бы пребывает в состоянии каталепсии, так называемом «прикосновении к нирване». Позже один автор подтверждает это: «Познавшему это бхикку больше нечего делать»12. Что касается «концентрации» (самадхи), это — менее длительные, чем джхана и самапатти, йогические упражнения, самые эффективные для психоментальной тренировки. Мысль фиксируется на предметах или понятиях для единения сознания и подавления ума. Известны разные самадхи, преследующие каждая свою цель.

Мы здесь не останавливаемся на йогических упражнениях и специальных практиках, с помощью которых бхикку продвигается по «пути освобождения»13. Различают четыре этапа этого пути: 1) «вхождение в поток»; на этом этапе свободный от сомнений и ошибок монах будет иметь семь рождений в земной жизни; 2) «единственное возвращение» — ступень тех, кто справился со страстями, ненавистью, сквернословием: им остается лишь одно перерождение; 3) «без возвращения»; монах полностью и навсегда справился с ошибками, сомнениями, желаниями; он возрождается в теле божества, а затем получает освобождение; 4) достижение нирваны еще до конца жизни «достойным» (архатом), очистившимся ото всех «примесей» и страстей, одаренным яснознанием и необыкновенными способностями (сиддхи).

11Digha I 182 sq., цит. в: Eliade. Le Yoga, pp. 174-175. См. также Majjihima I 276 sq. Каким бы ни был дальнейший путь бхикку, овладение четырьмя джхана обеспечит ему новое рождение среди постоянно погруженных в медитации «богов».

12Шантидева (VII в. н.э.); цит. в: Eliade. Le Yoga, p. 177.

13Вспомним восемь «освобождений» (вимокша ) и восемь «состояний совершенства» (абхибхаятана).

89

§159. Техники медитации и их просветление «мудростью»

Как ни штудируй канонические тексты и комментарии к ним, наивно думать, что можно самому «постичь» йогические упражнения. Со времен упанишад лишь практика под контролем учителя дает понимание воздействия и функции тренировок.

Напомним самые важные положения.

1)Прежде всего, йогические упражнения управляются «мудростью» (праджня), т.е. совершенным пониманием психических и парапсихических состояний, которые испытывает бхикку. Интенсивное «осознание» повседневных физиологических действий (дыхание, ходьба, движения рук и т.д.) не ослабевает и в практиках, раскрывающих йогину «состояния» за пределами профанного сознания.

2)«Осознанные» упражнения способны преобразить обыденное сознание: с одной стороны, монах освобождается от ошибок, совершенных «непросветленным» сознанием (например, мысли о реальности «личности» или единой материи); с другой стороны — благодаря выходу за пределы обыденности — он поднимается выше понятий и выходит на уровень невербального понимания вещей.

3)Постоянно упражняясь, монах совершенствуется и находит новые подтверждения правильности выбранного пути — это прежде всего данность «Абсолюта», «несотворенного», выходящего за пределы того, что доступно неозаренному сознанию, реальность «бессмертия», нирваны, о которой можно сказать лишь одно — она существует. Один философ более поздних времен, опираясь на йогический опыт, так объясняет происхождение веры в реальность нирваны: «Напрасно полагают, что нирвана не существует лишь потому, что не является объектом знания. Несомненно, нирвана не познается непосредственно, как цвет, фактура и т.п. Она не познается и косвенно, посредством своих воздействий, подобно органам чувств. Однако ее природа и активность [...] могут бь:ть познаны [...]. Йогин в состоянии сосредоточения осознает нирвану, ее природу и активность. Выйдя из медитации, он восклицает: «О, нирвана! Пустота, покой, совершенство, уход от мира! И вправе ли слепцы, никогда не видевшие ни синего, ни желтого цвета,

заявлять, что и зрячие не распознают краски, будто их нет вовсе»14.

Вероятно, самое гениальное изобретение Будды состояло в том, что он сообщил миру особенный способ медитации: в нем удивительно точно сочетаются аскетические практики, йогические приемы и специфические процессы восприятия. Подтверждается это и тем, что Будда поставил на одну высоту и аскезумедитацию йоги, и постижение исти-

14 Samghabhadra, цит. по: Vallée Poussin. Ibid., pp. 73-74. Ср. Visuddhimagga: «Можно ли уверять, что вещь не существует лишь потому, что ее не воспринимают глупцы».

90

ны. Но, как и следовало ожидать, эти два метода, соответствовавшие к тому же двум разным склонностям натуры, редко с одинаковым успехом осваивались одним учеником. Самые ранние канонические тексты сочетали в себе оба пути: «Пристрастившиеся к йоге монахи (джхаины) порицают монахов, более приверженных Учению (дхаммайогинов), и наоборот. А следует, напротив, уважать друг друга. Как немногие приходят к бессмертию (т.е. нирване), находясь в теле (путем практики ), так нечасто встретишь и тех, кто видит беспредельную реальность, проникая в нее праджней, интеллектом»15.

Все истины Будды должны быть «реализованы» в йогической практике — медитацией и опытом. Потому-то любимый ученик Будды, непревзойденный в познании учения Ананду, не был допущен в Совет (§185): он не постиг «в совершенстве йогический опыт», необходимое условие архатства. В знаменитой сутре из «Самьютты» (II 115) противопоставляются Мусила и Нарада; оба они в равной степени обладали совершенным знанием. Однако Нарада не считал себя архатом: он еще не «входил в состояние нирваны»16.

Эта двойственность совершенно определенно прослеживается в истории буддизма. Некоторые источники даже утверждали, что «мудрость» (праджня) сама по себе способна обеспечить постижение нирваны, и нет необходимости практиковать для этого йогу. В этой апологии «сухого святого», освободившегося путем праджни, просматривается «антимистическая» тенденция, т.е. сопротивление «метафизиков» йогическим крайностям.

Добавим, что путь в нирвану — как и путь к самадхи в классической йоге — приводит к овладению «чудесными силами» (сиддхи; пали: иддхи) — новая «морока» для Будды, как и позднее — для Патанджали. С одной стороны, эти «силы» неизбежно выявляются в ходе вышеупомянутой практики и считаются однозначным показателем «прогресса» монаха: дескать, он твердо стоит на стезе «освобождения от обусловленности» и вышел из-под воздействия законов физической природы, в жерновах которой он перемалывался. С другой стороны, эти «силы» представляют собой опасность, возмущая гордыню монаха соблазном тщеславной «магической власти» над миром и смущая непросветленные умы.

«Чудесные способности» являются одним из пяти разрядов сверхзнания (абхиджня): кроме сиддхи (1), сюда входят : 2) божественное око, 3) божественное ухо, 4) знание чужих мыслей и 5) память о прошлых воплощениях. Абхиджня не отличается от «сил», обретенных

15Anguttara III 355, цит. по: Eliade. Le Yoga, p. 178.

16Cм.:Eliade. Le Yoga, p. 180. См. другие тексты, цитируемые в работе Л. де ля Вале-Пуссена, о Мусиле и Параде, стр. 191 и сл.

91

йогином-небуддистом. В «Дигха-никая» (178 и далее) Будда утверждает, что бхикку в состоянии медитации способен раздваиваться, становиться невидимым для окружающих, парить над землей, ходить по воде, летать в небесах или слышать за порогом слышания, читать мысли посторонних, знать свои предыдущие воплощения. Однако, всегда предостерегал Будда, в этих «способностях» таится опасность: они могут сбить ученика с пути к его истинной цели — нирване. Горделивая демонстрация этих умений никак не служит освобождению. Такие же чудеса могут делать и йогины-небуддисты, сбивая с толку обывателя, который сочтет учение Будды магией. Вот почему Учитель строго запрещал ученикам показывать мирянам чудеса.

§160. Парадокс необусловленного

Что касается преображения профанного сознания бхикку и его йогической и парапсихологической практики, можно понять сомнения, колебания и разноречия — даже в канонических текстах — в вопросах о «природе» нирваны и освобождении от обусловленности. Много копий было сломано в спорах о «пребывании в нирване»: состояние ли это полного угасания монаха или несказуемое посмертное блаженство. Будда сравнивал обретение нирваны с угасанием пламени. Ему возражали: в индийской мысли, дескать, угасание огня не равносильно его исчезновению: это скорее возвращение в непроявленное17. С другой стороны, если нирвана есть идеальное необусловленное, Абсолют, то она не вписывается в какиелибо границы и не описывается категориями познания. В таком случае, можно утверждать: «вошедшего в нирвану» нет в жизни (если понимать жизнь как пребывание в мире), но можно сказать, что он «живет» в нирване, в необусловленном, т. е. в сфере, недоступной человеческому воображению.

Естественно, что Будда оставил этот трудный вопрос открытым. Лишь вставшие на Путь и освоившие хотя бы некоторые йогические практики, одновременно «освещенные» праджней, постигают: для преображенного сознания слова и мыслеобразы больше не имеют силы. Теперь всем правят парадокс и противоречие, когда сущее равно не сущему; поэтому можно утверждать: «Я» одновременно существует и не существует, а освобождение — это и угасание, и блаженство. В некотором смысле — несмотря на различия между санкхья-йогой и буддизмом, — «вошедший в нирвану подобен дживанмукте, «освобожденному при жизни» (§146).

Тот же образ заметили A.B. Keith в упанишадах и Сенар — в эпосе; cм.: Valée-Poussin, Nirvana, p. 146.

92

Необходимо тем не менее подчеркнуть, что идентичность нирваны абсолютно трансцендентному, как бы переставшему существовать Космосу также можно проиллюстрировать образами и символами. Мы уже упоминали космологический и временной символизм «семи шагов Будды» (§147). Можно вспомнить и притчу о «разбитом яйце». Будда разбил яйцо, чтобы объявить о прорыве цепи существований (сансара), иначе говоря, преодолел и Космос, и циклическое время. Не менее живописны и образы «разрушения дома» Буддой и «крыши, пробитой» архатами: это иносказательное уничтожение всего обусловленного мира18. Памятуя о том значении, которое в индийской мысли (прежде всего, традиционной, архаической) придают единству «космос-жилище-человеческое тело», понимаешь революционную новизну увиденной Буддой конечной цели бытия. Архаическому идеалу — «жизни в бессмертной обители» (т.е. вечном существовании в совершенном Космосе) — Будда противопоставил идеал современной ему духовной элиты, который заключается в освобождении от видимого мира и подъеме над «обусловленным порядком вещей». Однако Будда не притязал на «исключительность» своего учения. Он неустанно повторял, что идет «исконным путем», несет людям «учение вечности » (akaliko), завещанное ему «святыми» и «совершенными просвещенными» прошлых времен19, подчеркивая этим непреходящую ценность и универсальность своего Учения.

18См. цитаты в: Images et Symboles, p. 100 sq.; Briser le toit de la maison passim.

19«Я узрел путь древних, старинный путь всех идеальных просветленных прошлого. Это и есть моя тропа» (Самьюттаникая II, 106). В самом деле, «те, кто в прежние времена стали святыми, совершенно просветленными, — все эти высочайшие существа по праву вели своих учеников к той же цели; так же и я веду учеников сейчас, а те, кто в будущем станут святыми, совершенно просветленными, высочайшими учителями, не смогут не повести своих учеников тем путем, каким я сейчас веду своих» (Маджхиманикая II 3-4; II 112; III 134).