истории религий, воплощение представляет собой последнюю и самую совершенную иерофанию: Бог полностью воплощается в человеческое существо, конкретное и одновременно историческое (т.е. действующее в рамках определенной и необратимой исторической темпоральности), но не ограничивает себя его телом (так как Сын единосущен Отцу). Можно даже сказать, что kenosis [страдальчество] Иисуса Христа не только увенчивает все иерофании, происходившие с начала времен, но и оправдывает их — доказывает их общезначимость. Признать возможность воплощения Абсолюта в исторической личности значит в то же самое время признать действенность всеобщей диалектики священного; другими словами — признать, что бесчисленные дохристианские поколения не были жертвой

344

иллюзии, когда говорили о присутствии священного, т.е. божественного, в космических объектах и ритмах*88.

Проблемы, поднятые учением о воплощении Логоса, снова возникают, но в более острой форме, в богословии Троицы. Богословские спекуляции, разумеется, имели своим источником опыт христианской веры. С первых времен существования Церкви христиане знали Бога в трех лицах: Отца — творца и судью, открывшего себя в Ветхом Завете; Господа Иисуса Христа — Воскресшего, и Святого Духа, в чьих силах было обновить жизнь и установить Царство Божие. Но в начале IV в. александрийский священник Арий выдвинул более последовательное и философское толкование Троицы. Арий не отвергает Троицы, но отрицает единосущность ее божественных лиц. Бог для него — один и не сотворен; Сын и Святой Дух сотворены Отцом, следовательно, они ниже его. У Ария мы видим, с одной стороны, элементы учения о Христе-Ангеле, т.е. отождествление Христа с архангелом Михаилом (учение, зафиксированное в Риме в начале II в.), а с другой — тезисы Оригена, где Сын представляется второстепенным божеством. Интерпретация Ария имела некоторый успех, даже у епископов, но на Никейском соборе 325 г. был принят символ веры, отвергающий арианство. У теологии Ария нашлись, однако, довольно могущественные защитники, и споры по ее поводу тянулись более полувека25. Доктрину единосущности (homoousios) Отца и Сына развил Афанасий (ум. 373 г.), а краткую формулировку ей дал Бл. Августин: una substantia — tres personae. Все это было не просто богословскими спорами — догмат о Троице имел важнейшее значение для всех верующих. Ибо если Иисус Христос — всего лишь второстепенное божество, то как можно веровать в его способность спасти мир?

Догмат о троичности божества не переставал порождать вопросы: начиная с эпохи Возрождения, философырационалисты утверждали себя прежде всего заявлениями о своем неверии в Троицу (см. том III). И все же богословие Троицы, заставляя христиан вырываться за пределы повседневного опыта и обыденной логики, вызвала к жизни ряд смелых идей26.

Нарастающая тенденция к освящению, а затем и обожествлению Марии — результат, в основном, влияния народной набожности. К концу I в., времени появления Евангелия от Иоанна, Церковь уже признала религиозную значимость Марии. Иисус говорит своей матери с Креста: «Жено! се, сын твой [...]. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя»

25Окончательно побеждено арианство было в 388 г.

26С этой точки зрения его можно сравнить с метафизикой Нагарджуны (§189), каббалой и методикой мастеров дзэн (см. том Ш).

345

(Ин 19:26 и сл.). Значение Марии коренится в ее материнстве: она Deipara, «та, что рождает Бога». Этот термин впервые зафиксирован в начале III в., но когда монофизиты27 стали употреблять его в еретическом смысле, он был заменен на более понятный — Theotokos, «Матерь Божья». Она всегда — мать-дева, и на Эфесском соборе снова был провозглашен догмат о вечной девственности Марии28.

В этом случае мы также наблюдаем процесс ассимиляции и придания новой ценности архаической, широко распространенной религиозной идее. В сущности, богословие Марии, матери-девственницы, воспринимает и доводит до совершенства древние азиатские и средиземноморские концепции партеногенеза, способности самооплодотворения, которой обладали Великие Богини (например, Гера: см. §93). Мариология представляет собой трансфигурацию самого раннего и самого полнозначного преклонения перед религиозной тайной женственности, практикуемого с доисторических времен*89. В западном христианстве

Деву Марию отождествят с божественной Премудростью. В восточной церкви, наоборот, параллельно с теологией Theotokos разовьется учение о небесной Премудрости, Софии, в которую обратится женский персонаж — Святой Дух. Много веков спустя в восточной ветви христианства софианология будет играть для интеллектуальной элиты такую же роль, какую неотомизм сыграл в обновлении христианской философии на Западе.

§239. Между Sol Invictos и «In hoc signo vinces»

Как мы видели, император Аврелиан (270-275 гг.) верно оценил значение солярной теологии, монотеистической по своему строю, для поддержания единства империи. Он вернул бога Эмеса в Рим, но при этом постарался внести радикальные изменения в структуру и культ данного божества. Сирийские элементы были целенаправленно удалены, а служение божеству передавалось исключительно в руки римских сенаторов. Праздником Deus Sol Invictus был назначен день 25 декабря, «день рождества» всех восточных солярных божеств.

Универсалистскую природу солярного культа признали — или угадали — греки и римские поклонники Аполлона-Гелиоса, а также почитатели Митры и сирийского Ваала. Более того, среди философов и теософов было много приверженцев солярной разновидности монотеизма. Собственно, тенденция движения к монотеизму и универсализ-

27Еретическое движение (начало V в.), приверженцы которого полагали, что во Христе человеческое и божественное начала смешаны в единой сущности (physis).

28Однако лишь ок. 1000 г. догмат о непорочном зачатии Девы Марии принимают на Западе.

346

му, характерная для конца III в., становится преобладающей в IV в. Зачарованность идеей Одного и мифологией Единства иллюстрирует религиозный синкретизм многих явлений — таинств, христианской теологии Логоса, солярного символизма, относящегося одновременно к императору и к империи.

До своего обращения Константин (306-337 гг.) был приверженцем культа солнца и считал Sol Invictus фундаментом своей империи. Изображения солнца обильно украшали скульптуры, монеты и тексты надписей. Но в отличие от Аврелиана, для которого Sol Invictus был Верховным божеством, Константин считал солнце лишь самым совершенным символом Бога. Подчинение Солнца Верховному Богу стало, вероятно, первым следствием его обращения в христианство; но сама идея к тому времени уже была выражена неоплатоником Порфирием29.

Свидетельства по-разному описывают знак, увиденный Константином перед решающим сражением при Мильвийском мосту, в котором был убит его противник Максенций. Согласно Лактанцию, Константину «приснилось, что он должен начертать на щитах своих солдат небесный знак, а затем отправляться на бой. Он сделал, как было ему приказано, и нанес на щиты... вензель Христа» (De mortibus persecutorum 44). Но Евсевий, епископ Кесарии, в своей книге «Vita Constantini» (1.28-29) рассказывает другую историю. Константин якобы сказал, что «сразу после полудня, когда солнце только начало опускаться, он собственными глазами увидел в небе, над солнцем, крест из света, на котором было написано «Сим победи». Он и вся его армия были поражены этим зрелищем. .. Он стал думать, что же несет в себе это видение... и во сне перед ним явился Христос Бог с тем же самым знаком, который он видел на небе, и повелел ему сделать штандарт с этим знаком и брать его с собой для своей защиты во все сражения с врагами».

Подлинность таких рассказов окончательно еще не установлена, продолжаются и споры о том, является ли виденный Константином знак христианским или языческим30. Как бы то ни было, обращение Константина стало гарантией официальной христианизации Империи. Первые христианские символы начали появляться на монетах еще в 315 г., а последние языческие исчезли в 323 г. Церковь получает привилегированный судебный статус, благодаря которому государство признает законность решений епископального суда, даже по гражданским делам. Христианам отдаются высшие должности, а ограничительные меры против язычников увеличиваются в числе. При Феодосии Вели-

29Ср.: F. Altheim. La religion romaine antique, p. 323 sq.; idem. Der unbesiegte Gott, ch. 5.

30См. о современном состоянии исследований этого вопроса в: Benoit. Le Judansme et le Christianism antique, p. 308 sq.

347

ком (379-395 гг.) христианство становится государственной религией, язычество запрещается; гонимые превращаются в гонителей.

В действительности христианство доказало свою мощь и жизненную силу еще до обращения Константина. Ок. 300 г. в Антиохии и Александрии христианская община была самой большой и организованной из религиозных групп. Антагонизм между Церковью и Империей постепенно терял свою непримиримость. Последние апологеты, Лактанций (240 - ок. 320 гг.) и Евсевий Кесарийский (263 - ок. 339 гг.), заявили, что в христианстве — единственная надежда на спасение Империи.

Причин триумфа христианского учения много, и они разнообразны. Прежде всего, это непоколебимая вера и моральная сила христиан, их твердость перед лицом пыток и смерти — твердость, которой восхищались даже их злейшие враги: Лукиан из Самосаты, Марк Аврелий, Гальен, Цельс. Кроме того, христиане были чрезвычайно сплоченной общиной: они брали на свое попечение вдов, сирот, стариков и выкупали

пленников у пиратов. Во время эпидемий и осад только христиане ухаживали за ранеными и хоронили мертвых. Всем многочисленным неприкаянным, тем, кто страдал от одиночества и отчужденности, социальной или культурной, Церковь единственная давала надежду обрести себя, найти — или вернуть утраченный — смысл жизни. Так как не существовало ни социальных, ни расовых, ни интеллектуальных барьеров, любой мог войти в это парадоксальное сообщество с оптимистическим мировоззрением, где могущественный человек, камерарий императора, почтительно склонялся перед епископом, который когдато был его рабом. Весьма вероятно, что никогда прежде и никогда впоследствии в истории не существовало объединения людей, где царили бы такое равенство, милосердие и братская любовь, как в христианских общинах первых четырех веков новой эры.

Самой неожиданной инновацией, причем такой, которая имела значительные последствия для религиозной, культурной и социальной истории Европы, было монашество с его удалением от мира и чрезвычайно суровым аскетизмом31. Этот феномен появился в III в., и не только в Египте, как считалось до недавнего времени, но также, вполне самостоятельно, и в Палестине, Сирии и Месопотамии32. Св. Антоний стоял у истоков египетского монашества, но не кто иной, как Пахомий (ок. 290-347 гг.) основал монастырь (в котором к концу V в. жили примерно 7000 монахов) в Фиваидской пустыне. Как замечает Питер Браун, монахи добровольно выбирали «нецивилизованное окружение» —

31A.J. Festugière Les moines d'Orient, vol. 1, Culture et Sainteté; A. Vööbus. History of Asceticism in the Syrian Orient, vol. 1-2; J. Lacarrière. Les hommes ivres de Dieu.

32Это факт, что египетское монашество развилось за короткое время и, благодаря созданной им литературе, стало очень влиятельным.

348

пустыни и пещеры.33 Престиж, которым они пользовались, они заслужили, с одной стороны, победой над демонами и, с другой, владычеством над дикими зверями. Появляется новая идея: эти монахи, настоящие «святые», так могущественны, что повелевают дьяволами и влияют на волю Господа своими молитвами. Так, только монахам доставало смелости не подчиняться иным из решений императора. Со своего столпа Симеон Столпник разбирал судебные казусы, пророчествовал, исцелял, укорял правителей и давал им советы.

К концу IV в. от Месопотамии до Северной Африки прокатилась волна насилия, учиненного монахами: в 388 г. они сожгли синагогу в Каллиникуме, вблизи Евфрата, и терроризировали сирийские деревни, где стояли языческие святилища; в 391 г. патриарх Феофил Александрийский призвал монахов «очистить» город, разрушив Серапеум, великий храм Сераписа. Монахи врывались в жилища язычников и искали там идолов. А в 415 г. фанатики совершили одно из самых ужасных преступлений, известных истории, — казнили Ипатию, знатную александрийку, женщину-философа, которую ее ученик, епископ Синезий, называл «матерью, сестрой, учительницей и благодетельницей» (Ер., XVI).

На Востоке епископы покровительствовали монахам ради усиления собственного положения; монахи и епископы поставили себя во главе народа и формировали общественное мнение. По словам Питера Брауна, «эти эксцентрики превращают христианство в религию масс».34 Все это делает достижения их преемников, монахов раннего средневековья, особенно на Западе, тем более удивительными (ср. том III).

§240. Автобус с остановкой в Элевсине

Никакое другое событие не знаменует столь ярко «официальный» конец язычества, как сожжение в 396 г. готским царем Аларихом святилища в Элевсине. В то же время, ничто лучше не иллюстрирует таинственный процесс ухода в тень и сохранения языческой религиозности. В V в. историк Евнапий, сам поклонник элевсинских таинств, передает пророчество последнего легитимного иерофанта. В присутствии Евнапия иерофант предрекает судьбу своего преемника: он будет объявлен вне закона и назван святотатцем; он не будет даже гражданином Афин; хуже того, он, «посвященный другим богам», будет связан клятвой «руководить только церемониями в их честь». Такое святотатство по-

33Peter Brown. The World of Late Antiquity, p. 101 sq.; idem.: The Rise and Function of the Holy Man in Antiquity.

34Brown. The Rise and Function of the Holy Man, p. 107.

349

влечет за собой разрушение святилища и исчезновение навеки культа двух богинь.

В самом деле, продолжает Евнапий, высокопоставленный инициат мистерий Митры (в ранге «патера») стал иерофантом. Он был последним иерофантом Элевсина, потому что вскоре готы Алариха вторглись в страну через Фермопилы, а за ними пришли «люди в черном», христианские монахи, и старейший и важнейший религиозный центр Европы был разрушен.35 И все же, если ритуал инициации ушел из Элевсина, то Деметра не покинула место своей самой

драматичной теофании. Верно, что во всей остальной Греции ее место занял Святой Дмитрий, став покровителем земледелия*90. Но Элевсин знал и до сих пор знает Святую Деметру, святую, не известную в других местах и неканонизированную. Вплоть до начала XIX в. деревенские жители убирали цветами статую этой богини, потому что она обеспечивала плодородие их полей. Но в 1820 г., несмотря на вооруженное сопротивление крестьян, Э.Д. Кларк увез статую и подарил ее Кембриджскому университету.36 Опять-таки в Элевсине, в 1860 г., священник рассказал французскому археологу Ф. Ленорману историю

Святой Деметры: она была старой женщиной из Афин; «турок» похитил ее дочь, но храбрый pallikar сумел освободить ее. И ту же историю услышал Милон от девяностолетней жительницы Элевсина в 1928 г.37 Самый трогательный эпизод, который можно отнести к христианской мифологии Деметры, произошел в начале февраля 1940 г., его много раз пересказывала и подробно комментировала афинская пресса38. На одной из остановок на маршруте между Афинами и Коринфом в автобус вошла старая женщина, «иссохшая и худая, но с огромными живыми глазами». У нее не было денег на билет, поэтому кондуктор ссадил ее на следующей остановке, которой оказался Элевсин. Однако шофер не смог завести мотор, чтобы ехать дальше; в конце концов пассажиры решили «сброситься» и заплатить за старуху. Она вернулась, и после этого автобус тронулся. Тогда женщина сказала им: «Надо было сразу сделать это, но вы эгоисты. И раз уж я здесь, я скажу вам еще кое-что: вы будете наказаны за то, как вы живете, вы лишитесь даже воды и растений!». «Не успела она даже закончить свои угрозы, — про-

35Eunapius. Bioi sophistōn, p. 42 sq. (ed. Boissade, 1822); ср.: G.E. Mylonas. Eleusis, p. 8; C.Kerényi. Eleusis, pp. 17-18.

36J.C. Lawson. Modern Greek Folklore and Ancient Greek Religion, p. 80 sq.

37F. Lenormant. Monographie de la voie sacrée éleusinienne, p. 339 sq.; Lawson. Modern Greek Folklore, p. 81 sq.; Mylonas. Eleusis, p. 12.

38Мы цитируем заметку из «Hestia» от 7 февраля 1940 г., переведенную Ш. Пикаром: «Деметра, сила пророчества», стр. 102-103.

350

должает автор публикации, — как вдруг исчезла... Никто не видел, чтобы она сошла. Пассажиры переглядывались и рассматривали корешок книжечки с квитками — удостовериться, что билет действительно был продан».

В заключение процитируем известное замечание Шарля Пикара: «Думаю, что эллинисты, узнав эту историю, не смогут не вспомнить известный гимн Гомера, в котором мать Коры в облике старухи, изрекала пророчества в доме элевсинского царя Келея и, гневно упрекая людей за нечестивость, предсказывала этой земле ужасные катастрофы»39.

39 Picard., ibid., pp. 103-104.